Идеократическая традиция в российской консервативной политической мысли

Итак, человек, являясь разумным, сознающим объективные цели, может осуществлять богочеловеческий процесс, будучи деятельной волей и стремлением во вне себя, хочет участия в этом историческом действии и обретения полноты бытия, наконец, оказываясь наделенным призванием к осуществлению некоторой уникальной частной особенности Бога в его для-себя-бытии, человек должен посвятить себя служению истине богочеловечества. Кроме этого, мы отметили такие важнейшие для всей философии Соловьева принципы как: единство человечества, иерархизм, предписание преобразовательной деятельности, самоотречение.

В завершение отметим, что даже сам термин идеократизм может быть применен для обозначения социальной философии В.С. Соловьева. Идея правит человечеством так как, во-первых, властитель сам есть субъект определенной своей идеи, объемлющей собою своих подданных. А, во-вторых, безусловное содержание, совершенная идея Бога, правит миром, являясь для него ориентиром. В целом, слияние Идеи и Власти весьма полно и последовательно осуществляется в системе Соловьева.

Учение о теократии

Конечная цель истории и становление.

В.С. Соловьев верил в способность и призвание Человека осуществить Земное Царство Бога, создать новую землю. Он отстаивал свободу и достоинство человеческого начала, стремился поставить человека рядом с Богом, оправдать его право и обязанность стать помощником Бога. Человек своими силами, но с божественной помощью, может завершить историю, добившись некоего идеального состояния. Эсхатологические и апокалиптические утверждения воспринимались Соловьевым скорее как предупреждения греховному человечеству, направленные на его духовное преображение, на побуждение человека к деятельности, а не на погружение его в аскетизм и отрешенное ожидание Страшного Суда. Но что представляет это Земное Царство? Указания, формирующие его понятие, ожидаемо, туманны и утопичны. Индивидуальная человеческая жизнь гражданина этого Царства станет цельной, исчезнет раздробленность личности. Все человечество сольется в любви и взойдет на ступень духовного общения. «Достижение абсолютного существования или вечной и блаженной жизни есть высшая цель для всех одинаково, соответственно она и становится необходимо высшим принципом общественного союза, который может быть назван духовным или священным обществом (церковь)» (В.С. Соловьев Философские начала цельного знания 258). Безусловно, полное воплощение найдет христианский принцип жизни, заключающий в себе все положительное содержание иных начал. Воцарится истинная жизнь, в которой будет достигнуто единство времен, преодолевающее дурную бесконечность естественного течения времени, когда настоящее съедает прошлое и само съедается будущим. Размышления, подобные этим, побуждают усомниться в том, что мыслитель ведет речь именно о Земном Царстве. Теоретически достижимый идеал сливается с совершенной фантастикой, невозможной вне радикального вмешательства божественных сил. Идея примирения времен отсылает к Н.Н. Федорову и «философии общего дела», однако мы помним об отвержении Соловьевым грубо материалистического подхода к решению этой проблемы, и, следовательно, убеждаемся в нашем сомнении относительно возможности построения Земного Царства. Однако столь грандиозные утопии, основывающиеся на вере в существование абсолютных сил, допускают различные объяснения. Иными словами, все станет совершенной Церковью, «Под таким термином, как «церковь», нужно понимать у Вл. Соловьева согласно духу и букве его учения, просто в первую очередь всеобщую целостность бытия, или, как он говорит, всеединство, но только в таком идеальном состоянии, когда уже преодолеваются все несовершенства жизни и человек приобщается к такому идеальному состоянию» (А.Ф. Лосев Владимир Соловьев и его время 108). Термин «Церковь» употребляется Соловьевым в двух смыслах, о втором разговор пойдет ниже по тексту. наступит торжество истины, добра и красоты.

