Архетип грешницы в русской литературе конца XIX – начала XX века

Отцовство в «бордельном пространстве» может принимать инцестуальные формы, в том числе случайно, по незнанию возникшие. Так, в рассказе П. Кузнецова «Падшая баронесса на Невском проспекте и судьба ее дочери» князь Петр Б., посещая «на правах жениха» Кузнецов П. Указ. соч. С. 6. свою собственную дочь, замечает на комоде медальон, подаренный девушке матерью и узнает на портрете брошенную им когда-то женщину. Брат Параши («Брат-искуситель и падшая сестра» Ал.П. Александровского) становится отцом ее ребенка: «моя сестра… двоюродная… Параша скоро будет матерью…» Александровский Ал.П. Брат-искуситель и падшая сестра. С. 33.. Другой герой того же автора в повести «Брачная ночь отца с дочерью» женится на дочке: «“Кровосмешение, кровосмешение!..” - шептал про себя, как безумный, Владимир Михайлович и рвал на себе волосы» Александровский Ал.П. Брачная ночь отца с дочерью: Повесть. М.: А.С. Балашов, 1910. С. 48.. Наконец, в произведении с многозначительным заглавием «Из воспитательного дома замуж за отца» Стуколкин вступает в брак с собственной дочерью Машей Александровский Ал.П. Из воспитательного дома замуж за отца. С. XVI.. Чтобы исправить ошибку молодости и оставить своей незаконной дочери Лидии наследство, герой рассказа М. Зотова «Брак юной девицы с 70-летним отцом» предлагает девушке стать его женой «только на бумаге» Зотов М. Брак юной девицы с 70-пятилетним отцом / [Соч. Баркова]. М.: Тип. под фирм. «Ломоносов», 1911. С. XV., с тем чтобы после его смерти она из письма узнала тайну своего рождения. Герой может стать отцом для ребенка грешницы. Например, в повести «Брат-искуситель и падшая сестра» Миша хочет жениться на Параше, чтобы покрыть грех девушки.

Разнообразно представлены и фигуральные реализации мотива отцовства. Чаще всего «папашей» становится клиент проститутки. «Папочка», вскрикивает одна из девиц в рассказе М.Н. Альбова «Рыбьи стоны». «Папашкой», «папашей» и «папочкой» называют проститутки Боржевского («Маскарад чувства»), преподавателя-немца - купринская Любка («Яма»), Илью Исааковича - проститутка Маргарита («Илья Исаакович и Маргарита Прокофьевна»). Наконец, «отцовские чувства» питают к спасаемым грешницам сами герои: Васильев - к отвлеченному образу проститутки («Припадок»), Лихонин - к Любке («Яма») и т. д.

Следующий важный мотив «бордельного пространства» - материнство Подробнее см.: Богин И. Истина матриархата // Женщины в истории: возможность быть увиденными: Сб. науч. ст. / Под ред. И.Р. Чикаловой. Мн.: БГПУ, 2004. Вып. 3: www.genderstudies.info/sbornik/sbornik13.doc; Бородина А.В., Бородин Д.Ю. Матриархат: опыт рассмотрения исторической утопии в феминисткой перспективе // Женщины. История. Общество: Сб. науч. ст. / Под ред. В.И. Успенской. Вып 2. Тверь: ОГУП «Тверское областное книжно-журнальное издательство», 2002. С. 99-122; Ивакина В.В. Образ материнства в архаико-мифологическом сознании // Вестн. Северо-Кавказского гос. техн. ун-та. Сер. «Гуманитарные науки». Вып. № 2 (9). Ставрополь, 2003. С. 92-96; Пушкарева Н. Зарубежная историография «истории материнства» как проблемы социальной истории // Женщины в истории: возможность быть увиденными: Сб. науч. ст. / Под ред. И.Р. Чикаловой. Мн.: БГПУ, 2004. Вып. 3: www.genderstudies.info/sbornik/sbornik13.doc; Она же. Материнство как социокультурный феномен: исследовательские подходы в психологии, философии, истории // Там же.. Следует отметить, что, несмотря на «подавляющую позитивную аксиологичность и эмотивность языковых средств, выражающих концепт “мать”» Алексеенко М. Концепт «мать» в синхронной динамике языковой картины мира // Грани слова: Сб. науч. ст. к 65-летию проф. В.М. Мокиенко / [редкол.: А. Шумейко (Россия), М. Алексеенко (отв. ред.; Польша), Х. Вальтер (отв. ред.; Германия). М.: Изд-во ЭЛПИС, 2005 (ГУП Смол. обл. тип. им. В.И. Смирнова). С. 422. в русской языковой картине мира и роль материнства в качестве «уникального механизма “социокультуризации”» Рамих В.А. Материнство как социокультурный феномен: Дис. ... д-ра филос. наук: 24.00.01. Ростов-на-Дону, 1997. С. 12. национальной культуры (как подчеркивает В.А. Рамих, она «состоит в том, что оно выступает в качестве основы межпоколенной трансмиссии культуры, передачи базовых ценностей культуры, сохранения ее постфигуративных элементов, обеспечивая тем самым ее устойчивость и стабильность» Там же. С. 11.), воплощение этих категорий в отечественной литературе неоднозначно. Г.А. Брандт, в частности, признавая, что «святость материнства, кажется, пропитывает все поры русской культуры» Брандт Г.А. Материнство в русской классической литературе XIX века: к феминистской постановке вопроса. С. 189., тем не менее полагает, что русские классики воспевали прежде всего Женственность. «Стратегия материнства в русской классической литературе, - пишет исследовательница, - работает в режиме “по умолчанию”. Материнство как событие жизни женщины почти не представлено в открытом “говорении” классиков о ней, это - не событие для них, но оно проступает как архетипическая структура в отдельных замечаниях, сравнениях, метафорах, в ситуациях ощущения героями сиротства, одиночества, бездомности <…> Материнство оказывается означающим тепла, дома, крыши, потребности в лоне, в защите, героя и / или автора» Там же. С. 197.. В рамках «бордельного пространства» материнство часто описывается в темных, зловещих тонах и реализуется в трагических формах; происходит «отторжение» представлений о святости материнства (ср. в «Истории одной проститутки» Н.П. Огарева беременную Машу привозят в бордель: «…когда увидели, в каком я положении, раздался страшный хохот: «Что ж она здесь будет делать?» - вскричала одна из них [проституток. - Н.М.], помирая со смеха…» Огарев Н.П. История одной проститутки: Из времен жизни в России. С. 332.).

