Становление властного мышления можно отнести к первоосновам бытия, оно определяет и организует человеческое существование, подобно космическому (божественному установлению) порядку, природным законам и т.п.. Осознание этого порядка в пределах определенного пространства обусловливает процесс социального конструирования, нормирования, т.е. формирования фундамента политической общности. Именно этому контексту обязано своим возникновением институты власти, т.к. всюду власть осмысливалась одновременно в качестве и мироустроительного, и мирозиждительного начала.

Как отмечает в своих исследованиях академик Б.М.Рыбаков, древние славяне во главу угла ставили не только пространственный принцип организации, но также и принцип «центральности», т.е. сосредоточение и объединение пространства и всех членов племени вокруг конкретного символического центра (которое выражала определённая персонифицированная фигура, символизирующая устойчивость и порядок, различающая и защищающая от других враждебных пространств, вносящих хаос в общественное бытие) Рыбаков Б.М. Язычество в Древней Руси. М., 1988..

При всём богатстве и разнообразии мифов существовавших у древних славян можно выделить и общий для них стержень - «властвующее начало» воспринимается как институт общения между сакральным и мирским мирами, а также как сила осуществляющая регуляцию и упорядочение социальной (пубичной) жизни, поддерживая тем самым целостности и единство социальной общности. Втоже время следует отметить, что функциональное значение институтов власти в мифе воспринимались в двух антиномичных плоскостях, которые, в свою очередь, отражали как устойчивость, так и динамику общественного развития.

Во-первых, власть рассматривается как некая упорядочивающая, сохраняющая и, соответственно, подавляющая сила. Так, всякое переступание установленных пределов воспринимается как нарушение закрепленного порядка и ритма сосуществования (не только человека с человеком, но и человека с природным и сакральным мирами), внесение же в социальную жизнь хаоса угрожает не только социальной жизни общности, но и в целом единому космическому устройству. И поэтому институты власти должны «бороться» с этим социальным злом, ибо самым страшным бедствием считалось все то, что грозит несчастием и гибелью общности Лихачев Д.С. Избранное: великое наследие; заметки о русском. СПб., 1997. .

Следовательно, чтобы сохранить социальную общность, индивиды вынуждены вступать во властные отношения, помещать себя в некоторые границы/пределы Естественно, что в каждой политической организации существуют свои представления о пределах (их гибкости, возможности их изменений и т.п.). Скорее эти границы политического можно связать с сегодняшним понятием «меры свободы»., жестко следовать «правилам игры» и, скажем больше, должны мыслить определенным образом, где «правильность» мышления есть способ приспособиться к установленному политическому порядку, становясь тем самым социально позитивными членами социальных отношений. Нарушение последнего чревато для каждого из вступивших во властные отношения утратой возможности самоидентификации и политическому отчуждению.

Во-вторых, власть понималась как высвобождающая, преобразовывающая сила, т.е. осмысление институтов власти здесь связано с понятием «произвол» (самовластие), с выбором и волеустановлением. В этом смысле власть, в данном контексте, наделяется динамическим, преобразующим характером Власть понимается здесь, как «момент свободы, а не ее исход и удел… тем самым она сохраняет за собой возможность новых выборов и решений» (Сапронов П.А. Указ. соч. С. 223.).

Дальнейшее изменение и становление институтов власти многие исследователи связывают с различными историческими особенностями развития страны. Например, с точки зрения В.О. Ключевского история России, как и история самой государственной власти связанна с процессами колонизации. «Область колонизации в ней (в истории России - А.М.) расширялась вместе с государственной ее территорией. То падая, то поднимаясь, это вековое движение продолжается до наших дней» Ключевский В.О. Сочинения: В 9 т. Т. I. С. 50.. И в каждый исторический период перед обществом и властью становятся проблемы организации политического пространства, установления адекватного «житейского порядка», строя людских отношений, интересов, чувств, нравов и т.п. «Сложившегося порядка люди держатся, пока непрерывное движение исторической драмы не заменят его другим» Там же. С. 34., с изменением последнего меняются задачи стоящие перед государственной властью по организации политического пространства и, соответственно, ее институционально-властная конфигурация.

