У истоков раскола Русской Церкви в XVII веке: исправление богослужебных книг при патриархе Никоне (1654-1666 гг.) (на материалах Требника и Часослова)

В «Оглашении» в чине Великого ангельского образа слова «в воинстве ангеловидного пребывания» заменены на «… ангеловидного жития». Слово «пребывание» означает как труды, служение (что сопоставимо со значениями слова «житие» - жизнь, образ жизни, деяния святого), так и «место пребывания» (с ангелами), что также соотносит сегодняшнюю жизнь монаха с будущей жизнью Царства Небесного. В том же «Оглашении» слова «… прав есть в Царство Небесное» заменены на «управлен есть в Царствии Небесном». Если в никоновской редакции речь идет о Царстве Небесном как цели, то в никоновской - о Царстве как совершившемся факте, достигнутой цели.

Во 2 молитве перед пострижением в том же чине слова «ангеловидное обещание непоколебимо основанно…» заменены на «… непоколебимое совершенное». Таким образом, в никоновской редакции речь идет об «основании» монашеской жизни, в никоновской - о совершившемся спасении монаха. А в 3 молитве перед пострижением слова «благоугодити Тебе в совершении» заменены на «благоугождати Тебе в совершенстве». Ключевой для понимания является здесь замена слова «совершение», имеющего отношение к повседневной деятельности монаха, на «совершенство», как конечный итог монашеского подвига. Характерна также замена в молитве на снятие кукули в том же чине слова «предспеяние» (подвижничество) на «преспеяние» (успех, удача - как результат подвижничества).

Некоторые замены выводят верующего на обобщающий уровень в осмыслении не только своего спасения как действия Бога, но и земной жизни. Например, в Чине на разлучение души от тела в 1 песни Канона на исход души слова «приидите… иже благочестно в житии живущие» заменены на «… пожившие». В данном случае в дониконовской редакции речь идет о жизни продолжающейся, в никоновской - об итоге жизни, подводимом человеком.

С особой силой спасение подчеркивается как совершившееся в Чине погребения мирян, одном из наиболее эмоциональных чинов Требника. Особенностью здесь является то, что целый ряд изменений вводят обобщающее понятие о смерти, подчеркивая что смерть христианина является началом новой жизни. Особенно наглядно это можно видеть при сопоставлении удаленных текстов ряда песнопений и никоновских, заменивших их. Вот лишь один пример:

Как видим, в никоновской редакции речь идет не о смерти во всем ее ужасе, а о будущей жизни.

А в одной из самых печальных стихир, поемых непосредственно при погребении, слова «Приидите, воззрим на гроб ясно, где доброта телесная, где юность…» заменены на «приидите, узрим на гробех ясно…». В никоновской редакции употреблено слово «узрети», означающее не только смотрение, но и уразумение, понимание (значения смерти). К тому же слово «гроб» употреблено во множественном числе - речь, таким образом, идет не об отдельной смерти, а о смерти, как участи всех. Смерть в никоновском тексте - прежде всего смерть христианина, и уже потом - отдельного человека. Именно это - введение обобщающего понимания смерти - во многом превращает погребальный чин в напоминание о будущем воскресении.

Особое значение в этом плане имеют изменения в так называемых стихирах на целование, поемых непосредственно перед погребением и имеющих наиболее сильное эмоциональное воздействие. Изменения в их тексте многочисленны и все они так или иначе вводят обобщающее понимание смерти. Так, в одной из стихир на целование слова «Егда душа от тела нуждею разлучается, восхитима страшными ангелы…» заменены на «Егда душа от тела имать нуждею восхитится страшными ангелы». В дониконовской редакции подчеркивался элемент принуждения к «разлучению души от тела», в никоновской, напротив, подчеркивается момент неизбежности смерти (введение сложной формы будущего времени «имать… восхитится»), удалено и упоминание о «разлучении» души от тела, усиливавшее в дониконовской редакции эмоциональность фразы, подчеркивая тяжесть момента для умирающего. Тяжесть момента расставания для умершего и его близких в дониконовской редакции подчеркивали слова «Се бо разлучаемся, воистинну суета человеческая», замененные в никоновской редакции на «Тогда Судию моляще, вси помолимся, да простит Господь, яже содела». При этом слова о Страшном суде в никоновской редакции существенно расширены: слова дониконовского Требника «…токмо печется о Страшнем Судищи, како предстати Господеви…» заменены на «и печется о будущих судилищей стоянии, яже суеты и многотрудныя плоти разрешении» Все это переносит акцент со скорби умершего и его близких, на загробную участь человека, об облегчении которой призываются молиться окружающие умершего. Далее в другой стихире слова «жития… торжество всесуетное» заменены на «торжество суеты». Так как часть слова «все» обычно подчеркивает сильную степень чего-либо (в данном случае - суеты мира), то удаление частицы не только снизило эмоциональность фразы, но и вывело понимание смерти на более общий уровень.