В художественных текстах прежде всего встречается фигура реальной матери (мачехи), с чьего согласия дочь становится проституткой (содержанкой). Нередко она сама открыто торгует девушкой В более завуалированной форме «торгуют» дочерьми на выданье, как, например, в рассказе А.П. Чехова «В номерах», где полковница Нашатырина рассматривает в качестве жениха для Милы и Лили похабника штабс-капитана Кикина, оскорбляющего слух благородных девиц сальными шутками (см.: Чехов А.П. В номерах // Чехов А.П. Полное собрание сочинений и писем: В 30 т. Сочинения: В 18 т. / АН СССР. Ин-т мировой лит. им. А.М. Горького; редкол.: Н.Ф. Бельчиков (гл. ред.), Д.Д. Благой, Г.А. Бялый, А.С. Мясников, Л.Д. Опульская (зам. гл. ред.), А.И. Ревякин, М.Б. Храпченко. Т. 3: 1884-1885 / Подгот. текста и примеч. М.П. Громова и др. М.: Наука, 1975 С. 229-231). В другом чеховском рассказе «Отрава» денежное вознаграждение за женитьбу на его дочери Любочке (400 руб.) требует от капитана Кадыкина Петр Петрович Лысов (см.: Чехов А.П. Отрава // Чехов А.П. Полное собрание сочинений и писем: В 30 т. Сочинения: В 18 т. / АН СССР. Ин-т мировой лит. им. А.М. Горького; редкол.: Н.Ф. Бельчиков (гл. ред.), Д.Д. Благой, Г.А. Бялый, А.С. Мясников, Л.Д. Опульская (зам. гл. ред.), А.И. Ревякин, М.Б. Храпченко. Т. 5: Рассказы, юморески. 1886 / Текст подгот. и примеч. сост. А.Л. Гришунин и др. М.: Наука, 1976. С. 7-11).. Так, Сонечку Мармеладову «в пересмешку» Достоевский Ф.М. Преступление и наказание. С. 17. толкает в разврат Катерина Ивановна. Активно участвует в растлении собственной дочери Аглая, мать Наташки из одноименного рассказа И.И. Ясинского. М. Семенов описывает, почти гротескно изображая страшные черты лица, в своем очерке «преступную мать», сопровождающую дочь, вышедшую на улицу в поисках клиентов: «впал нос, впали глубоко преступные, с нехорошим блеском глаза, впали щеки, выпуклы скулы… Череп… <…> Лицо темное, морщинистое» Семенов М. Преступная мать // Новые петербургские трущобы: Очерки столичной жизни. СПб.: Тип. И.Г. Трейлоба, 1909-1910. С. 87.. Купринскую Женьку «в десять с половиной лет» Куприн А.И. Яма. С. 148. мать продает в городе Житомире доктору Тарабукину. Первый раз продала дочь еще в годы учебы девочки в институте и продолжает торговать восемнадцатилетней Ольгой Николаевной ее мать, «невысокая старуха в черной накидке и черной потрепанной шляпе. Имеет вид благородный, но в то же время и попрошайнический» Андреев Л.Н. Дни нашей жизни. С. 312. («Дни нашей жизни» Л.Н. Андреева). «Целый день не пивши, не евши бегаю по городу… <…> у меня маковой росинки во рту не было… Наконец нашла вполне достойного человека, и вот извольте! Нет, моя дочь, я не позволю, чтоб надо мною так глумились! Если ты не можешь оценить всех жертв, которые я приношу… (Напевает)» Там же. С. 324., - укоряет Евдокия Антоновна дочь. С грустью иронизирует над материнской «любовью» к умершей дочери автор стихотворения «Похороны»:

Мать несчастная! тяжесть утраты

Для нее нестерпимой была:

Утерялся предмет для аферы.

А ведь можно бы после, любя...

(На подлетков падки кавалеры!)

Разыграли б, голубка, тебя.

Но - увы!.. А-ъ П. Указ. соч. С. 7.

Причудливой формой материнства, возникшей в «бордельном пространстве», становится мать, торгующая другими девушками для благополучия своей родной дочери Этот мотив является сюжетообразующим в знаменитой пьесе Б. Шоу «Профессия миссис Уоррен» (1893-1894).. Подобным «семейным бизнесом» занимаются Анна Марковна и Исай Саввич ради дочки Берточки. Репортера Платонова изумляет, как в хозяйке борделя соединяются бандерша («кровопийца, гиена, мегера») и «самая нежная мать, какую только можно себе представить»: «У нее одна дочь - Берта, она теперь в пятом классе гимназии. Если бы вы видели, сколько осторожного внимания, сколько нежной заботы затрачивает Анна Марковна, чтобы дочь не узнала как-нибудь случайно о ее профессии. И все - для Берточки, все - ради Берточки. И сама при ней не смеет даже разговаривать, боится за свой лексикон бандерши и бывшей проститутки, глядит ей в глаза, держит себя рабски, как старая прислуга, как глупая, преданная нянька, как старый, верный, опаршивевший пудель. Ей уж давно пора уйти на покой, потому что и деньги есть, и занятие ее здесь тяжелое и хлопотное, и годы ее уже почтенные. Так ведь нет: надо еще лишнюю тысячу, а там и еще и еще - все для Берточки. А у Берточки лошади, у Берточки англичанка, Берточку каждый год возят за границу, у Берточки на сорок тысяч брильянтов - черт их знает, чьи они, эти брильянты? И ведь я не только уверен, но я твердо знаю, что для счастия этой самой Берточки, нет, даже не для счастия, а предположим, что у Берточки сделается на пальчике заусеница, - так вот, чтобы эта заусеница прошла, - вообразите на секунду возможность такого положения вещей! - Анна Марковна, не сморгнув, продаст на растление наших сестер и дочерей, заразит нас всех и наших сыновей сифилисом. Что? Вы скажете - чудовище? А я скажу, что ею движет та же великая, неразумная, слепая, эгоистическая любовь, за которую мы все называем наших матерей святыми женщинами» Куприн А.И. Яма. С. 65-66.. После того, как умерла «смертью праведницы» ее мать, Берточка «осталась единственной наследницей. Она обратила очень удачно в деньги уютный дом и также и землю где-то на окраине города, вышла, как и предполагалось, очень счастливо замуж и до сих пор убеждена, что ее отец вел крупное коммерческое дело по экспорту пшеницы через Одессу и Новороссийск в Малую Азию» Там же. С. 278..