Начало и конечная цель человечества установлены, но между этими двумя, весьма призрачно представляемыми, точками пролегает история, время, наполненное некоторыми событиями, упорядоченными согласно общим принципам философской системы в целом. Совершенствование должно опознаваться разумом человека, деятеля истории, как нечто одновременно естественное и должное; «И лишь постепенно поборая сопротивление этой (человеческой) воли, вновь и вновь побеждая и убеждая дух человеческий глубже и глубже соединиться с Божеством, Господь возводит человечество к совершенству» (В.С. Соловьев История и будущность теократии 405). история не может не быть осмысленной. «В этом вся тайна мировой жизни и весь смысл теократии. Если бы Бог разом сообщил творению всю Свою любовь, он отнял бы у творения всю его свободу, а тогда в чем же была бы и самая Любовь?» (Там же 427).

«Теократическое призвание Израиля требовало не только сохранения его религиозно-национальной жизни, но и полноты этой жизни, - что могло быть достигнуто только процессом исторического развития» (Там же 499).

Исторический процесс становления совершенного человечества рассматривался Соловьевым несколько по-разному. Во-первых, философ рассматривал исторический процесс как расщепление первоначального единства, с последующим примирением, развивших свои специфические черты, частностей в высшем свободном и конкретном единстве. Таким образом, возникало три стадии: единство без множественности, множественность без единства и, наконец, единство в многообразии, мечта славянофилов. На эту трехступенчатую модель накладывались цивилизационные векторы развития. Первое начало оказалось отраженным миром Ислама, коснеющем в стагнации и лишенным богатства игры частных сил. Второе начало получило раскрытие, благодаря Западной цивилизации, разрываемой разнонаправленными силами эгоистических элементов, занятых исключительным самоутверждением. Третье начало, призвано осуществить славянское племя. Во-вторых, всю историю Соловьев охватывает семичастной моделью, разделяющей ее на дни творения: от грехопадения и разделения добра и зла и до установления Царства Бога. В-третьих, богочеловеческий процесс представлен через призму истории теократии, где выделяется три эпохи: праотеческая (личная), народная и всемирная. Стоит заметить, что вне зависимости от модели, Соловьев помещает свое время за один шаг до «конца истории». Означает ли это, то человеческая история неминуемо завершиться? Возможно, нет. Реальное достижение видимой цели приведет к крушению нашего знания о мире, он преобразиться, при свершении Нового Откровения, например, и будет поставлена новая цель.

Вселенская Теократия.

Однако не станемвысказывать предположения, и подчеркнем главное: История есть процесс утверждения истины Богочеловечества, могущей раскрыться наиболее полно лишь во Вселенской Свободной Теократии. Теократию можно кратко охарактеризовать как совершенный способ коллективного бытия, порожденный гармонией трех властных начал и нацеленный на преображение всего мира в Церковь и осуществление полного раскрытия и возобладания в каждом человеке высшего начала. Будучи способом бытия, теократия не может быть оттеснена во внешнюю сферу существования человека, не затрагивать всего его существа. Измениться должен весь мир и каждый его житель. Теократия необходимо тоталитарна, так как это идеология общественного единства и целости. Вопрос, с неизбежностью ли следует из подобной идеологии предписание массового террора как средства достижения цели, остается открытым.

Осветим последовательно выделяемые Соловьевым три ступени (органа) теократии и рассмотрим специфику и роль таких институтов как Церковь и Государство в рамках этого процесса. Важно заметить, что слово «ступени», использованное философом, не совсем корректно отражает смысл процесса и несколько противоречит духу целостной системы Соловьева. Развитие происходит одновременно в пределах этих взаимосвязанных «ступеней». Причем задача одной «ступени» не может быть исполнена до достижения конечной цели земного развития.