С точки зрения других авторов, хотя в их рассуждениях и идет речь о расширении политического пространства, ведущей причиной формирования и развития институтов государственной ввласти является диалектическое взаимодействия институтов государства и народа. Интересно, в этой связи то, что сам политический институт Царя сложился как «ответ на постоянный конфликт между народом и государством как способ психологической защиты… надежда возлагалась часто не на реального царя, а какой-то мифологизированный его образ» Лурье С.В. Метаморфозы традиционного сознания. Опыт разработки теоретических основ этнопсихологии и их применения к анализу исторического и этнографического материала. СПб., 1994. С. 131.. В этом смысле практика бегства и ухода «от государственной власти составляли все содержание народной истории России. Вслед за народом шла государственная власть, укрепляя за собой вновь заселенные области и обращая беглых вновь под свое владычество», устанавливая в новых местах свою юрисдикцию Сокольский Л. Рост среднего сословия в России как следствие остановки в росте государственной территории. Одесса. 1907. С. 1.. Само расширение государственной территории проходило «сплошь и рядом без всякого экономического расчета, - в силу чисто политических убеждений, иногда даже не для самосохранения и независимости, но для внешнего могущества и величия» Игнатьев Е. Россия и окраины. СПб., 1906. С. 7. . Таким образом, «конфликт между народом и государством приводил к укреплению государства; более того, без этого конфликта русская государственная власть никогда бы не смогла прочно утвердиться на столь огромной территории. Он сам служил залогом могущества Российской империи» Лурье С.В. Указ. раб. С. 140..

Ряд других исследователей развитие институтов государственной власти в России связывают с «модернизационными» и «традиционными» процессами в самом обществе. Так, традиционализм в сфере государственного властвования основан на подчинении институтов власти, прежде всего, высшим нравственно-религиозным ценностям. Само политическое устройство, свойственные ему институты и механизмы суть только инструменты сохранения традиционных структур сознания, заветов старины, духа предков. Ни власть, ни политические институты с позиции концепции традиционализма не обеспечивают единства и целостности сообщества сами по себе, т.к. последнее достигается изнутри, силою духовною, объединяющей людей в известное органическое целое. Поэтому основа и смысл институтов государственной власти, как идеи и как формы, лежит больше в плоскости социально-политических и духовно-нравственных начал, чем в плоскости юридических и экономических основ.

Модернизм в сфере государственного властвования направлен на улучшения социально-экономической жизни общества и его конкретного индивида. По своей сути власть приобретает в контексте последнего механистический, технократический характер, оценивается и воспринимается с формальных предпосылок, т.е. с точки зрения внешнего устройства, эффективности осуществления возложенных на нее ценностей Например, французский традиционалист Рене Генон настаивает, что данные парадигмальные установки свойственны западному (модернизм) и восточному (традиционализм) миросозерцанию. Так, он отмечает, что для запада в общих чертах характерно направленность на действие, на быстрое восприятие различных инноваций, на преобладание действия над умозрением, напротив, для Востока - превосходство умозрения над действием, более медленное восприятие инноваций, либо вообще нивелирования их значения. В первом случае социальная жизнь субъектов подчинена внешним характеристикам, во втором - внутренним, духовным / Генон Р. Кризис современной науки. М., 1991.. Модернизация представляет собой идеализацию некоторой универсальной сущности, годной для всех, представляющей общий путь, на который должно вступить все человечество, подчинив этому идеалу духовную и материальную жизнь (путем переноса, копирования структур, институтов, технологий и образа жизни у тех государств, которые уже идут по этому пути).

С точки зрения традиционализма последовательное воплощение принципов модернизации приводит в конечном итоге к тому, что известная «культур-цивилизационная целостность» разрушается в пользу особого универсального типа цивилизации. За что та или иная культура, как замечает В.Г. Федотова, «платит жизнями, отказом от традиций, упрощенными схемами и насильственной практикой их достижения» Федотова В.Г. Модернизация “другой” Европы. М., 1997.. С точки зрения этих авторов, в рамках исторического развития политической организации можно достаточно отчетливо выявить противоборство этих установок, когда маятник политической мысли и практики «раскачивался» между этими двумя антагонистическими проектами, структурируя под каждый из них систему государственной власти. В свою очередь, диалектическое взаимодействие данных политических проектов в ходе саморазвития общественной системы приводят к эволюции государственности, отражают специфичность и закономерность российских исторических процессов, соотношение действительного и возможного.