Матерью может быть и сама грешница. Этот мотив обнаруживается в нескольких вариантах. Так, девушка вступает на путь проституции, чтобы прокормить своих / чужих детей и вообще семью Ярчайший пример мы находим уже в «Преступлении и наказании». Сонечка Мармеладова, фактически ребенок (!), отправляется на панель, чтобы прокормить свою семью, и одновременно величается арестантами «матушкой, Софьей Семеновной», матерью «нежной, болезной» (Достоевский Ф.М. Преступление и наказание. С. 419). Ради своей дочери, «маленькой восхитительно-прелестной кудрявой девочки лет трех или четырех» (Крестовский В.В. Погибшее, но милое создание. С. 636) отплясывает канкан по вечерам героиня «Погибшего, но милого созданья». После танцев влюбленный в нее студент Вахлюков, придя в комнату красавицы, наблюдает идиллическую картину: «…над кроваткой, у изголовья, любовно склонилась на колени она, его девственная, святая Цецилия, в том самом великолепном наряде, в котором развратно блистала она за час перед этим… И все, что только создавало когда-либо чувство высокой, святой материнской любви, отражалось теперь в этих кротких, прекрасных глазах…» (Там же. С. 645).. Так, Клотильда Н.Г. Гарина-Михайловского «начала эту свою дорогу, чтобы спасти свою семью от нищеты… И так обставила все, что семья же от нее отвернулась…» Гарин-Михайловский Н.Г. Указ. соч. С. 225.. Когда в нее влюбляется «молоденький саперный офицер», девушка заочно на словах «уступает» его своей младшей сестре: «У меня есть младшая сестра… Она даже похожа на меня… Поезжай и познакомься с ней… Если ты меня… Ты влюбишься в нее» Там же. С. 227.. Заложив золотой крестик маленького сына, вынуждена идти на панель Аксюша («Преступная мать, или Желтая книжка [Роковая судьба]» А. Гномова): «На Ваню Аксюша взглянула, / И дрогнуло сердце у ней. / Потом вдруг рукою махнула / И быстро пошла из сеней. <…> Лишь утром Аксюша вернулась. / Рублевики сжаты в руке. / И горько на них усмехнулась: / То память о том старике» Гномов А. Преступная мать, или Желтая книжка: Роковая судьба: Рассказ в стихах. М.: Максимов, 1909. С. XII]XIII.. Хильда вынуждена танцевать в кафешантане и таким образом «содержать родителей и маленьких сестер, для которых она единственная опора и благодетельница» Белавенцева О. Указ. соч. С. 15.. «Ценою чести» Вихрь Е. Ценою чести: Очерк из жизни падших. С. 11. спасает жизнь своего умирающего от голода ребенка Гриши Ольга Ивановна Березовская, решившая стать проституткой после самоубийства мужа. Е. Вихрь особенно подчеркивает, «сталкивая» в одном абзаце, образ матери, торгующей собой ради сына, с одной стороны, и отца, покупающего эту самую женщину (об этом мы узнаем из красноречивой детали: он играл «одной рукой брелком - медальоном с портретом его маленькой дочери» Там же.). В рассказе П. Кузнецова «Падшая баронесса на Невском проспекте и судьба ее дочери» Евгения Васильевна Вольтэ открыто продает себя, в то время как ее дочь Нюша «воспитывалась по просьбе матери уже пятнадцать лет у каких-то бедных ремесленников» Кузнецов П. Указ. соч. С. 6.. Проститутка Жаклин вынуждена оставаться в публичном доме, так как ей необходимы деньги на лечение бабушки и содержание глухонемого возлюбленного Анри («Грех Парижа»). В рассказе И. Бабеля «Старательная женщина» трое махновцев договариваются с женщиной о свидании «за два фунта сахару» Бабель И.Э. Старательная женщина // Бабель И.Э. Сочинения: В 2 т. Т. 2: Конармия; Рассказы 1925-1938 гг.; Пьесы; Воспоминания, портреты; Статьи и выступления; Киносценарии / Сост. и подгот. текста А. Пирожковой; Коммент. С. Поварцова; Худож. В. Векслер. М.: Худож. лит., 1990. С. 160.. Когда один из них предупреждает героиню, что их все-таки трое, и советует взять в помощь подругу, она отвечает: «Нет, говорит, я на себя надеюсь, что выдержу, мне троих детей прокормить, неужели я девица какая-нибудь...» Там же.. Героиня рассказа М. Горького «Женщина с голубыми глазами» также занимается проституцией на ярмарке, чтобы обеспечить своим детям приличное будущее. Читатель видит ее глазами стороннего наблюдателя, который бессознательно фиксирует в фигуре, походке, характере героини черты благородной матроны и добродетельной матери: так, в первую встречу повествователем подчеркивается ее медлительность («молча поклонилась и медленно поплыла к столу» Горький М. Женщина с голубыми глазами. С. 327.; «двигалась она так задумчиво, медленно» Там же.) и дородность («высокая, полная, с сильно развитым бюстом» Там же. ). Неспешность и величавость сохраняются в героине, даже когда она становится проституткой: чиновник видит, как она движется «по направлению к скверу своей медленной плывущей походкой» Там же. С. 331., при этом между строк прочитывается, что, возможно, именно в этот момент женщина ищет очередного клиента. Подчеркнуто материнские черты выступают на первый план в конце рассказа, когда героиня покидает ярмарку. Зосим Кириллович Подшибло наблюдает, как она разговаривает с детьми, глядя на них «голубыми, ласкающими глазами» Там же. С. 335., улыбается им, покупает подарки:

- Вот тебе, Варя, мыло... Душистое! На-ка, понюхай, тебе, Петя, - вот нож... Вишь ты, помню, небойсь. А вот апельсины - целый десяток. Кушайте... не сразу только... Там же. С. 336.

Когда подошел пароход, толкнув закачавшуюся пристань, мать «схватила их руками за плечи и прижала к себе, тревожно взглянув вокруг себя. Все были покойны, и она, успокоившись, засмеялась. Дети вторили ей» Там же. С. 337.. Фигурально «продают» восемнадцатилетнюю Аню, после смерти матери взявшую на себя «материнские функции» (она «должна была ухаживать за пьяным отцом, штопать братьям чулки, ходить на рынок» Чехов А.П. Анна на шее // Чехов А.П. Полное собрание сочинений и писем: В 30 т. Сочинения: В 18 т. / АН СССР. Ин-т мировой лит. им. А.М. Горького; редкол.: Н.Ф. Бельчиков (гл. ред.), Д.Д. Благой, Г.А. Бялый, А.С. Мясников, Л.Д. Опульская (зам. гл. ред.), А.И. Ревякин, М.Б. Храпченко. Т. 9: Повести, рассказы. 1894-1897 / Примеч. А.Л. Гришунина и др. М.: Наука, 1977. С. 163.), Модесту Алексеичу, «…не молодому и не красивому, но с деньгами. У него в банке тысяч сто и есть родовое имение, которое он отдает в аренду» Там же. С. 163..

Разновидностью этого мотива можно считать ситуацию, когда женщина продается, чтобы похоронить своего ребенка, как это делает героиня стихотворения Н.А. Некрасова «Еду ли ночью по улице темной».

Грешница может не быть матерью в прямом смысле, но материнство в этом случае функционирует как некая виртуальная категория, возникает в форме мечты - как высшее предназначение женщины. Так, в рассказе М.П. Арцыбашева «Бунт» она трансформируется в субмотив потребности проститутки в собственном ребенке. Лежа с подругой в одной кровати, Полька рыдает от жалости ко всем «несчастным» обитательницам дома терпимости: «Я деточек люблю <…> мне бы детку своего, я бы… Боже мой, как бы я его любила!..» Там же. С. 26. Другой реализацией мотива материнства является акцент на материнской любви, которая просыпается в грешнице к случайно встреченному ребенку. В рассказе Л.Н. Андреева «Защита: история одного дня» вершится суд над проституткой Таней. В качестве «свидетеля» выступает «симпатичный, чисто одетый мальчик, худенький и застенчивый»: «После нескольких одобрительных слов председатель спросил, что делали Белоручка и другие, когда заходили к его бабушке в хату.