В другой стихире слова (применительно к телу умершего) «сосуд разседеся» заменены на «сосуд раздрася». Слово «разседеся», означающее «лопнуть», «развалиться», «разломиться», и, в отличие от более нейтрального «раздратися» (со значением разрушения) более натуралистично передает картину смерти. «Натурализм» удаляется и из текста еще одной стихиры, когда слова «распадшегося во гробе… тьмою погибающа…» заменяются на «разрушеннаго… тьмою иждиваема». Также и слово «иждивати» («израсходовать», «провести» (напр., жизнь)) имеет более расплывчатое значение, чем эмоциональное «погибати», означающее страдание и гибель. В следующей стихире слова, описывающие положение умершего с внешней стороны «где очи краснии, и зрак наш, вся изше, яко сено, вся изчезнуша, темже ко Христу припадем со слезами, сего покоити» заменены на «где суть очеса, и зрак плотский, вся увядоша, яко трава, вся потребишася, приидите, ко Христу припадем со слезами». В данном случае происходит удаление «натуралистического» описания положения умершего при усилении, правда, акцента на полном уничтожении телесности (замена слова «исчезоша» на «потребишася»). При этом характерно удаление слов «сего покоити» - в данном случае «припадение ко Христу» связано с плачем о смерти и смертности человека, а не только конкретного умершего.

В следующей стихире слова «Весь живот наш яко цвет есть, дым же и прах, и яко роса утренняя воистинну» заменены на «Яков живот наш есть; цвет, и дым, и роса утренняя воистинну». Слово «весь» подчеркивало всеобъемлющий характер тленности жизни, как и слово «прах», употребленное в дониконовской редакции и удаленное в никоновской.

Далее слова «нашедши бо смерти, сия вся (богатство, славу - Н.С.) погубит» заменены на «… потребишася». Действительный залог в дониконовской редакции придает смерти значение как бы самостоятельного субъекта, тогда как в никоновской редакции возвратный залог удаляет эту ассоциацию. Здесь же слова «преставльшагося от нас покой» заменены на «преставленнаго от нас…», в страдательном залоге, что подчеркивает несмостоятельность человека, общность его участи со всеми людьми. В другой погребальной стихире слова «заповеди Твоея преступник быв» заменены на «заповедей Твоих…», что подчеркивает согрешение человека не только в раю (где была единственая заповедь - не вкушать от древа), но и в дальнейшем.

Еще в одной стихире слова «се бо изыде от рождения своего, ко гробу приближается» заменены на «се бо, оскуде от сродства своего, ко гробу тщится». Слово «изыти» означает уход, удаление, тогда как «оскудети» - умаление, обеднение, уничтожение, что более точно подчеркивает удаление человека от всего житейского. Также слово «тщитися», означающее усердие, стремление, подчеркивало и необратимость ухода человека «ко гробу». Замена слова «изыти» на «оскудети» повторяется далее в другой стихире на целование, когда слова «дух бо изыде от телеси» заменяются на «дух бо оскуде от селения», что в данном случае также подчеркивает необратимость смерти и одновременно удаляет ассоциацию с конкретным телом человека: слово «селение» имеет здесь обощающее значение.

