Вторичность как онтологическое свойство перевода

Exegi monumentum aere perennius

Regalique situ pyramidum altius,

Quod non imber edax, non Aquilo impotens

Possit diruere aut innumerabilis

Annorum series et fuga temporum.

многими авторами были переведены с почти полным сохранением предметного плана:

Воздвиг я памятник вечнее меди прочной

И зданий царственных превыше пирамид;

Его ни едкий дождь, ни Аквилон полночный,

Ни ряд бесчисленных годов не истребит. (А.Фет)

Крепче меди себе я создал памятник;

Взял над царскими верх пирамидами,

Дождь не смоет его, вихрем не сломится,

Цельный выдержит он годы бесчисленны,

Не почует следов быстрого времени. (А.Х. Востоков)

Но все мы знаем другие строчки, где совсем иной предметный план:

Я памятник себе воздвиг нерукотворный,

К нему не зарастет народная тропа,

Вознесся выше он главою непокорной

Александрийского столпа.

Или в переводе В. Брюсова:

Мой памятник стоит, из строф созвучных сложен.

Кричите, буйствуйте, его вам не свалить!

Распад певучих слов в грядущем невозможен, -

Я есмь и должен быть Как известно, В. Брюсов переводил оду Горация трижды. Второй вариант резко отличается от приведенного - это уже, скорее, буквальный перевод:

Памятник я воздвиг меди нетленнее,

Царственных пирамид выше строения,

Что ни едкость дождя, ни Аквилон пустой

Не разрушат вовек и ни бесчисленных

Ряд идущих годов или бог времени..

Совершенно очевидно, что переводчики в своих текстах вербализуют то ментальное образование, какое у них возникает в момент восприятия оригинала, тот «ответный» текст, который рождается в их сознании. Как мы помним, согласно модели порождения вторичного текста А.И. Новикова и Н.Л. Сунцовой, аналогом замысла является тема исходного текста, которая может быть сформулирована воспринимающим текст по-разному, и на ее основе может быть создан не один текст, а некоторое множество текстов, которые могут различаться (иногда значительно) как по форме, так и по содержанию. Именно это мы и видим в приведенных примерах.

Итак, процесс порождения вторичного текста - это последовательность мыслительных операций, обеспечивающих переход от текста исходного к тексту вторичному. Определяющим моментом в данном переходе, как уже отмечалось, является наличие промежуточного звена, отражающего результат понимания. При порождении одних типов текстов таким промежуточным звеном является денотатная структура первичного текста, при порождении других - смысловой (концептуальный) комплекс. Принципиальным различием между названными типами «промежуточных звеньев» является принцип их формирования, в основе которого лежит соотношение текста и сознания того, кто воспринимает его, в данном случае - переводчика.

Как уже говорилось в первой главе, формирование содержания и формирование смысла являются разнонаправленными мыслительными процессами: «содержание - это проекция текста на сознание, а смысл - это проекция сознания на текст». Необходимо также отметить, что поскольку содержание проецируется на сознание в виде системы иерархически связанных между собой денотатов, то его можно эксплицировать в виде денотатного графа, в то время как наглядно «увидеть» способ смыслового членения мира представляется маловероятным в силу множественности и разнообразия такого членения и наличия различных способов и языков представления данного отражения мира. Сами же процессы формирования содержания и смысла, их принципиальное различие можно представить наглядно, если воспользоваться словом А.И. Новикова «проекция» (рис. 7).

Очевидно, что при переводе доминирующим промежуточным звеном, условно соответствующим замыслу вторичного текста (текста перевода), может быть как предметная, так и смысловая структура. Главным отличием данных промежуточных «звеньев» нужно считать критерий объективности/субъективности: содержание объективно и является принадлежностью текста (и поэтому его можно моделировать), смысл же всегда субъективен, он является принадлежностью смысловой сферы личности, воспринимающей и осмысливающей текст (см. предыдущую главу, параграф 1.5).

Размещено на http://www.allbest.ru/

Поскольку денотативный уровень текста отражает объективно существующую предметную реальность, поэтому можно считать, что при порождении вторичного текста, для которого исходным является текст с доминирующим содержательным планом, почти всегда есть объективная возможность создать текст, «эквивалентный» исходному на предметном уровне (см. рис. 8). Бесспорно, как мы и говорили, вторичные тексты, созданные на основе денотатной структуры, составляют синонимический ряд, члены которого обладают достаточно выраженным «фамильным сходством», т.е. их «родственность» очевидна.

Размещено на http://www.allbest.ru/

Совсем другую картину представляет порождение текста, когда доминирующей ментальной структурой, возникшей в сознании в результате восприятия первичного текста, является не денотативная, а смысловая.

Данная структура, в отличие от предметной, характеризуется достаточно большой субъективностью, и абсолютно объективного критерия для ее сопоставления с текстом нет и не может быть. Соответственно, меняется и сам процесс порождения вторичного текста - он становится более «авторским» (см., например, вышеприведенные примеры переводов оды Горация), приобретая черты «первичности». Причем эта первичность «проступает» уже на этапе осмысления. Если представить понимание текста в математических терминах «дано» и «найти», то можно сказать, что в текстах, где доминирует предметное содержание, имеется однозначное решение с объективно правильным ответом (ответ задан текстом, и можно говорить об объективно существующих ошибках - ошибках понимания). В случае текстов, в которых доминирует смысл, такого решения быть не может: это задача с неограниченным количеством «правильных» решений, каждое из которых может быть первичным в значении «первый» (см. рис. 9). «Фамильное сходство» таких текстов может быть не столь заметно. На рисунке мы показали, что каждый такой текст может быть практически самостоятельным (на рисунке эти тексты заключены в пунктирные овалы; сделано это, чтобы подчеркнуть их определенную независимость/отграниченность друг от друга). Несомненно, и эти тексты связаны между собой на генетическом уровне, и это не позволяет им совсем «оторваться» друг от друга, поэтому они и заключены в границы области, но сама область может быть значительно шире по сравнению с той, которую образуют вторичные тексты первого типа.