- Калтошку чистили, - ответил мальчик и, взглянув исподлобья на председателя, улыбнулся.

Улыбнулся суд, улыбнулись присяжные, улыбнулась и тихо плакавшая Таня, и слезинки блеснули на ее глазах. Колосов заметил эту любовную улыбку матери, похоронившей своего ребенка, и подумал: “Ради одной этой улыбки нужно оправдать ее”» Андреев Л.Н. Защита: История одного дня. С. 65-66.. Проститутка может чувствовать себя «матерью» по отношению к клиенту. Так происходит в купринской «Яме». «Материнская» привязанность Женьки к кадету Коле останавливает ее от умышленного заражения юноши сифилисом. Рассказав ему о своей болезни, она «нежно, тихо, по-матерински погладила его низко стриженную жесткую голову и слегка подтолкнула его в коридор» Куприн А.И. Яма. С. 251..

Следует специально отметить, что в русской литературе реализуются далеко не все смысловые потенции («валентности») мотива материнства. Так, мы не нашли примеров, где бы проститутка воспринималась героем как мать с подчеркнуто физиологическим акцентом, а обладание ею было бы желанно не только в целях сексуальной инициации (в латиноамериканской литературе эта ситуация изображается в повести Ж. Амаду «Мертвое море»), но и с точки зрения получения «родового» опыта, передачи традиции, которую реальная мать не может или не должна передавать, поскольку это опасно для сохранения самого «рода» (образ Пилар Тернеры в романе Г. Гарсиа Маркеса «Сто лет одиночества»).

Интересной вариацией мотива материнства выступает ситуация, когда честная девушка ведет себя как «мать» по отношению к грешнице. Так, например, во «Фрине» Наташа рассказывает Тане свою историю «падения» и слышит в ответ: «Наташа, детка моя», - и Таня с материнской нежностью погладила доверчиво прижавшуюся Наташину головку» Белавенцева О. Указ. соч. С. 53..

Фигурально «матерью» может выступать сводня, хозяйка борделя или хора. Она имеет право наказать, проиграть в карты или перепродать «девочку» или же, наоборот, наградить за послушание. «Мадам» Подробнее см.: Cassiday J.A. & Rouhi L. From Nevskii Prospekt to Zoia's apartment: trials of the Russian procures // Russian Review. 1999. Vol. 58 (3). P. 413-431. чаще всего «стереотипно» изображается женщиной в годах, полной, даже толстой (это подчеркивается почти в каждом тексте), утратившей женские черты, превратившейся в существо, не имеющее пола Подробнее см.: Быкова А.Г. Содержательницы домов терпимости как социальная группа в истории сибирских городов (на примере Омска и Томска в 70-е - 90-е годы XIX в.) // Катанаевские чтения - 98: Материалы II всерос. науч.-практ. конф. / Гл. ред. Н.А. Томилов, отв. ред. Д.А. Алисов, В.В. Кулданов, В.А. Шулдаков. Омск: Сиб. фил. Рос. ин-та культурологии, 1998. С. 100-103.. В прошлом она обычно сама бывшая проститутка, истаскавшаяся и теперь своим внешним видом вызывающая отвращение Уже в литературе начала XIX века зафиксирован этот мотив. Герои поэмы В.Л. Пушкина «Опасный сосед», войдя в бордель видят: «С широкой задницей, с угрями на челе, / Вся провонявшая и чесноком и водкой, / Сидела сводня тут…» (Пушкин В.Л. Опасный сосед // Пушкин В.Л. Стихи. Проза. Письма / Сост., вступ. ст. и примеч. Н.И. Михайловой. М.: Сов. Россия, 1989. С. 157-158). Разительный контраст с молодыми красивыми девушками составляет в «Истории одной проститутки» Н.П. Огарева «толстая дама, хозяйка дома» Марья Ивановна: «лицо ее … как-то лоснилось и было покрыто большими прыщами, нос ее был немного красен, глаза маленькие и узкие и лоб необыкновенно низкий» (Огарев Н.П. История одной проститутки: Из времен жизни в России. С. 326).. Чеховская m-me Дуду - «высокая полная дама с ястребиным лицом» Чехов А.П. Ворона. С. 433.. В «Яме» роль «матери» играет Анна Марковна, эксплуатирующая «девочек» ради безбедной жизни своей собственной девочки: «Ей лет под шестьдесят. Она очень мала ростом, но кругло-толста: ее можно себе представить, вообразив снизу вверх три мягких студенистых шара - большой, средний и маленький, втиснутых друг в друга без промежутков; это - ее юбка, торс и голова» Куприн А.И. Яма. С. 10.. В купринском же «Штабс-капитане Рыбникове» хозяйка дорогого борделя - «пожилая полная дама в черном» Куприн А.И. Штабс-капитан Рыбников. С. 257., «очень приличная на вид, с лицом лимонно-желтым и дряблым» Там же. - ведет себя с гостями «с милым, непринужденным кокетством дамы, годящейся им в матери» Там же. С. 257-258., а они называют ее «мамашей». А.В. Амфитеатров в «Марье Лусьевой» описывает быт в доме знаменитой «генеральши» Полины Кондратьевны Рюлиной, женщины с темным прошлым, бывшей когда-то по слухам содержанкой графа Иринского. В рассказе «Из старых дел» того же автора бордель содержит «жирная, обрюзгшая, болезненно-желтая баба» Амфитеатров А.В. Из старых дел. С. 743.. «Полную особу в сиреневого цвета платье, в серьгах и браслетах на полных полуобнаженных руках» (М. Криницкий «Маскарад чувства») гости называют “maman” и «мамаша». Проституткой, «бродившей по ночам по узким улицам около порта», была когда-то и Гросс Перл, владелица борделя в рассказе А. Мирэ «Лиен», теперь содержащая дом терпимости с семью девушками, «одна красивее другой»: на ней «тяжелое новое платье из толстого, негнущегося шелка» и «крупные фальшивые брильянты» Мирэ А. Лиен. С. 134.. В рассказе Дона Бачары «Невинная девушка в когтях разврата, или Под красным фонарем» хозяйка притона разврата также «толстая, обрюзглая» Дон Бачара / Гейне из Тифлиса [псевд.]. Невинная девушка в когтях разврата, или Под красным фонарем. С. XV.. В другом его произведении «Падшая: История одной любви» борделем на Соболевке владеет «толстая, дебелая» Дон Бачара / Гейне из Тифлиса [псевд.]. Падшая: История одной любви. С. VII. женщина. Клару ее возлюбленный продает в дом терпимости, которым управляет «толстая, с противным лицом» Думогорин М. Указ. соч. С. 3. «бандурша».