С нашей точки зрения все предложенные «исследовательские варианты» развития институтов государственных власти не ошибочны, а отражают отдельные факторы, влияющие на эволюцию последних. Однако следует отметить два момента. Во-первых, изменения в любом традиционном обществе не произвольны. Трансформация институтов государственной власти задается самой политической традицией изнутри. Каждое общество, как отмечает С. Эйзенштадт, «имеет реальные и символические события прошлого, порядок и образы которого являются ядром коллективной идентичности (традиционного общества), определением меры и природы его социальных и культурных изменений. Традиция в этом обществе служит не только символом непрерывности, но и определителем пределов инноваций и главным критерием их законности, а также критерием социальной активности» Цит. по: Лурье С.В. Метаморфозы традиционного сознания. С. 31. .

Следователь неверным будет противопоставление этих двух тенденций в общественном развитии. Всякая современная политическая организация представляет конвергационную взаимосвязь и взаимообусловленность предшествующих этапов развития и будущих перспектив и целей. Думается бессмысленно спорить с известным русским государствоведом А.Д. Градовским, когда он отмечает, что «государство, как всякое историческое явление, подчинено условиям развития, законам прогресса, т.е. его формы переходят от одного относительного принципа, годного для одного времени, к другому, годному для времени последующего… Государство, провозгласившее безусловную годность данных, следовательно, переходящих, начал своего строя, рискует вызвать противоположные идеалы, столь же безусловные и неустойчивые. Отрицаясь от новых требований жизни, оно дает силу утопии; отказываясь от прогресса осуществляемого, оно, в конце концов, сталкивается с идеалами неосуществимыми» Градовский А.Д. Сочинения. СПб., 2001. С. 24 - 25. В другом месте А.Д. Градовский отмечает, что «каждая цивилизация есть продукт положительных и отрицательных факторов. Положительные устанавливают и определяют задачу известной цивилизации; отрицательные разрушают то, что в этой организации было временного, выделяют действительно общие начала (курсив мой - А.М.)» / Там же, С.103. .

Во-вторых, утверждение о том, что источником эволюции государственных институтов власти становится конфликт между властью и народом, тоже чрезвычайно преувеличено. Так, например, С. Лурье анализируя истоки и проявления этого конфликта, в конечном итоге приходит к заключению, что «оппозиция русская община - Российское государство оказывается на поверку неверной. Даже в своих крайних антигосударственных проявлениях русские оставались, по своей сути, государственниками» Лурье С.В. Указ. соч. С. 143.. Для этого достаточно вспомнить Смутное время, когда государство, с его системой органов и учреждений, прекратило в принципе существовать, но было восстановлено силою народного государственного мышления, при широкой поддержки земства.

Как правило, в кризисных ситуациях, слабости институтов государственной власти, вся полнота власти возвращалась земским соборам, которые принимали государственно-значимые решения (определения устройства государства, политические приоритеты и цели развития и т.п.), становящиеся нормативно значимыми для всего народа русского. Как отмечал В. Алексеев «начало оживления земских соборов совпадает со временем тяжелых испытаний, посланных судьбой русскому государству в XVI веке. Вследствие пресечения династии и низложения царя (Шуйского), государство несколько раз оставалось без обычного своего руководителя, царя, и в это “безгосударственное” время власть сама собой возвращалась народу… В такие исключительные моменты земские соборы получали исключительное значение, тогда они являлись верховной властью в государстве» Алексеев В. Земские соборы древней Руси. М., 1915. С. 46..

Однако обратимся к социально-политическим процессам зарождении российской государственной власти. Этот вопрос в настоящее время до сих пор остается открытым, спорным. Существуют различные точки зрения на эту проблему. Так, например, В.О. Ключевский, Н.М. Карамзин, С.М. Соловьев считали, что истоки зарождения русской государственности и формирование отечественной политической традиции следует относить уже к IX в. Причем, С.М. Соловьев например, настаивает на том, что политическая эволюция институтов государственной власти представляет собой единый историко-культурный процесс, хотя в его рамках и существуют различные виды, типы государств. В.О. Ключевский также рассматривает историю России как некое «вековое движение», продолжающееся до наших дней, выделяет четыре основных периода развития: днепровский, верхневолжский, великорусский, всероссийский.