Размещено на http://www.allbest.ru/

Теперь попытаемся расширить модель А.И. Новикова и Н.Л. Сунцовой, чтобы она могла, пусть и упрощенно, описывать порождение перевода как вторичного текста. Необходимо еще раз отметить, что в моделировании перевода мы не можем ограничивать формирование замысла только денотатной структурой. В данном случае ментальное образование имеет более сложную природу, в нем переплетаются и содержание, и смысл (см. рис. 8 и 9).

Исходя из предложенных А.И. Новиковым определений содержания и смысла как проекций, связывающих сознание и текст, перевод можно представить как поэтапный переход от T₁ к T₂, первый этап которого - это многоразовое и разнонаправленное проецирование. На наш взгляд, этот процесс можно описать следующим образом: при восприятии оригинала T₁ его содержание (как модель некой предметной ситуации) проецируется на сознание переводчика, сознание «реагирует» на эту проекцию и «включает» всю имеющуюся в нем информацию относительно спроецированной ситуации и ее элементов. Происходит рациональная и эмоциональная оценка данной ситуации, т.е. «придание» («приписывание») смысла воспринимаемому тексту.

При этом нужно отметить, что каждое сознание и в каждый определенный момент реагирует на один и тот же текст по-разному. Есть все основания предположить, что этот процесс носит «челночный» (итерационный) характер. Вспомним снова Гадамера: «Тот, кто хочет понять текст, постоянно осуществляет набрасывание смысла. Как только в тексте начинает проясняться какой-то смысл, он делает предварительный набросок смысла всего текста в целом. Но этот первый смысл проясняется в свою очередь лишь потому, что мы с самого начала читаем текст, ожидая найти в нем тот или иной определенный смысл. Понимание того, что содержится в тексте, и заключается в разработке такого предварительного наброска, который разумеется, подвергается постоянному пересмотру при дальнейшем углублении в смысл текста» (выд. наше - Н.Н.) [Гадамер 1988, 318].

Как мы видим, Х.-Г. Гадамер указывает на многократность процесса «набрасывания» смысла. А.И. Новиков также отмечал определенную ступенчатость процесса формирования смысла. Он говорил, что при восприятии текста его единицы (слова и словосочетания, предложения и их совокупность) посылают импульсы в определенные сферы сознания, где моделируется действительность. Импульсы, полученные сознанием, актуализируют соответствующие образы предметов и ситуаций и индуцируют смыслы различного уровня. «При этом, - отмечает исследователь, - последующие смыслы не ''гасят'' предыдущие, а какое-то время существуют как бы одновременно, образуя своего рода определенный фон восприятия» [Новиков 2000а, 171].

В результате такого многократного «набрасывания» смысла или, если так можно сказать, взаимонаправленного проецирования сознания на текст и текста на сознание формируется сложная ментальная презентация, которую мы называем «смысловым комплексом». На основе этого смыслового комплекса и формируется замысел текста перевода. Наглядно этот процесс можно представить следующим образом (рис. 10).

Размещено на http://www.allbest.ru/

Двунаправленная стрелка, связывающая исходный текст и сознание переводчика, указывает на диалогичность этого этапа восприятия текста, в результате чего в сознании переводчика как рецептора генерируется рецептивный (отличающийся от интенционального, имевшегося в сознании автора) смысл. Таким образом, перевод - это всегда «смысловой сдвиг», смысловая модуляция. Следовательно, если вернуться к понятию инварианта в переводе, то мы должны будем признать, что смысл не может претендовать на роль инварианта: он по своей природе всегда вариативен, так как он принадлежит личной сфере переводчика, а не тексту. Несомненно, степень смыслового расхождения оригинала и перевода, величина смыслового сдвига зависят от типа текста и личности переводчика, его личного и этнического универсума, но данный сдвиг всегда имеет место в процессе перевода, и его нужно считать одним из онтологических признаков перевода как вторичной текстовой деятельности.

Вариативность текстов перевода одного и того же оригинала может быть различной. Среди факторов, от которых зависит данная вариативность, значительную роль играет тот, который Ю.М. Лотман назвал «надежностью канала передачи», надежностью кода. При этом, как известно, самыми «надежными» каналами передачи (кодами) являются искусственные языки, естественные такой надежностью не могут обладать в принципе. В связи с этим Ю.М. Лотман пишет, что «спектр текстов, заполняющих пространство культуры», можно представить расположенным на оси, полюса которой образуют искусственные языки, с одной стороны, и художественные - с другой. Остальные, по мнению ученого, должны находиться на разных точках оси, тяготея то к одному, то к другому полюсу. При этом, как подчеркивает сам Ю.М. Лотман, надо понимать, что полюса данной оси - это, конечно, «абстракция, не осуществимая в реальных языках», поскольку «как невозможны искусственные языки без некоторого, хотя бы зачаточного синонимизма и других ''поэтических'' элементов, так неизбежны метаязыковые тенденции в языках с демонстративной тенденцией к ''чистому'' поэтизму. Следует учитывать также, что место текста на названной выше оси подвижно: читающий может оценивать соотношение ''поэтического'' и ''информационного'' в тексте иначе, чем автор» [Лотман 2000, 160-161]. Таким образом, анализируя перевод, необходимо учитывать, на какой точке оси находится переводимый текст, к какому полюсу он тяготеет. Иначе говоря, местонахождение текста на лотмановской оси определяет вид «промежуточного звена» в процессе перехода от текста оригинала к тексту перевода, степень «жесткости» данного звена. В связи с этим одним из ключевых вопросов в теории перевода является вопрос типологии текстов. Ниже рассматриваются основные подходы к построению таких возможных типологий.