Образ «мадам-матери» не всегда представлен в зловещих тонах. В романе А.В. Амфитеатрова «Лиляша» героиню (старую проститутку) «девочки» любят и называют «матерью»: «Елену же Венедиктовну ее девицы обожали: “Мать родная, а не хозяйка! Лучше матери! За нею, как за каменной стеною! Ей бы не в этаком месте, то святою быть!» Амфитеатров А.В. Лиляша: Роман одной женской жизни. С. 17.. Позже, передавая привет от Лиляши своему дяде, рассказчик выдумывает обыкновенную историю об удачном замужестве и «девяти душах детях», полагая при этом, что не далеко ушел от истины.

«Мать» иногда замещается фигурой «тетки» выполняя при этом все ту же функцию «покровительства». Например, в первой части дилогии «Марья Лусьева» А.В. Амфитеатрова главная героиня путешествует с «почтенной тетушкой» Амфитеатров А.В. Марья Лусьева // Амфитеатров А.В. Собрание сочинений: В 10 т. Т. 2: Повесть. Романы / Сост., вступ. статья, примеч. Т.Ф. Прокопова. М.: Интелвак, 2000. С. 149. баронессой Ландио, на самом деле оказывающейся «наемной дуэньей» Там же. С. 150., нанятой для сводничества. В другом романе того же автора «Лиляша» Лили Сайдакову сопровождает ее бывшая служанка: «Перешила Дросида для себя несколько моих старых платьев и появилась при мне всюду - на базарах-то моих - достаточно отвратительная тетушка Дросида Семеновна, которая блюла за поведением племянницы в оба глаза» Амфитеатров А.В. Лиляша: Роман одной женской жизни. С. 523..

Фарсовую окраску приобретает аллюзия на материнскую заботу в рассказе М.П. Арцыбашева «Бунт». Проститутку Сашку, решившую уйти из публичного дома, «тетенька» избивает, совершая при этом условно «родительский» акт: проклинает «неблагодарную тварь» Арцыбашев М.П. Бунт. С. 34.. В лубочном рассказе Дона Бачары «Падшая: История одной любви» сиротку Машку старуха Филимоновна ведет продавать в бордель, при этом девушке говорит, что они идут к «богатой тетке» Дон Бачара / Гейне из Тифлиса [псевд.]. Падшая: История одной любви. С. VII.. Наташу продает в хор к Дарье Ивановне тетка Серафима («Парадиз» Г.И. Чулкова).

Целесообразно также выделить мотивы младенца, ребенка, детей, детскости, детства, так или иначе связанные с концептом материнства. В текстах о грешницах они настолько важны, что, например, в пьесе И.К. Лисенко-Коныча студент Страхов заявляет о необходимости «спасти падшую женщину в лице ее ребенка» Лисенко-Коныч И.К. Указ .соч. С. 19.. Материнство грешницы в рамках «бордельного пространства» может проявляться буквально, в рождении сына или дочери, и чаще всего оборачивается трагедией Всего шесть дней прожил ребенок Маши в «Истории одной проститутки» Н.П. Огарева. Будучи плодом первого «падения», умирает ребенок Катюши Масловой (уйдя от барышень, Катюша «поселилась у деревенской вдовы-повитухи, торговавшей вином. Роды были легкие. Но повитуха, принимавшая на деревне у больной женщины, заразила Катюшу родильной горячкой, и ребенка, мальчика, отправили в воспитательный дом, где ребенок, как рассказывала возившая его старуха, тотчас же по приезде умер» Толстой Л.Н. Воскресение. С. 8.) и Параши («Родила Параша ребеночка; и пронесся слух, что она придушила его. Наехали тут власти поутру на другой день: надзиратель, доктор. Освидетельствовали. Оказалось, что она родила ребенка-то мертвенького» Александровский Ал.П. Брат-искуситель и падшая сестра. С. 43.). Нютка в «Травле» Н.И. Тимковского рассказывает матери о том, что ее ребенок, прижитый от Сережникова, не прожил и двух недель. (В рассказе «нанизываются» и другие «детские» мотивы. Так, сама Нютка «совсем молодая, почти девочка; у нее маленькие голубые, не то испуганные, не то придурковатые глаза, пухлый подбородок, пухлые, как у ребенка, руки и белая, жирная шея» Тимковский Н.И. Указ. соч. С. 28.. Похоронив собственного ребенка, героиня в больнице привязывается к сыну своей соседки Ванечке - «сам беленький, ресницы длинные, черные. Ну, как есть, фанфоровый!» Там же. С. 35. Мальчик засыпает вместе с Нюткой, благословляя ее на ночь, а после смерти матери его приносят из воспитательного дома к героине, так как ребенок заходится в крике. В целом отношения между Нюткой и Ванечкой описываются предельно физиологично, на уровне тактильных ощущений, как между реальными матерью и сыном: мальчик «щиплет» женщину «за щеки, за уши, за нос», «щупает глаза пальчиками», «кусает». «Дам ему кусок булки, он жует, как зайчик; четыре зуба у него: два вверху, два внизу. Смех! А то я жую, а он залезет мне в рот пальцами, вытаскивает оттуда, жует» Там же..) Героиня рассказы С.М. Городецкого «Последнее отдать» рассказывает случайному встречному, что «при живом муже, да не от живого мужа» родила она девчонку, но ребенок умер. «Не живут такие» Городецкий С.М. Последнее отдать // Городецкий С.М. Избранные произведения: В 2 т. Т. 2: Проза / Сост. и коммент. В.П. Енишерлова. М.: Худож. лит., 1987. С. 407., - поясняет женщина, видимо, подразумевая под «такими» детей, рожденных во грехе. В другом рассказе этого же автора умирает недоношенный ребенок Дуни, и теперь она снова «как девушка» Городецкий С.М. Кроты // Городецкий С.М. Избранные произведения: В 2 т. Т. 2: Проза / Сост. и коммент. В.П. Енишерлова. М.: Худож. лит., 1987. С. 411.. Старуха, помогавшая ей в родах, успокаивает девушку: «Выйдешь замуж, еще ребеночек будет, настоящий, а не так, с ветру да без времени…» Там же. С. 413. Маленького Артюшу, незаконного сына Лиляши и Галактиона, испугавшись медвежьего рыка, роняет на пол мамка-кормилица: «к вечеру - жар, к утру - менингит, через сутки - маленький покойник… Скончался … Артемий Галактионович Бенаресов, не дожив двух недель до года и так и не успев переменить фамилии» Амфитеатров А.В. Лиляша: Роман одной женской жизни. С. 388-389.. Вторая беременность Лиляши прерывается по ее собственному желанию. Смертью ребенка заканчивается «бордельное материнство» Аграфены («Христиане» Л.Н. Андреева) («Молилась я, чтобы не рожать, - родила. Молилась, чтобы ребенок при мне жил, - а пришлось в воспитательный отдать. Молилась, чтобы хоть там пожил, - а он взял да и помер» Андреев Л.Н. Христиане. С. 189.) и Ольги Николаевны («Дни нашей жизни»). Дифтерит уносит жизнь незаконной дочери Машки-Гусара, когда-то актрисы Марьи Петровны в рассказе М. Жилина «Падшая». Умирает ли сын Сони в пьесе И.К. Лисенко-Коныча «Проклятая жизнь (Трагедия падшей. Студент-пожарный)», неизвестно, но матери приходится разлучиться со своим ребенком: «Ребенка уж очень было жаль, такой хороший был мальчик, полненький… Тяжело было расставаться с ним … Билась я так-то, билась, а все же ребенка в Воспитательный дом отдала» Лисенко-Коныч И.К. Указ. соч. С. 8..