В стихире на целование в словах «Днесь лукавого жития разрушися торжество…» «днесь» заменено на «ныне». Если «днесь» означает «в этот день», «сегодня», то «ныне» имеет более широкий семиотический контекст, не ограничивающийся одним конкретным днем «в настоящее время», «теперь», что подверкивает всеобъемлющее значение смерти для человека (эта же тенденция проявляется и далее, когда в другой стихире на целование слова «в нынешний час» заменены на «в настоящий сей час». Слово «настоящий» также имеет более широкий и обобщающий контекст). В той же стихире слова «его же отсылающе ко гробу…» заменены на «… посылающе ко гробу». Слово «посылати», в отличие от «отсылати» не имеет значений повеления, приказа, неуместных в данном контексте. Похожая уточняющая замена слов «во тьму слется» на «во тьму вселяется» произведена в следующей стихире.

Индивидуалиация удаляется и из другой стихиры:

Как видим, в этом случае слова «Видяще, братие, предлежаща мертвеца, образ восприимем конечнаго того часа» заменены на «Видяще предлежаща мертва образ восприимем вси конечнаго часа». Удаляется и прямое обращение к присутствующим («братие»), заменяется слово «мертвец» (о конкретном человеке) на обобщенное «мертва», а упоминание о «того» (этого человека) конечном часе также обобщается до понимания смерти вообще. Это же подчеркивается и в замене в другой стихире на целование слов «видим… на земли поверженнаго, по образу Божию всего благолепия отлагаема» на «… по образу нашему…», что является одновременно как богословским уточнением образа смерти, так и подчеркиванием ее всеобщности («по образу нашему»).

В следующей стихире на целование необратимость смерти подчеркивается заменой слов «перстию посыпается» на «камением покрывается». В другой стихире содержится похожая замена, когда в никоновской редакции также вводится добавление - «вретищем повиваем и землею покрываем» вместо «вретищем покрываема и подавляема».

В тексте еще одной стихиры на целование слово «умерший» заменено на «преставльшийся», более ассоциирующееся с загробным существованием и «изменением» в грядущем воскресении мертвых, нежели «умерший», означающее гибель и смерть. Характерна также замена в начале стихиры слов «Спаси уповающия на Тя…» на «Спасай…». В никоновской редакции идет речь не только о спасении в этом, конкретном случае, но и «всякий раз», что также имеет обощающее значение. В той же стихире слова «душя праведных» заменены на «духи праведных». Слово «душа» относится прежде всего к человеку, тогда как «дух» - не только к человеку, но и к другим существам духовного мира, ангелам. Таким образом, и здесь мы видим «выход» проблемы смерти с «уровня» одного конкретного человека на более общий. Отпуст чина погребения мирян в никоновской редакции также расширен за счет упоминания о Воскресении Христа и более подробного упоминания о святых:

После отпуста возглас священника «Рабу Божию преставльшемуся… ему же погребение твоим, вечная память» заменен на «Вечная твоя память, достоблаженне и приснопамятне брате наш», таким образом, не упоминается о погребении конкретного человека, и вновь таким образом проводится обобщение и выход на более высокий уровень понимания проблемы смерти. Та же тенденция наблюдается и далее, когда слова священника перед погребением умершего «Вся земля, и вся в землю посылаеши, Господи, душу раба Своего прият, со святыми покой» заменены на «Господня земля и исполнение ея, вселенняя и вси живущие на ней» - в дониконовской редакции речь идет прежде всего о действии погребения, причем данного, конкретного человека, в никоновском - о единстве в Боге «вселенной» и не говорится о молитве за данного человека. Характерно также добавление завершающих погребение слов священника: «Слава Богу, сице устроившему».

Та же тенденция к обощенному пониманию смерти может быть выявлена не только в чине погребения. В молитве на погребение священников слова «общее пременение явил еси, Господи» заменены на «общий жития предел счинил еси, Господи». В никоновской редакции более прямо указывается на конец жизни, смерть, тогда как в дониконовской - скорее на «изменение» человека, и лишь из контекста понятно, что речь идет о смерти.

В «Оглашении» в чине Великого ангельского образа слова «кончина живота» заменены на «конец живота». Не смотря на то, что и «кончина» и «конец» по контексту означают прежде всего смерть, слово «конец» имеет также ряд значений, связанных с итогом, окончанием (в данном случае - жизни), и следовательно - как бы итоговой оценкой пути, что выводит и понимание смерти на обощающий уровень. А в службе Малого освящения воды сокращен тропарь «Пощади Спасе наш души умерших о надежди воскресения и жизни вечныя братии нашея…» до «… души умерших братий наших о надежди жизни». Таким образом, введение обобщенного понятия смерти характерно не только для чина погребения, но является общей тенденцией реформы, причем в результате реформы подчеркивается спасение христианина как совершившееся.