2.7 Типология текстов как лингвистическая и переводоведческая проблема

Проблема шкалирования текстов по принципу однозначности/множественности восприятия может быть представлена и в терминах «мягкости» и «жесткости» языка и текста. В лингвистике термины «мягкий»/«жесткий» язык связаны с именем нашего отечественного лингвиста В.В. Налимова. Рассматривая различные (не только вербальные) языки, Налимов так же, как и Ю.М. Лотман, указывает на определенную надежность искусственных языков (языков программирования), называя их «жесткими» и противопоставляя языкам «мягким», среди которых он считает самым «мягким» язык абстрактной живописи. Как и Ю.М. Лотман, В.В. Налимов говорит о шкале языков (называя ее семантической), на которой языки располагаются в соответствии с той ролью, которую играет в них вероятностная структура смыслового значения. При этом «жесткими» языками он называет те, в которых одному языковому знаку соответствует одно значение (жесткая закрепленность). Естественно, что в «мягких» языках такая закрепленность отсутствует. Так, «мягкость» языка абстрактной живописи выражается в практически полном отсутствии в нем конвенциональных значений, т.е. в «мягком» языке «вероятностная структура смыслового содержания проявляется в полной форме» [Налимов 1979, 105], что делает такой текст бесконечно интерпретируемым. Обыденный язык, по мнению автора, должен находиться на середине данной шкалы.

Категории «мягкий»/«жесткий» распространяются и на тексты. У С.И. Гиндина мы находим разделение текстов на тексты с жесткой структурой и стандартизированным («жестким») языком и на тексты с мягкой структурой и, соответственно, индивидуальным («мягким») языком. К первым, естественно, относятся научно-технические тексты, деловые документы, в какой-то степени пресса, ко вторым - художественные произведения [Гиндин 1973]. Аналогичное разделение текстов имеется и в предложенной типологии текстов Ю.В. Ванникова [Ванников 1985].

Данная проблема (разделение языков и текстов на «жесткие» и «мягкие») имеет прямое отношение к переводу, а именно, к проблеме вторичности как самого процесса, так и его результата - текста перевода. Совершенно очевидно, что «новая жизнь» оригинала, его развитие зависит от личности переводчика, от его психофизических особенностей. Но «творчество» переводчика, его так называемая вторичная текстовая деятельность, ограничивается типом переводимого текста. Поэтому неудивительно, что одним из вопросов теории перевода всегда был поиск «типологии текстов, релевантной для перевода» (К. Райс) и необходимой как для предварительной (предпереводной) оценки оригинального текста с целью определения «стратегии» перевода, так и для оценки текста перевода. С одной стороны, как отмечает К. Райс, «типология текстов, отвечающая требованиям процесса перевода и распространяющаяся на все типы текстов, встречающихся в практике, является <…> непреложной предпосылкой объективной оценки переводов», а с другой - «именно тип текста наиболее надежно подсказывает, как следует переводить; именно тип текста, в первую очередь, определяет выбор средств перевода» [Райс 1978, 203]. В итоге (если продолжить мысль К. Райс) именно тип текста определяет будущие отношения между оригиналом и переводом.

Из вышесказанного следует, что для переводоведения проблема типологии текста является ключевой, но и в лингвистической науке эта проблема также относится к основным в исследованиях текста и процесса текстообразования. Таким образом, «общность интересов» исследователей- лингвистов и переводоведоведов очевидна.

В лингвистике текста типологические исследования имеют достаточно долгую и богатую историю. Уже в античной (греко-римской) лингвистической традиции различались определенные разновидности текстов, которые, соответственно, являлись предметами исследования классических филологических наук того времени - грамматики, поэтики и риторики. Грамматикой изучались «естественные» (эстетически неотмеченные) тексты, поэтикой - поэтические, риторикой - «ораторские». При этом, как отмечает в своей монографии «Проблема типологии текстов» Ю.А. Левицкий, «классическая античная грамматика занималась чисто техническими вопросами (выявлением и инвентаризацией единиц языка), поэтика - исследованием выразительных средств языка, а вопросы текста, прежде всего устного, правил его построения были прерогативой риторики. Очевидно, что проблема порождения текста и в какой-то мере его типологии своими истоками восходит к античной риторике» [Левицкий 1998, 4]. Возникновение такой науки, как стилистика и особенно функциональная стилистика, развитие теории жанров явились основанием для различного рода классификаций текстов - жанрово-стилистических по своей сути. Проблема типологии текстов непосредственно связана с проблемой текстообразования, а значит - с проблемой выбора языковых средств для построения текста того или иного типа. В связи с этим «вполне естественными окажутся вопросы о том, из чего можно выбирать, что именно выбирать и что следует учитывать, чтобы результат был удачным» [Левицкий, там же]. Совершенно очевидно, что главный критерий отбора языковых единиц - это «чтобы результат был удачным». Однако возникает вопрос: удачным для чего или кого? Это уже вопрос прагматики, т.е. предназначения текста. вторичность перевод оригинал

Типологический подход, подчеркивает Ю.А. Левицкий, требует обязательного учета параметров текстообразования. Рассмотрев шесть параметров - партнеры коммуникации, ситуация коммуникации, предмет речи, цель общения, форма общения, дефицит времени - «по отдельности» и выделив в них своего рода «подпараметры», Ю.А. Левицкий получает 184320 (!) их комбинаций и, соответственно, столько типов (разновидностей) текстов! Объясняя такое «впечатляющее число» возможных текстов, автор ссылается на гумбольдтовское замечание о том, что язык «способен выразить все - в нем ''предусмотрены'' все случаи жизни, все возможные ситуации. Это проявилось в разнообразии не только входящих в его состав подъязыков, но и возможных типов речи. Отмеченные два основных членения - общенационального языка и типов речи - пронизывают всю систему языковых средств и определяют характер их функционирования» [Там же, 89].