Ребенок, оставшийся в живых, иногда живет в борделе, как это происходит с героиней стихотворения «Похороны»: «Не в семейном родилась ты доме, / Не средь любящих честных людей, - / Родилась ты в постыдном притоне / И была и в грязи, и в загоне / Во все дни горькой жизни твоей» А-ъ П. Указ. соч. С. 3-4.. Однако чаще такие дети живут вместе с матерью, как, например, Колюшка, незаконнорожденный сын Матреши и Артамона («Стены» С. Найденова). Часто они становятся участниками и наблюдателями развратной жизни «Чувством матери нагло торгуя», вывозит с собой на Невский проспект неизвестно от кого родившегося маленького сына и кокотка-француженка в стихотворении Н.А. Некрасова «Убогая и нарядная»: «Ты у бога детей не просила, / Но ты женщина тоже была, / Ты со скрежетом сына носила / И с проклятьем его родила; / Он подрос - ты его нарядила / И на Невский с собой повезла <…> Удивлялась вся гвардия наша / (Да и было чему, не шутя), / Что ко всякому с словом “папаша” / Обращалось наивно дитя...» (Некрасов Н.А. Убогая и нарядная. С. 41). А чапыгинская героиня Дарья приезжает в Петербург из деревни, чтобы устроится, пользуясь протекцией своей сестры, посудомойкой в публичный дом, и привозит с собой сына Митьку, который не только видит все происходящее, но и вынужден спать в комнате тетки, принимающей ночью мужчин («Барыни»).. Так происходит в рассказе М. Горького «Страсти-мордасти», где Ленька, лишенный способности ходить наблюдает, как его мать «зарабатывает» тут же, в этой же комнате. Нередко такие дети становятся подкидышами. Например, героиня рассказа А.И. Левитова «Девичий грешок» подбрасывает собственной матери своего незаконного ребенка, прижитого, видимо, от брата хозяйки мастерской, где девушка работает, «молодого француза, с тонкими горизонтальными усами, козлиной бородкой и, кроме того, с необыкновенно алыми, ароматическими губами» Левитов А.И. Девичий грешок. С. 118.. Мотив подкинутого младенца в юмористической форме предстает в рассказе А.П. Чехова «Беззаконие». Главный герой коллежский асессор Мигуев находит у себя на крыльце подкидыша и решает, что это его ребенок, прижитый с горничной Агнией. Испугавшись упреков жены и насмешек сослуживцев, он сначала несет малыша на другой конец дачного поселка, чтобы положить на крыльцо купца Мелкина, но уже на пороге соседской дачи останавливается и возвращается обратно, готовый покаяться в «грехе» перед супругой Анной Филипповной. «Плача, замирая от страха и стыда, полный надежд и неопределенного восторга, он вошел в свою дачу, направился к жене и стал перед ней на колени...» Чехов А.П. Беззаконие // Чехов А.П. Полное собрание сочинений и писем: В 30 т. Сочинения: В 18 т. / АН СССР. Ин-т мировой лит. им. А.М. Горького; редкол.: Н.Ф. Бельчиков (гл. ред.), Д.Д. Благой, Г.А. Бялый, А.С. Мясников, Л.Д. Опульская (зам. гл. ред.), А.И. Ревякин, М.Б. Храпченко. Т. 6: 1887 / Подгот. текст и сост. А.С. Мелкова, В.М. Родионова, Е.М. Сахарова. М.: Наука, 1976. С. 251.. Уже после признания Мигуев узнает, что ребенка ненадолго положила на крыльцо наемная работница.

В редких случаях акцент ставится на детях, ради воспитания которых занимаются проституцией. Так, «женщина с голубыми глазами» из одноименного рассказа М. Горького, вдова, чей муж, лоцман, погиб в ледоход, вынуждена взять желтый билет во время ярмарки, чтобы прокормить двоих своих детей: мальчика и девочку («В гимназии сын-то <...> Жалко отрывать-то от ученья... Тоже и дочь... и ей чего ни то надо дать» Горький М. Женщина с голубыми глазами. С. 329., - мотивирует героиня свое решение). Помощник частного пристава Зосим Кириллович Подшибло сначала не верит ей: «Чего она притворяется и корчит из себя какую-то фуфыру? Дети?! Чушь. Наглость. При чём тут дети? Гулящая баба приехала на ярмарку продавать себя и ломается зачем-то... Страдалица, по нужде... дети. Кого она хочет этим надуть? Нет силы на открытый грех, она и прикрывает его нуждой. Ф-фа! Скажите!..» Там же. С. 335. Но встретив ее на пристани, ожидающую пароход на Кострому, увидел рядом «мальчика, беленького и робкого, в старой затасканной гимназической форме, с подвязанными чёрной косынкой ушами, и девочку в клетчатом, не по росту большом, ватерпруфе <…> Мальчик был похож на неё: у него глаза тоже были голубые, он часто поворачивал свою головку в картузе с надорванным козырьком назад к матери и, улыбаясь, что-то говорил ей. Девочка была сильно ряба, востроноса, с большими серыми глазами, сверкавшими живо и умно» Там же..

Фигурально «детьми» / «дочками» именуются уличные девицы или проститутки в публичном доме. «Ей-богу, она здесь как за родную дочь» Куприн А.И. Яма. С. 12., - говорит о совращенной девушке, попавшей в публичный дом, Анна Марковна («Яма» А.И. Куприна). В рассказе С.М. Городецкого «Шуба» жена педагога «с сорока недельными часами и двести двумя рублями жалованья в месяц» Городецкий С.М. Шуба. С. 157. решилась продать себя, чтобы получить 500 рублей на шубу. Она становится «дочерью улицы»: «…лицо ее приняло хищническое выражение, сероглазые звезды заблестели совсем иным блеском, губы увлажнились и полураскрылись, грудь ослабла в коконе тканей, и ноги чуть-чуть подогнулись, отчего походка стала неровной и ищущей.

И улица сразу узнала свою дочь» Там же. С. 166.. «Ночных веселий дочерью» Блок А.А. Повесть // Блок А.А. Полное собрание сочинений и писем: В 20 т. / Редкол.: А.Л. Гришунин (гл. ред.) и др.; Основные тексты и др. ред. и варианты стихотворений подгот., коммент. сост. В.Н. Быстров и др.; Рос. акад. наук, Ин-т мировой лит. им. А.М. Горького, Ин-т рус. лит. (Пушкин. дом). Т. 2: Стихотворения: Кн. 2 (1904-1908) / Отв. ред. и авт. ст. А.В. Лавров, З.Г. Минц. М.: Наука, 1997. С. 110. именуется женщина в красном платье, героиня стихотворения А. Блока «Повесть».