Иначе к этому вопросу подходили историки российской государственности, придерживающиеся евразийской концепции - П.Н. Савицкий, Н.С. Трубецкой, Л.Н. Гумилев, Г.В. Вернадский и др. Так, они обосновывали огромное влияние на развитие российской государственности и политической культуры татаро-монгольского элемента. Л.Н. Гумилев, исходя из этого вообще отмечает, что Древнерусское государство и государство российское, по сути, два разных политических типа, с разными политическими проектами строительства системы государственной власти, ее осуществления и легитимации. Он отмечает, что уже в XIVв. «прежняя Киевская Русь канула в небытие. Ни политического, ни этнического единства русских больше не существовало. Люди остались, но сама система власти и организации отношений между людьми оказалась разрушенной окончательно». «Единственной связующей нитью для русских людей XIVв., - пишет Л.Н. Гумилев, - оставалась православная вера». И уже «к 1380 г. Древняя Русь «растворилась» в Литве и Московской Руси» См.: Гумилев Л.Н. От Руси до России: Очерки этнической истории. М., 2002. С. 135 - 136, 160..

Сам «миф о Киевской Руси, - по мнению современного политолога А.Г. Дугина, - созревает именно в монгольскую эпоху, как ностальгия по «золотому веку» и имеет «проектный», «мобилизующий» характер для будущего державного возрождения» Дугин А.Г. Философия политики. М., 2004. С. 484.. Именно из Московской Руси, опирающейся на православную веру и этническую терпимость, начала постепенно выкристаллизовываться новый тип политической организации, существенно отличающаяся от Древнерусского периода.

По утверждению другого известного историка В.О. Ключевского, «народ становится государством, когда чувство национального единства получает выражение в связях политических, в единстве верховной власти и закона». Именно только в государстве, отмечает историк, «народ становится не только политической, но и исторической личностью с более или менее ясно выраженным национальным характером и осознанием своего мирового значения» Ключевский В.О. Сочинения: В 9 т. Т. I. С. 42.. Следуя этой посылке, можно признать разумность и обоснованность точки зрения Л.Н. Гумилева (вспомним, что на этой позиции настаивал и Н.С. Трубецкой в своей работе «Наследие Чингисхана», См.: Трубецкой Н. Наследие Чингисхана. М., 2000. и ряд других исследователей).

Вся история Евразии, по мнению Г.В. Вернадского, «есть последовательный ряд попыток создания единого всеевразийского государства. Попытки эти шли с разных сторон - с востока и запада Евразии. К одной цели клонились усилия скифов, гуннов, хазар, турко-монголов и славяно-руссов» Вернадский Г.В. Начертание русской истории. М., 2002. С. 31.. И только усилия славяно-руссов увенчались, с точки зрения ученого, успехом: образовалось единое евразийское государство. Древняя Русь со своими вечевыми практиками, разобщенным миросозерцанием была неспособна выжить на этом пространстве и приспособиться к изменяющимся условиям, здесь, прежде всего, требовалось «наличие единого и целостного миросозерцания».

Таким целостным политическим миросозерцанием, по его мнению, было проникнуто только Московское царство. Поэтому Г.В. Вернадский настаивает, что процессы по формированию единой российской государственности стали возможны только в Московский период. Этому сопутствовало два фактора - монгольский и византийский. «Монгольское наследие - Евразийское государство. Византийское - православное государство… Монгольское наследие облегчило русскому народу создание плоти Евразийского государства. Византийское наследство вооружило русский народ нужным для создания мировой державы строем идей» Вернадский Г.В. Указ. соч. С. 35..

Стоит отметить также, что идея единой в политическом и духовном смысле российской государственности становится фактом народного сознания, активно проникает в политическое мышление и действие, как отмечают современные исследователи, начиная с XV в., и особенно утверждается в XVI - XVIIвв. До сей поры подготавливался фундамент, условия для осуществления этого политического единства.