Количество возможных разновидностей текстов и взаимосвязанность текстообразующих параметров затрудняют (если не сказать - не позволяют) построить универсальную единую типологию, а существующие «обладают различной степенью точности, детализации и емкости. Два свойства - детализации и емкости - находятся во взаимообратном отношении» [Там же, 92]. Аналогичное мнение мы находим у авторов книги «Discourse and the translator» D. Hatim, I.Mason: «The problem is that, however the typology is set up, any real text display features of more than one type» [Hatim, Mason 1994, 138]. Исходя из вышесказанного, по-видимому, можно допустить, что существует столько типов текстов, сколько существует самих текстов.

Однако при всем многообразии текстов в переводоведении всегда было стремление свести их к достаточно небольшому количеству типов. Для теории перевода детальная классификация не считалась необходимой, и, конечно, те классификации, которые которые были предложены как «релевантные для перевода», никогда не были очень «дробными». В переводоведении традиционно противопоставлялись два типа текстов: художественные (литературные) произведения и информативные (специальные) тексты: «Произведения художественной литературы противопоставляются всем прочим речевым произведениям благодаря тому, что для всех них доминантной является одна из коммуникативных функций, а именно художественно-эстетическая или поэтическая. Основная цель любого произведения этого типа заключается в достижении определенного эстетического воздействия, создании художественного образа. Такая эстетическая направленность отличает художественную речь от остальных актов речевой коммуникации, информативное содержание которых является первичным, самостоятельным» (выд. наше - Н.Н.) [Комиссаров 1990, 95].

Хотя деление текстов на художественные и нехудожественные (информативные, специальные) и является основным, но на самом деле в науке о переводе есть и более дробные классификации, например, классификация Ж. Мунена, в которой выделяются семь видов перевода (семь групп текстов) в зависимости от переводческих задач, решаемых при переводе каждой группы текстов. В теории перевода, пожалуй, наиболее известной является классификация текстов, предлагаемая К. Райс. Такая известность объясняется, по нашему мнению, тем, что в данной типологии учитываются функции и параметры языка, актуализируемые по-разному в разных категориях текстов. Основываясь на трех основных языковых функциях, в свое время выделенных К. Бюлером, - описание, выражение, обращение - и на трех параметрах языка, задействованных при выполнении соответствующих функций, - логическом, эстетическом, диалогическом - К. Райс выделяет три типа текстов: текст, ориентированный на содержание; текст, ориентированный на форму; и текст, ориентированный на обращение. Соответственно названным типам текстов даются и своего рода «правила» их перевода, формулируется допустимая «степень свободы» при переводе каждого из них. Степень свободы возрастает от первого типа текстов к третьему.

Таким образом, в типологии текстов К. Райс устанавливается зависимость между типом текста, параметром языка и свободой в использовании средств «перевыражения». Все это представляет интерес и даже в какой-то степени дает ответ на вопрос о возможном характере отношений первичный/вторичный текст в зависимости от типа переводимого текста. Однако, как нам кажется, здесь в большей степени констатируется факт взаимозависимости между языком (его параметром) и типом текста, чем объясняются причины такой зависимости.

Для понимания данных причин представляется перспективным обратиться к теории речевых жанров, предложенной М.М. Бахтиным в его блистательной работе «Проблема речевых жанров», написанной им в 1953 году в Саранске. Именно Бахтину принадлежит идея переноса понятия жанра из литературоведения в лингвистику, понятую им широко и позднее им же названную «металингвистикой». Заявлена эта идея была еще в конце 20-х годов в работах, опубликованных под именами П.Н. Медведева «Формальный метод в литературоведении» (1928) и В.Н. Волошинова «Марксизм и философия языка» (1929).

Бахтинская идея оказалась такой плодотворной, что сегодня уже можно говорить о целом направлении в лингвистической науке - жанроведении. Однако несмотря на все возрастающее количество исследований, посвященных тому или иному «жанровому» аспекту, бахтинская работа остается концептуально наиболее емкой и значительной (другими словами, действительно «первичной»). Многие положения данной работы можно считать принципиальными для исследования категории вторичности в переводе. Но наиболее важным представляется бахтинское утверждение о том, что «индивидуальные и языковые стили довлеют речевым жанром». Это означает, что при порождении текста нам даны не только обязательные формы общенародного языка (словарный состав и грамматический строй), но и обязательные формы высказывания, то есть речевые жанры, которые для понимания так же необходимы, как и формы языка. По сравнению с формами языка, как подчеркивает М.М. Бахтин, «речевые жанры гораздо более изменчивы, гибки, пластичны, но для говорящего индивидуума они имеют нормативное значение, не создаются им, а даны ему. Поэтому единичное высказывание при всей его индивидуальности и творческом характере никак нельзя считать совершенно свободной комбинацией форм языка» [Бахтин 2000: 275].

Таким образом, практически любое высказывание являет собой диалектику стереотипного и творческого, но степень их соотношения зависит от речевого жанра: от почти абсолютно стереотипного до практически абсолютно творческого, но полного абсолюта быть не может. Даже в поэзии - этом «гениальном косноязычии» - стереотип все равно присутствует, даже в специально создаваемом «неведомом языке» с его специально придуманными словами и их комбинациями. Причину этого Бахтин видит в том, что мы говорим только определенными речевыми жанрами, данными нам «почти так же, как нам дан родной язык, которым мы свободно владеем». Формы этих жанров, как все мы хорошо знаем, могут быть как штампованными и шаблонными, так и более гибкими, пластичными, а поэтому допускающими определенное языковое творчество.