Проститутка может и в буквальном смысле быть маленькой девочкой или совсем юным подростком. В таких случаях мотив часто обрастает дополнительными коннотациями в форме упоминаний о недетском взгляде ребенка или «материнском поведении» юной героини Так, молодость юной проститутки выставляется как достоинство уже в поэме В.Л. Пушкина «Опасный сосед»: «Не девка - золото; из всей Москвы красотка. / Шестнадцать только лет, бровь черная дугой, / И в ремесло пошла лишь нынешней зимой» (Пушкин В.Л. Указ. соч. С. 156-157). Совсем молоденькую девушку видит перед собой художник Пискарев, войдя впервые в публичный дом, где обитает его красавица: «Она была свежа; ей было только 17 лет; видно было, что еще недавно настигнул ее ужасный разврат; он еще не смел коснуться к ее щекам, они были свежи и легко оттенены тонким румянцем - она была прекрасна» (Гоголь Н.В. Указ. соч. С. 21). Растление шестнадцатилетней Насти (Настасьи Филипповны), которую Тоцкий приметил четырьмя годами ранее (когда она была еще «девочкой лет двенадцати, резвой, милой, умненькой и обещавшей необыкновенную красоту»), описывает Ф.М. Достоевский (Достоевский Ф.М. Идиот. С. 35). На своих именинах героиня саркастически замечает, что совращение малолетних детей - это дело Афанасия Ивановича, «это он младенцев любит» (Там же. С. 143). Также В.А. Гиляровский в рассказе «Каторга» наблюдает как один из «котов» продает «плечистому брюнету с коротко стриженными волосами» «пьяную девчонку, лет тринадцати, с детским лицом, с опухшими красными глазами» (Гиляровский В.А. «Каторга». С. 76).. Купринская Женька, проданная матерью в десять с половиной лет, рассказывает своим товаркам о разговоре со своим растлителем: «Я целовала его руки, умоляла пощадить меня, я кричала ему: “Я маленькая!” А он мне отвечал: “Ничего, ничего: подрастешь”» Куприн А.И. Яма. С. 148.. В рассказе М. Горького с символическим заглавием «Девочка» герой встречает грязную девчушку лет одиннадцати в «когда-то розовом» платье, которая поет колыбельную воображаемому ребенку, держа в руках «черенок деревянной ложки, окутанный в красную тряпку» Горький М. Девочка // Горький М. Полное собрание сочинений. Художественные произведения: В 25 т. Т. 6: Рассказы, очерки, наброски, стихотворения. 1901-1907. М.: Наука, 1970. С. 94-95.. Она же зовет мужчину с собой «за пятиалтынный», побуждая его уведомлением: «Ты что кобенишься? Думаешь - я маленькая, так кричать буду? Не бойся, это я прежде кричала... а теперь...» Там же. С. 96.. На вопрос собеседника, почему она, обругав нищего, все же дала ему денег, свою печальную историю рассказывает героиня другого горьковского рассказа «Светло-серое с голубым» проститутка Таня: «Он ведь тот самый подлец, который сосватал меня одному тут судье... Мне тогда еще пятнадцати не было... без четырех месяцев пятнадцать лет, а он уж... Разве это хорошо? А еще товарищ папашин, вместе лакеями служили, в одной гостинице. Хорошо, что папаша помер, ничего не зная, а то бы убил он меня, Мамаша белье стирала на гостиницу, а я носила... Ну, конечно, - девчонка! Пригласили меня в номер, напоили, - ничего не помню! Проснулась - господи! - как раздавленная! Всё этот виноват: он устраивал... “Двадцать пять рублей, говорит, дадут тебе, жить весело будешь”» Горький М. Светло-серое с голубым. С. 425.. В стихотворении В.Я. Брюсова «Продажная» юная проститутка чуть старше горьковской: «Едва ли ей было четырнадцать лет - / Так задумчиво гасли линии бюста. / О, как ей не шел пунцовый цвет, / Символ страстного чувства!» Брюсов В.Я. Продажная // Брюсов В.Я. Собрание сочинений: В 7 т. / Под общ. ред. П.Г. Антокольского (и др.); Подгот. текстов и примеч. Н.С. Ашукина (и др.); Вступ. ст. П.Г. Антоколького. Т. 1: Стихотворения. Поэмы. 1892-1909. М.: Худож. лит., 1973. С. 108. Столь же молода («как дитя» А-ъ П. Указ. соч. С. 5.) героиня другого стихотворения «Похороны»: «Профиль строг, подбородок овален, / Щечки свежи, белил ни следа; / Только взгляд что-то очень печален: / Знать недавно попала сюда» Там же.. В рассказе Дона Бачары «Невинная девушка в когтях разврата, или Под красным фонарем» отец и сын Полубояриновы «спасают» из дома терпимости «молоденькую девушку, румяную и жизнерадостную, совсем еще ребенка» Дон Бачара / Гейне из Тифлиса [псевд.]. Невинная девушка в когтях разврата, или Под красным фонарем. С. VI.. Герой «Городской любви» П. Кожевникова, встретив на улице проститутку, «почуял своей острой опытностью, что она очень молода еще, и еще есть в ней что-то нетротуарное, и должно быть пленительным ее тело девочки» Кожевников П.А. Городская любовь. С. 31.. «И сколько в этот самый миг в этих каменных домах таких соединений диких: стариков с младенцами, старух с подростками» Там же., - задумывается 36-летний главный герой, ищущий в продажной женщине свою Мечту. Проститутка в турецком наряде, подошедшая к Дурневу («Маскарад чувства»), «была совсем маленькая, почти ребенок, и ее тонкие плечи, обнаженные, с выпиравшими надгрудными косточками, были невинны и жалки» Криницкий М. (Самыгин М.В.). Маскарад чувства. С. 38-39.. Позже она «по-детски» Там же. С. 48. обвивает руками шею Боржевского. В рассказе Б. Лазаревского «Грех Парижа» читатель узнает, что в четырнадцать лет Джозепина стала любовницей 48-летнего Пабло, любовника ее матери, - «Лолитой».