Начиная с митрополита Киевского Иллариона русские книжники стремятся обосновать «величие и красоту земли русской», её целостность и необходимость защиты последней единой властью, формируя тем самым целостное и специфическое политическое мировоззрение в первую очередь политической и духовной верхушки (элиты) общества. Так, в «Слове о Законе и Благодати» XI в. Илларион пишет, что князь должен управлять на земле Русской, которая «ведома и слышима всеми четырьмя концами земли», как «единодержец земли своей».

Начиная с XIII в. в отечественном самосознании начинает преобладать идея гибели Руси, связанная с тем, что каждый «печется своим интересом», а не «отеческим» (государственным), а монголо-татарское нашествие мыслится как Божья кара за забвение христианских норм морали и правил жизни. Все древние источники этого периода - «Слово о погибели Русской земли», «Слово о Полку Игореве» - подчеркивают природное единство Земли Русской, призывают к восстановлению единства державы, обосновывается идея спасения Руси посредством единения всех сил, которое «становится самой насущной жизненной потребностью, условием для выживания всего народа» См. об этом подробнее: Перевезенцев С.В. Смысл русской истории. М., 2004. С. 160 - 163.. Поэтому, заметим, что вследствие «отсутствия политического единства «Русская земля» как понятие относилось к эпохе Древней Руси, а «формирование единого государства (как качественно новый тип политической организации) начинается с XIVв., и уже в «XVв. Россия приобрела полнокровное политическое и национальное единство, в конце XVI - начале XVII в. мы сталкиваемся уже со сложившейся великорусской народностью» Пушкарев Л.Н. Менталитет русского общества на рубеже XVI - XVII веков /Ментальность в эпохи потрясений и преобразований. М., 2003. С.17-18..

Подобного взгляда на формирование единой государственности придерживаются и христианские ученые мужи. Так, митрополит Иоанн (Снычев) в своих очерках о русской историософии замечает, что «поучения Владимира Мономаха, самодержавные устремления святого Андрея Боголюбского, кропотливый труд московских князей по собиранию Руси - все это лишь этапы становления русской державности, завершившиеся двумя царствованиями - Иоанна III и Иоанна IV и утвердившие национальное единство, освященное в своих истоках и целях святынями веры» Митрополит Иоанн. Самодержавие духа. Очерки русского самосознания / Русская симфония. Очерки русской историософии. СПб., 2004. С. 95..

Таким образом, солидаризируясь с точкой зрения Л.Н. Гумилева и Г.В. Вернадского, отметим, что не следует нивелировать древнерусские воззрения политического, правового и социокультурного характера, получившие свое воплощение в типе (стиле) российского политического мышления и сформировавшие национальную политическую традицию, свойственную дальнейшему развитию российской государственности. Например, известная «центральность» и сакральность верховной власти восходит еще к древним представлениям славян об устройстве мира. Общеизвестно, что представления о священном, космическом характере власти в языческой религии остаются и в рамках христианского мировоззрения как духовная основа формирования социально-политических отношений и институтов. Мифо-ритуальный контекст славянского язычества, в рамках которого зарождалось и развивалось христианство, создал и свою систему механизмов преемственности. Так, построение властной иерархии в Московской Руси во многом совпадало с представлениями древних славян о космической, сакральной иерархии.

Причем структура власти и свойственные ей отношения моделируются по аналогии с мифологическо-языческим мировосприятием и воспроизводят отношения в семье и в общине. Подобные мифологические образы рождают и центральный символ Царя, а также символ священного города (население известной территории начинается, как замечает С.Д. Домников, с обозрения сакрального центра, где возводится жертвенник, алтарь будущего храма или очаг жилища Домников С.Д. Мать-земля и Царь-город. Россия как традиционное общество. М., 2002. ). В особом статусе царя («Царь - Бог», «Царь - Отец», «Царь - Земля») в народном сознании перемешиваются языческие и христианские практики восприятия политического. Царь становится сакральным символом присутствия святого в мире, символом Земли русской, символом устойчивости и выразителем определенного жизненного уклада.