Совершенно очевидно, что цель и стратегия перевода зависят от жанра переводимого текста; над переводчиком, как и над автором довлеет жанр, который и определяет языковую свободу и языковое творчество переводчика. Из всех текстов, как известно, именно художественный не только допускает, а предполагает языковое творчество. «Писать хорошо значит подтачивать общепринятую грамматику, существующую норму языка», - говорил Ортега-и-Гассет [Ортега 1991, 337], добавляя при этом, что «переводчик обычно человек маленький», а значит, он скорей всего заключит автора и его текст в «темницу лингвистической нормы».

Однако история перевода богата примерами «переводческой смелости», далеко не все переводчики оказывались людьми маленькими, в результате чего и рождались тексты не менее «мятежные», чем оригиналы, появлялись переводы конгениальные своим оригиналам, полностью (или почти полностью) утратившие признаки «переводности». Таким образом, нужно признать, что вторичность перевода, будучи его онтологическим свойством, является, как и сам перевод, понятием очень противоречивым. Ее проявление в тексте перевода зависит от ряда факторов, среди которых и тот, насколько переводчик хотел «чужое вмиг почувствовать своим»«Постепенно у меня отмерла потребность писать свои стихи. Не оттого, что переводить легче и приятнее. В переводах я полней выражал себя, чем в стихах собственных. Я стал шутя объяснять, что лучше Шиллера я все равно не напишу, а хуже - нет смысла. Из-под моего пера выходили гениальные строки - не мои, конечно... Но - страшно подумать! ведь и мои. м о и !» Эти слова принадлежат Льву Гинзбургу, одному из самых известных и талантливых отечественных поэтов- переводчиков ХХ века [Гинзбург1983, 13]..

Итак, анализ первичности и вторичности как универсальных и текстовых категорий, анализ подходов к пониманию вторичного текста в современной лингвистике, а также исследование особенностей порождения вторичного текста и специфики перевода как вторичного текста позволяют сделать ряд выводов, которые сформулированы ниже.

Выводы

1) Согласно современной гуманитарной мысли, особенно постмодернистской, вторичность можно считать «роковой печатью» эпохи, наиболее характерной чертой сознания и текста. В постмодернизме «вторичность», или «культурная опосредованность», является одним из главных принципов текстопорождения, который основывается на простой идее, что «все слова уже сказаны» (С. Аверинцев).

2) Категории первичности и вторичности в философии связаны с понятиями первичных и вторичных качеств предмета (Дж. Локк), первые из них рассматривались как объективные, присущие самому предмету, а другие - как субъективные, возникающие при восприятии данного предмета. К первичным качествам относились такие свойства предмета, как протяженность, величина, фигура, плотность и пр., к вторичным, соответственно, - цвет, запах, вкус, звук и т.п. Таким образом, вторичные качества возникают под воздействием первичных на органы чувств, следовательно, они субъективны.

3) Анализ энциклопедических дефиниций терминов «первичный»/ «вторичный» позволяет выделить следующие оппозиции: первая/вторая ступень в развитии чего-либо; основной/побочный; первоначальный (исходный)/происходящий во второй раз. Релевантными для исследования перевода как вторичного текста являются две оппозиции: первая/вторая ступень в развитии чего-либо и первоначальный (исходный)/происходящий во второй раз.

4) В настоящее время понятие вторичного текста является очень широким, «вторичный текст» оказался включенным в лингвистическую, литературоведческую и даже культурологическую проблематику, далеко выходящую за рамки «информационного» подхода (где и было сформулировано понятие вторичного текста). О расширении понятия «вторичный текст» свидетельствует и разнообразие терминов, употребляемых в научной литературе, и разнообразие подходов к определению самого термина «вторичный текст». Все это указывает на необходимость создания «общей теории вторичных текстов», осмысления данного феномена сквозь призму вторичности как универсальной философской и текстовой категории.

5) Анализ определений понятий «первичный»/«вторичный», а также подходов к пониманию «вторичного текста» в лингвистике позволяет сделать выводы, во-первых, о соотношении первичного и вторичного, во-вторых, об особенностях вторичного. В соответствии с данными выводами можно считать, что одним из основных признаков, различающих первичный и вторичный тексты, является способ их порождения (возникновения). Принципиальное различие заключается в «пусковом механизме» порождающего процесса.

6) Вторичность и интертекстуальность - понятия онтологически родственные, взаимообусловленные. Вторичность перевода можно рассматривать как частный случай вторичности общетекстовой, а значит, и как интертекстуальность.

7) Перевод является специфическим вторичным текстом, особенность его заключается в той роли, которую он должен играть в межкультурной коммуникации (представлять оригинал в чужой для него лингвокультурной среде, скрываясь под его «маской»). Категория «сходство/различие» как онтологическая характеристика вторичного текста для перевода представляется очень существенной, причем, согласно традиционному взгляду на перевод, переводчик должен стремиться к максимальному сходству своего текста с текстом оригинала.

8) В науке о переводе одним из принципиальных вопросов является текстовая типология, поскольку цель и стратегия перевода зависят от типа переводимого текста; над переводчиком, как и над автором, довлеет жанр, который и определяет степень языковой свободы и языковое творчество переводчика. Практически любое высказывание являет собой диалектику стереотипного и творческого, но степень их соотношения зависит от речевого жанра: от почти абсолютно стереотипного до практически абсолютно творческого, но полного абсолюта быть не может.

9) В лингвистической теории взаимозависимость (связь) оригинала и перевода рассматривается как «однонаправленная» - второй зависит от первого, в то время как в новой парадигме данная связь переосмысливается, исходя из общего понимания соотношения первичного и вторичного, когда, наоборот, первое понимается как «зависимое» от второго, которое «своим запаздыванием создает возможность первого».