Разновидностью мотива ребенка можно считать ситуацию, когда «падшие созданья» характеризуются через детскость, ребячливость, склонность к шалостям, резвость и т. д. Такой лейтмотив проходит через весь роман А.И. Куприна «Яма». Всех обитательниц заведения Анны Марковны Платонов характеризует как настоящих «детей» (Любку, Маню, даже Женьку): «В четырнадцать лет ее растлили, а в шестнадцать она стала патентованной проституткой, с желтым билетом и с венерической болезнью. <…> ее обиходный словарь <…> совсем как у ребенка или дикаря <…> Ее умственное развитие, ее опыт, ее интересы так и остаются на детском уровне до самой смерти» Куприн А.И. Яма. С. 88.. И далее: «Ведь все они, которых вы берете в спальни, поглядите, поглядите на них хорошенько, - ведь все они - дети, ведь им всем по одиннадцати лет. <…> наивные, доверчивые, капризные, не знающие, что скажут и что сделают через полчаса - совсем как дети. Эту светлую и смешную детскость я видел у самых опустившихся, самых старых девок, заезженных и искалеченных, как извозчичьи клячи» Там же. 70.. (Неожиданно и хозяйка заведения, сама, видимо, бывшая проститутка, даже будучи старухой, сохранила взгляд ребенка, что удивляет рассказчика: «Странно: глаза у нее блекло-голубые, девичьи, даже детские, но рот старческий, с отвисшей бессильно, мокрой нижней малиновой губой» Там же. С. 10..) Платонов указывает на «игры» проституток: «Между девушками существовало даже какое-то вздорное, детское, странное соревнование в умении “высадить гостя из денег” <…> в их мелочной, однообразной, привычно-праздной жизни было вообще много полуребяческой, полуистерической игры» Там же. С. 59.. Клотильда Н.Г. Гарина-Михайловского, увиденная глазами героя за рулем маленькой лодки и в костюме амазонки, кажется ему «ребенком» Гарин-Михайловский Н.Г. Указ. соч. С. 204, 214.. В рассказе «Фрина» Хильда хохочет, кувыркается в кровати и, «как ребенок, шаловливо» Белавенцева О. Указ. соч. С. 25. хлопает в ладоши. Развратный полковник Фон-Ранкен пытается придать купле-продаже Ольги Николаевны «невинные» черты: «Будем, как дети! (Смеется.) Не думайте, Олечка, что если с виду я немного и строг, то не умею резвиться. Нет, я очень, очень умею резвиться!» Андреев Л.Н. Дни нашей жизни. С. 333-334. («Дни нашей жизни» Л. Андреева).

Детскость грешницы может обусловливаться не только особенностями характера, но и желанием привлечь клиента, создать для него иллюзию невинности. Поэтому, например, среди бордельных проституток всегда есть одна, одетая в костюм бэбе. В очерке Ю. Ангарова «Невский вечером» фигурирует гимназистка лет семнадцати, одетая в гимназическую форму, голубые ленточки и передник. Автор поясняет: «Ведь девочка, гимназистка, молодое тельце, наивность, стыдливый трепет - все возбуждает, влечет, манит, приковывает, парализует» Ангаров Ю. Невский вечером. С. 24-25.. Но она уже развращена и ловко манипулирует своим клиентом, который, поддавшись обману, оставляет ей деньги («Пусть девочка купит ленточки и шоколад» Там же. С. 27.) и чувствует себя на вершине блаженства («Ах, как это молодо, сколько в этом прелести. Он сам приобщается к неиссякаемому источнику молодости» Там же. С. 25.). Этот мотив трагически усложняется в рассказе И.А. Бунина «Три рубля», героиня которого, девушка «в коричневом гимназическом платье и соломенной шляпке с пучком искусственных васильков сбоку» Бунин И.А. Три рубля. С. 314. «решилась продать за три рубля свою девственность» Там же. С. 316. незнакомцу в гостинице. Герой принимает ее за настоящую проститутку («…я только думал, что вы еще малоопытны, хотя уже знаете, что некоторые девицы в известных домах надевают гимназическое платье» Там же. С. 316-317.), но оказывается, что девушка только весной закончила гимназию и другой одежды у нее просто нет.

Изображение развратной жизни грешницы нередко контрастирует с невинностью и чистотой ее детства. Например, в «Происшествии» Надежда Николаевна вспоминает свою «последнюю счастливую весну»: «Была тогда я девочкой семи лет, жила у отца и матери в деревне, в степи» Гаршин В.М. Происшествие. С. 68.. Далее следует лирическое описание пробуждающейся природы. Также «беззаботное детство, охраняемое ласками матери» Левитов А.И. Девичий грешок. С. 117., вспоминает мастерица Вера в рассказе А.И. Левитова «Девичий грешок», а другая девушка, будучи тяжело больна, просит Веру написать письмо домой, чтобы не дать ей «без матери умереть» Там же. С. 118.. Хочет «назад отодвинуться, к детству» Левитов А.И. Погибшее, но милое созданье. С. 82. после разгульной жизни и разбойница Саша в «Погибшем, но милом созданьи». Героиня «Итогов прошлого…» А. Бедного в полузабытьи вспоминает детские годы, проведенные в доме родителей: «И вдруг мне пригрезилось, что <…> я сама вовсе не взрослая - а маленькая девочка и зовут меня “Маней”. <…> Вот я так сладко засыпаю в своей постельке. Отец наклонился надо мною и гладит меня по голове… Еще кто-то подошел и поцеловал меня в лоб. О, я знаю! Это - моя мама!» Бедный А. Итоги прошлого... (Заключительные страницы из дневника одной падшей). СПб.: типо-лит. «Энергия», 1908. С. 10-11.. Из этого описания «вырастает» идеализированный образ детства - утраченного рая. «Какою я была счастливою, маленькая!» Там же. С. 12. - восклицает умирающая голодной смертью проститутка: «Вернись, вернись ко мне, мое золотое детство!.. Вернись ко мне, моя юность!..» Там же. С. 14.

Детские черты и поступки приписываются некоторым покупателям живого товара. Так, «чрезвычайно смешон и прост как дитя» Гоголь Н.В. Указ. соч. С. 21. гоголевский Пискарев, впервые попавший в дом терпимости. Коля Гладышев, узнав, что Женька больна сифилисом, «закрыв ладонями лицо, расплакался искренно, совсем по-детски» Куприн А.И. Яма. С. 250..

Для топоса женской греховности важным оказывается мотив сестринства Подробнее см.: Михайлова М.В. Феномен сестринства: Вступительная статья // Сестры Герцык. Письма / Составление и комментарий Т.Н. Жуковской. СПб.: ИНАПРЕСС, 2002. С. 14-28., особой возникающей в «доме» близости. Как указывает А.К. Жолковский применительно к теме проституции в литературе, «братские» отношения понимаются либо в «исходном семейно-инцестуальном смысле, либо расширительном - христианском, классовом, партийном» Жолковский А.К., Ямпольский М.Б. Указ. соч. С. 187.. Когда речь идет о «бордельном пространстве», можно выделить следующие типы родственных связей. Так, в тексте нередко фигурирует реальный брат / кузен грешницы. Он может любить, но стыдиться поведения своей сестры. Такой вариант мы находим, например, в романе А.В. Амфитеатрова «Лиляша». Павел встречает свою незамужнюю сестру, имеющую любовника, «с искренним восторгом - от себя и с заметным страхом и конфузом - что-то скажет его общество? <…> Брат и сестра за четыре года, что не видались, сильно отвыкли друг от дружки. Он ей показался провинциально заплесневелым, она ему - он уж боялся, каким именем определить, - в самом деле чуть не кокоткою…» Амфитеатров А.В. Лиляша: Роман одной женской жизни. С. 460..