По этому поводу Н.Н. Алексеев отмечал, что сама идея монархической власти своими корнями уходит в мифологическо-языческое мышление, которое почти без существенных изменений отражало основные моменты древневосточного абсолютизма. «Теория же восточного абсолютизма, - замечает учёный, - утверждала, что государственный порядок является отражением порядка небесного, что земной владыка является носителем божественных функций, что он есть существо страшное, карающее и милующее, что жизнь и смерть людей - в его руках, что он, как бог, несет спасение подданным, с которыми он связан не правовой, а чисто нравственной связью». И именно «публицисты московской монархии, - продолжает он, - и главным образом Иосиф Санин и его школа, в точности воспроизвели в своих воззрениях все эти основные пункты, изложенные впоследствии в политической теории Ивана Грозного» Алексеев Н.Н. Русский народ и государство. С. 76..

Кроме того, развитие отечественной политической традиции и национальной институционализации государственной власти «было воплощением определенной исторической закономерности, проявлявшей себя в деятельности ряда предшествующих государственных образований» Кожинов В.В. О евразийской концепции русского пути /О русском национальном сознании. М., 2002. С.232.. Так, вся история Евразии, по мнению Г. В. Вернадского, «есть последовательный ряд попыток создания единого всеевразийского государства. Попытки эти шли с разных сторон - с востока и запада Евразии. К одной цели клонились усилия скифов, гуннов, хазар, турко-монголов и славяно-руссов» Вернадский Г.В. Начертание русской истории. М., 2002. С. 31..

Другими словами, государственное строительство было подчинено известным историческим закономерностям, последнее «имело глубочайшие исторические корни, и последовательное “расширение” Руси - России уместно понять поэтому не как волюнтаристскую экспансию, а как исполнение объективной “воли” самой истории» Кожинов В.В. Указ. соч. С. 232. Причем, историки государства и права отмечают, что эти исторические тенденции во многом обусловливали не только становление государственности, эволюцию институциональной и правовой системы, но и существенным образом влияли на специфику взаимоотношения - человека и государства, государственной власти и отдельных территорий и т.д. Еще в Киевской Руси выделяют подобные тенденции, однако, полностью они нашли свое воплощение в Московском государстве.

Так, В. Пузанов замечает, что древняя славянская «история наполнена драматическими событиями, связанными с попытками Киева распространить свою гегемонию на окрестные племена. Процесс этот был длительным и протекал далеко не мирно и не гладко. Только ко времени Владимира можно говорить о его завершении в общих чертах и сложении грандиозного суперсоюза («огромной конфедерации», Киевской Руси - А.М.), охватившего большую часть территории Восточной Европы» История России: Народ и Власть / Под ред. В.П. Сальникова. СПб., 2001. С. 25..

Эту же модель государственного развития В.Н. Топоров «считает правомерным соотнести с моделью отношений Киева с другими городами - идея вбирания-разрастания исходит из образа цивилизационного масштаба, представляемого киевским типом социальности. Позже элементы этого типа развития, в еще более грандиозных масштабах, проявляются на примере роста Москвы и распространяемом ею цивилизационном типе, с той лишь разницей, что Москва вбирала в себя сельские поселения, реализуя уже специфически аграрный тип развития» Домников С.Д. Указ. раб. С. 279.. В этом смысле понятным становится тяготение всех варяжских князей к Киеву, который позволял с экономической, а затем и с политической (центр политической жизни), военной (главный форпост страны против степи) точки зрения, обеспечить зависимость всех русских земель и городов от последнего и, соответственно, их подчинения единому центру власти. Вспомним в этом контексте слова В.О. Ключевского: «кто владел Киевом, тот держал в своих руках ключ от главных ворот русской торговли… в Киеве сходились нити их благосостояния».

С точки зрения М. Ф. Владимирского-Буданова, вообще вся история политического развития российской государственности - есть единое движение по созданию целостного государства на евразийском континенте, это развитие идет от меньших единиц к более крупным Владимирский-Буданов М.Ф. Обзор истории русского права. Ростов н/Д, 1995.. Другого устойчивого политического у России существовать не может, любое деление территорий на малые единицы с их политической автономностью неизбежным образом ведет к краху отечественной государственности. Вся история России, как еще замечал В.О. Ключевский, - это воссоединение, расширение и сплачивание различных территорий и политический традиций в единое целое - русское государство.

3.3 Становление публично-властных институтов в национально-культурном пространстве