Экстраполируя этот общий принцип на перевод, можно сказать, что оригинал нуждается в переводе: чтобы «жить», он должен переводиться. Таким образом, отношения оригинал/перевод нельзя считать однозначно заданными - это сложные межтекстовые отношения, которые требуют особого исследования. Попытка осмысления данных отношений, их противоречивости представлена в следующей главе.

ГЛАВА 3. Перевод/оригинал: философия межтекстовых отношений

3.1 Перевод как объект междисциплинарных исследований

Наше время смело можно назвать временем особого интереса к феномену перевода. Популярность перевода в современном мире, бесспорно, связана со стремительным развитием межкультурных отношений, бурным ростом различного рода межъязыковых и межэтнических контактов, с крушением колониальной системы, с появлением постколониального сообщества и, соответственно, с все возрастающей потребностью освоения «чужой» и развития «своей» культуры. Всем нам хорошо известны такие периоды в истории определенных национальных культур, когда перевод оказывался особо востребованным, составляя существенную часть национальной культуры. Не зря считается, что «Западная Европа своей цивилизацией обязана переводчикам» («Western Europe owes its civilization to translators». L. Kelly).

Классический пример такого значимого влияния перевода на развитие национальной культуры - это, конечно, Древний Рим, в котором, собственно, и родилась наука о переводе. А если говорить о России, то это петровский и послепетровский периоды, «золотой» и «серебряный» века русской культурыУместно вспомнить высказывание А. Поповича: «Литературы заимствуют друг у друга прямо или посредством переводов то, что им необходимо для их собственного роста, для их развития. В определенных ситуациях отечественная литература ощущает потребность коммуникации путем переводов. Примеры такого рода мы найдем не только в классической, но и современной литературе. <…> Потребность в межлитературной коммуникации - это признак зрелой литературы, которая способна на воспроизведение» [Попович 1980, 31]. Именно такую (особенно острую) потребность испытывала русская литература в начале XIX и XX веков, т.е. как раз в периоды своего наивысшего расцвета..

Названные факторы и им подобные являются историческими, вызванными ходом развития культуры. Но есть другие, которые и представляют интерес для лингвистов, философов, культурологов. Это факторы, связанные с развитием самой науки, с бытующими в ней парадигмами, с пониманием как главного объекта исследования - перевода, так и объектов, непосредственно связанных с ним. А это, прежде всего, текст.

Текстово-семиотический поворот, который произошел в гуманитарных науках, не мог не отразиться на исследованиях феномена перевода. Глобальная текстуализация вызвала серьезные изменения в понимании сущности перевода. Аналогично «экспансии» понятия текста произошло и расширение понятия перевода. И если в первой главе было представлено современное понимание текста, то сейчас наша задача - во-первых, дать картину (конечно, далеко не полную) современных подходов к пониманию сущности перевода, тех ключевых проблем в его исследовании, которые связаны с рассмотренными нами философскими парадигмами; во-вторых, рассмотреть межтекстовые отношения оригинала и перевода как отношения первичного и вторичного текстов, проследить «историю» и «эволюцию» этих взаимоотношений, точнее, взглядов теоретиков и практиков на природу этих отношений.

Как уже не раз отмечалось, сегодня мы являемся свидетелями своего рода «переводческого бума», о котором говорят как зарубежные, так и отечественные исследователи. «Once perceived as a marginal activity, translation began to be seen as a fundamental act of human exchange. Today, interest in the field has never been stronger and the study of translation is taking place alongside an increase in its practice all over the world»«Перевод, являвшийся ранее маргинальным объектом исследования, сегодня начинает осознаваться как процесс, составляющий основу человеческого общения и взаимопонимания. Никогда еще интерес к переводу не был таким острым, как сегодня, никогда еще он так интенсивно не исследовался». [Bassnett 2002, 1].

Приведенные слова принадлежат одному из ведущих современных теоретиков перевода S. Bassnett. Это цитата из предисловия к новому изданию ее широко известной книги «Translation Studies». В этом же предисловии она отмечает, что свидетельства острого интереса к феномену перевода сегодня можно видеть повсюду. Результатом такого интереса и той энергии, с которой сейчас исследуется перевод, стало множество направлений и школ. Представить их все - задача практически невыполнимая, хотя и очень заманчивая. Одним из показателей стремительного развития науки о переводе и изменения ее статуса можно считать и появление большого количества книг как по теории, так и по истории перевода. Среди таких изданий и очень серьезный труд - энциклопедия «Routledge Encyclopedia of Translation Studies», созданная авторским коллективом, включающим самых известных западных специалистов. Редактор этого уникального издания - Mona Baker, классик современной науки о переводе.

Однако здесь необходимо сделать специальную оговорку, что при анализе современного состояния перевода мы ориентируемся в основном на западное переводоведение. Это связано с тем, что сегодня можно наблюдать определенный разрыв между Россией и Западом в отношении понимания перевода. В отечественном переводоведении сравнительно мало крупных фундаментальных исследований нелингвистического характера: большая часть серьезных классических работ в нашей науке относится к «лингвистике перевода». Из наиболее известных «нелингвистических» работ можно назвать исследования А.Н. Крюкова, В.И.Хайруллина, Н.Л. Галеевой и И.Э. Клюканова. Последнее исследование - единственное из известных нам, которое выполнено с опорой на философию постмодернизма.