Присутствуют замены такого же характера и в тексте Часослова. Так, в службе Шестого часа порядок стихов изменен следующим образом:

Таким образом, в дониконовской редакции - уверенность и упование на милость Бога, в новом - мольба "внуши Боже молитву мою и не презри моления моего", а в следующем стихе речь идет уже об услышанной молитве (“... и Господь услыша мя”).

С этим изменением сопоставимо и изменение в службе Великого Повечерия в молитве св. Василия Великого, где посредством смены форм глагола не только удаляется прямое обращение и молитвенная просьба об избавлении, но и сама молитва выглядит как исполненная, так как появляется форма несовершенного вида, обозначающая в данном случае непредельность и речь идет не о просьбе об избавлении, а о избавлении, совершающемся всегда: “Господи, Господи, избави (заменено на “избавлей”) нас от всякия стрелы, летящия во дне...”.

Показательна замена в тексте псалма 30 (Великое Повечерие): “Благословен Господь, удиви милость Свою во граде обстояния” на “Благословен Господь, удиви милость Свою во граде ограждения”. “Обстояние” означает прежде всего тяжелые обстоятельства, тогда как “ограждение” понимается как защита. В итоге в новой редакции псалма речь идет не об обстоятельствах, требующих помощи Бога, а об этой помощи как факте уже свершившемся.

Наконец, чрезвычайно характерно изменение в молитве Св. Троице с службе Полунощницы:

Среди множества изменений в этой молитве обращает на себя особое значение добавление слова «обычно» как характеристики милости Бога к человеку, которая выглядит как закономерная и «обычная», а не как проявление милосердия к недостойному.

Доминированию тенденции к пониманию спасения человека как уже совершившегося противостоят лишь 10 изменений обратного характера в тексте Требника. Это замена в молитве на снятие кукули в чине Великого ангельского образа слов «… поправ главу» (змия - Н.С.) на «попирая главу», что подчеркивает повседневную борьбу монаха со злыми силами.

В «Оглашении» в Чине Великого ангельского образа акцент на повседневную борьбу с грехом (в отличие от акцента на цель монашеского пути в дониконовской редакции) подчеркивается неоднократным употреблением глаголов и причастий несовершенного вида - «не возвращаяся» вместо «не возвратися», «устраняйся» вместо «избавися», «подвизался еси» вместо «подвигнулся еси». Далее в «Оглашении» слова «избавися от суетных пристрастия» заменены на «устранися…». Слово «избавитися» означает полное освобождение от «пристрастий», слово «устранися» говорит об избежании пристрастий и скорее о повседневной борьбе с ними, тогда как дониконовская редакция акцентирует внимание на цели монашеского подвига.

В Чине пострижения Малого ангельского образа во второй молитве перед пострижением слова «Господи…иже достойны Тебе быти узаконивый жития сего вся оставльшая, и род, и други» заменены на «Господи… иже достойных быти законоположивый житейская вся оставляти, и сродство…». Кроме того, в дониконовской редакции речь идет о свершившемся оставлении «жития», «другов», в никоновской редакции - о совершающемся действии. При этом замена слова «род» с более широким семиотическим контекстом на «сродство» (означающее семью) также подчеркивает этот момент. В том же чине в молитве после пострижения слова «Господи… введый раба Твоего… в духовный Твой двор… очищая его» заменены на «… введи раба Твоего… очисти его», таким образом, в дониконовской редакции идет речь о совершившемся постриге и очищении, в никоновской - о будущей жизни монаха, отсюда и употребление форм повелительного наклонения - «введи», «очисти». Замена «введый» на «введи» также повторяется в Чине Великого ангельского образа.

В целом, однако, можно сказать, что в результате изменений большей степени начинает подчеркиваться завершенность спасения человека, что выглядит как закономерный результат нового, более обобщенного и ориентированного на осмысление, понимания Священной истории. В связи с этими изменениями в области степени остроты восприятия Священной истории находятся другие текстовые изменения, касающиеся как представлений о Божестве, так и степени остроты восприятия самой мистической встречи с Богом.

3.2 Представления о Боге и никоновская реформа