Другую картину представляет западная наука о переводе: там появляется все больше и больше работ междисциплинарного (философско-культурологического) характера. Отличается и количество исследований и публикаций. К сожалению, сделать полный и глубокий обзор последних представляется практически невозможным, причем не только из-за объема информации, но и из-за недоступности источников. В отечественной литературе по теории перевода западные исследования пока еще не нашли серьезного отражения. Из известных широкому кругу работ можно назвать две: хрестоматию «Вопросы теории перевода в зарубежной лингвистике» (1978) и учебное пособие «Общая теория перевода. Проблемы переводоведения в освещении зарубежных ученых» В.Н. Комиссарова (1999a). Однако первая содержит фрагменты из работ лингвистического характера и не совсем современных. Это уже своего рода классика (написаны они в основном в 50-60-е годы прошлого столетияНе только 50-60-е годы, но и 70-е уже можно считать своего рода «прошлым» в науке о переводе, новое время - это 80-е и 90-е годы. За это время появились новые имена, возникли новые вопросы и идеи. В 2004 году вышли новые современные учебные пособия по курсу «Теория перевода» (авторы С.В. Тюленев, Н.К. Гарбовский, И.С. Алексеева). Там уже можно найти ссылки на современные западные работы, в них значительно полнее представлены и «страницы истории перевода». ). Что касается второй работы, то она представляет собой реферативное изложение основных концепций, доминирующих в различных школах перевода. Она, конечно, дает достаточно системное представление, но это не сами первоисточники. Организация материала не концептуальная, а, если так можно выразиться, «территориальная», т.е. это тематический цикл лекций, посвященных переводоведению в различных странах.

К сожалению, у нас в стране до сих пор не имеется хрестоматии или антологии современных западных переводоведческих текстов, поэтому постараемся нарисовать некоторую концептуальную (хотя и достаточно эскизную) картину западной науки о переводе, какой она нам видится сегодня сквозь призму интересующей нас проблемы - проблемы межтекстовых отношений оригинала и перевода.

Прежде всего, как мы уже отмечали, западное переводоведение отличается обилием и пестротой школ и направлений исследования перевода. Это и структурализм и постструктурализм, дискурсивный анализ и герменевтика, феминизм и гендерные исследования, постколониальные теории с бразильским «каннибализмом», деконструктивизм. Множество имен и центров изучения переводаСистематизированную картину западных направлений исследований перевода можно найти, например, в уже упоминавшемся «Routledge Encyclopedia of Translation», в хрестоматии L. Venuti «The Translation Studies Reader», в книге E. Gentzler «Contemporary Translation Theories» и др..

Принято считать, что наука о переводе как академическая наука сложилась во второй половине XX века. Слово «наука» применительно к изучению перевода впервые употребил патриарх современного переводоведения, американский ученый Ю. Найда. Это он в в 1964 году назвал свою книгу, посвященную переводу, «Towards a Science of Translation» (на русский язык были переведены только фрагменты этой книги, под названиями «К науке переводить», «Наука перевода»См. «Вопросы теории перевода в зарубежной лингвистике» (1978); ВЯ. 1970. № 4.).

Одной из первых работ (нелингвистического характера), сыгравших значительную роль в формировании новой науки, стало эссе McFarlane «Modes of Translation»Эту работу называют «пионерской». Написанная в 1953, она была в то время «голосом в пустыне»., в котором автор подчеркивал, что наука о переводе должна быть «diagnostic rather than hortatory» (больше диагностической, чем «наставительной/поучительной»). Другими словами, наука не должна быть «пособием» для переводчиков, не должна отвечать на вопрос «как нужно переводить», ее цель - понять феноменологическую сущность перевода, ответить на вопросы, которые McFarlane сформулировал как следующие: «In what ways may an utterance in one linguistic medium be made ''like'' another in a different medium, and what things are essentially within and what necessarily beyond the control of the translator?»«Как можно сделать, чтобы высказывание на одном языке стало бы подобным высказыванию на другом языке, и что при этом остается во власти переводчика, а что за ее пределами?» [Цит. по: Hermans 1999, 19].

Говоря о необходимости понимания природы перевода, ученый обращает внимание на те практически неразрешимые проблемы, с которыми неизбежно сталкиваются исследователи. К таким проблемам он относит философские проблемы значения, психологические проблемы ментальных презентаций и их влияние на стиль, этнографические проблемы национального характера и их влияние на мышление, эстетические проблемы функционирования языка в творческом процессе создания текста [см. Hermans 1999].

Существенным вкладом в систематизацию исследований перевода, в оформление науки явилась и работа Джеймса Холмса «The Name and Nature of Translation Studies», впервые увидевшая свет в 1972 г. (к данному моменту имеется уже несколько изданий). Холмс же предложил и «имя» для современной науки о переводе - Translation Studies. По его определению, данная наука должна включать в себя (объединять) «all research activities taking the phenomena of translating and translation as their basis or focus». Основной особенностью этой новой науки следует, по-видимому, считать ее дескриптивность как противоположность прескриптивности, свойственной переводоведческим работам предшествующего периода. Развивая идеи McFarlane, исследователь также подчеркивает диагностический характер науки о переводе.

Известность вышеназванной его работы связана и с его так называемой «map of translation studies», в которой он очертил «контуры» (framework) исследований в области перевода. Эта «карта» была принята как «founding statement for the field» [Gentzler 1993, 92], ее можно увидеть во многих изданиях, посвященных переводу. (В нашей работе она дается по: Routledge Encyclopedia of Translation Studies 2001). В отечественной литературе данная схема не встречалась, поэтому считаем возможным ее привести, так как она дает представление о широте и возможном многообразии направлений изучения перевода (см. рис. 11).

Как мы видим, автор данной «карты» делит науку о переводе на «чистую» (pure) и «прикладную» (applied). К последней он относит проблемы, связанные с подготовкой переводчиков (translator training), с теми справочными материалами, которыми пользуются переводчики - словарями, грамматиками, компьютерными программами (translator training), а также и критический анализ перевода (translation criticism).

Размещено на http://www.allbest.ru/

Нас же интересует то, что он называет «чистой» наукой, в которой он выделяет два направления, каждое со своими специфическими задачами: теоретическое (theoretical) и дескриптивное (descriptive). Теоретические исследования он делит на «общие» (general) и «частные» (partial). Частными он называет «restricted» (ограниченные) исследования, направленные на изучение не общего феномена перевода, а какого-то одного аспекта.

Холмс выделяет, как мы видим, целый ряд таких аспектов: «переводчик: человек и/или машина» (medium-restricted), «языки и культуры, вовлеченные в тот или иной акт перевода» (area-restricted), «единицы перевода» (rank-restricted), «тип переводимого текста» (text-type restricted), «перевод в определенный исторический период» (time-restricted), «конкретная проблема исследования» (problem-restricted). Среди названных аспектов самым популярным, наверное, можно назвать последний. К нему относятся, например, такие исследования, как перевод какой-либо грамматической конструкции, перевод фразеологических или метафорических единиц и т. п. К «problem-restricted» исследованиям можно отнести и те, в которых проблемой является эквивалентность как критерий отношений между оригиналом и переводом.

Дескриптивное переводоведение включает в себя исследования, «ориентированные на изучение текста перевода» (product-oriented), «ориентированные на изучение процесса перевода» (process-oriented) и «ориентированные на изучение функций перевода» (function-oriented). Первая группа исследований предполагает анализ имеющихся переводных текстов с целью выяснения их дифференциальных признаков, отличающих их от других текстов. Объектом второй группы исследований являются ментальные процессы, происходящие в сознании переводчика во время процесса перевода. И, наконец, третья группа направлена на исследование функционирования переводных текстов в принимающей социокультурной среде.

Кроме тех разделов науки, которые указаны на «карте», Холмс называет еще два направления исследований: это история самой науки, а также изучение методов и моделей исследования (своего рода метаисследования). Еще один момент, который необходимо отметить, говоря о работе Холмса: ученый считает, что все три направления - теоретическое, дескриптивное и прикладное - должны быть взимосвязанными, взаимодополняющими, исследования не должны проводиться изолированно друг от друга. В заключение Холмс отмечает, что «though the needs of a given moment may vary, attention to all three branches is required if the discipline is to grow and to flourish»«Хотя степень потребности в исследованиях того или иного типа может быть разной в то или иное время, необходимы исследования во всех трех направлениях, если мы хотим, чтобы наука развивалась и процветала». [Цит. по: Routledge Encyclopedia … 2001, 279]Согласно «карте» Холмса нашу работу, видимо, можно отнести к рубрике «general»..

Как уже говорилось, первое издание работы Холмса увидело свет в 1972 году, второе - в конце 80-х годов, которые считаются счастливым временем в становлении науки, поскольку именно тогда произошло то, что S. Bassnett назвала «consolidation for the fledging discipline known as Translation Studies», а другой известный современный исследователь A. Lefevere - «a success story of the 1980s»: «The growth of Translation Studies as a separate discipline is a success story of the 1980s. The subject has developed in many parts of the world and is clearly destined to continue developing well into the 21st century. Translation Studies brings together work in a wide variety of fields, including linguistics, literary study, history, anthropology, psychology and economics» (выд. наше - Н.Н.) [Lefevere 1992, 2]«Развитие науки о переводе (Translation Studies) как самостоятельной дисциплины особенно интенсивно происходит в 80-е годы. Исследования велись и ведутся во многих странах, и совершенно очевидно, что они будут продолжаться и в XXI веке. Современная наука о переводе является междисциплинарной, включающей лингвистику, литературоведение, историю, антропологию, психологию и экономику»..

Итак, в 80-е годы и позднее переводоведение (Translation Studies) приобретает характер фундаментальной науки, которая является по своей сути, как раз той, какой ее хотел видеть John McFarlane, - «diagnostic rather than hortatory». Попробуем выделить то особенное, что отличает сегодняшнее состояние науки, какие направления и вопросы из обозначенных на «карте» Холмса развиваются интенсивнее, больше интересуют исследователей. Прежде всего мы должны помнить, что произошла смена парадигмы: точнее, к лингвистической добавилась новая философско-культурологическая парадигма, или «новая модель постановки проблем и их решений». С позиций этой новой парадигмы в науке о переводе происходит пересмотр старых понятий и проблем, многое подвергается переоценке. Ниже мы попытаемся рассмотреть наиболее актуальные вопросы современной науки о переводе.

3.2 Перевод: «старые» и «новые» вопросы

Первое, что нужно отметить, - это изменившийся статус перевода в современном мире и концептуальное изменение в понимании самого феномена перевода. Такое впечатление, что в сегодняшнем представлении о переводе актуализировались все семантические составляющие латинского и греческого слов, означающих перевод. Если взять эти слова и проанализировать их семантику, то мы получим следующую картину. Древнегреческое слово «герменейя» означает перевод, толкование, дар речи, речь. Тогда перевести - это значит изъявить, выразить, истолковать. Латинское «traduco» (trans+duco) - водить через. Другое латинское слово «interpres» - толковать, объяснять, переводить, комментировать. Приставка «inter-» - между, посреди. Interpretatio - посредничество. Таким образом, складывается следующая семантическая картина понятия «перевод»: 1) через; 2) водить, возить; 3) толковать; 4) выражать; 5) комментировать; 6) посредничество. Очевидно, что такое емкое понятие не может означать только межъязыковой перевод, последний - это только частный случай перевода как универсальной речемыслительной деятельности. В свое время Р. Якобсон писал: «Для нас, лингвистов и просто носителей языка, значением любого лингвистического знака является его перевод в другой знак, особенно в такой, в котором, как настойчиво подчеркивал Пирс, <…> «оно более полно развернуто» (выд. наше - Н.Н.) [Якобсон 1978, 17].