Богочеловеческий процесс, разворачивание истории осуществляется лишь при целенаправленном воздействии теократической Власти. «Для исполнения вселенской задачи Израиля, для совершения им дела Божия в истории недостаточно одних религиозно-нравственных и религиозно-юридических условий, а необходимы еще условия религиозно-политические, необходим руководящая теократическая власть, которая не только смотрела за тем, чтобы всякий израильтянин жил по закону, но и вела бы последовательно народ Израильский к назначенной ему высшей цели, - делала бы его историю» (Там же 629). Власть есть начало, творящее историю, однако оно, представляясь единым в эпоху Моисея, разделившись единожды, что было неизбежно, отныне обитает лишь в раздельности. Первоначальная Власть распадается на Священническую, Мирскую и Пророческую, которые развив в наибольшей полноте свои задатки и особенности должны прийти к свободному единству.

Утверждение Истины и Церковь.

Понятие Церковь ключевое для В. Соловьева, причем, как мы заметили ранее, философ употребляет этот термин для обозначения двух различных концептов. Здесь мы станем говорить о земной церкви, об иерархии или священстве.

Охранительная роль: Священник является представителем Прошлого в архитектуре общественного здания. «В теократии священник есть по преимуществу свидетель бывшего откровения; хранитель предания; задача его блюсти правильность и твердость народной жизни, ее верность прежним основам, направлять ее по данному готовому закону». Там же 548

Деятельная роль: Для Соловьева церковь обязана выступать в качестве активной преобразовательной силы. Философ боролся с аскетическим, монашеским, эсхатологическим креном Восточного Православия, поэтому не станем удивляться тому, что именно осмыслению необходимости осуществления практической роли церкви уделено столь подавляющее множество аргументов сравнительно с теми, уделенными оправданию иной, безусловно, важной, священнической деятельности. Здесь важно выделить несколько общих направлений, полагающих деятельное служение священства.

Во-первых, посредническое служение. Земная Церковь является посредницей между человечеством и Богом, «Всегда и везде народ, в силу своего здравого смысла, сознавал неспособность человеческого большинства к непосредственному «разговору» с Божеством, всегда и везде народ сам требовал (если не словами, то делом) посредников между собой и Богом». (Там же 463) а папа - орудием, «посредством которого незримый руководитель Церкви проводит свое действие и направляет исторические дела земной Церкви в каждую данную эпоху; так что каждый папа есть не столько глава Церкви, сколько вождь данной исторической эпохи». В.С. Соловьев Великий спор и христианская политика 85 Вскрывается некоторое противоречие: священство вступает на стезю пророчества, начало властного авторитета переплетается в исполнении этой миссии с началом проявления личной свободы в отношениях с Божеством. Пророки обречены на торжественное заклание папской инквизицией, ведь первосвященник является хранителем «правды» и руководителем исторической эпохи. Конфликт между ними неизбежен, а значит, в совершенной теократии священство должно будет уступить исполнение этой роли пророкам.

Во-вторых, на Церковь возлагается долг изложения нравственного совета Царю. В работе «Византизм и Россия» раскрывается личная трагедия Петра Великого - преследование и убийство сына - и порицается недальновидное русское священство, которое не смогло удержать Царя от совершения ошибки, вызванной заблуждением сердца. Меч духовный призван ограждать Вседержителя от индивидуальных пороков и способствовать проведению христианской политики. Церковь должна своим силою своего верховного религиозного авторитета утверждать исторический образ «Правды» и полагать допустимые и предпочтительные пути его достижения. «Последовательность мысли, ровно как и послушание голосу Вселенской Церкви, заставляет нас признать истину теократической идеи, т. е. что духовной, а не светской власти принадлежит верховный авторитет в христианском мире» (Там же 90).

«Сила духовной власти - в ее религиозном преимуществе, - преимуществе особого служения делу Божию. Только во имя этого религиозного преимущества все силы мира должны быть подчинены духовной власти (Там же 91).

«Духовное общество - церковь - должно подчинить себе общество мирское, возвышая его до себя, одухотворяя его, делая мирской элемент своим орудием и посредством, - своим телом, при чем внешнее единство является само собой как естественный результат» (В.С. Соловьев Чтения о богочеловечестве 18).

В-третьих, Церковь установлена «для борьбы с вратами адовыми, т.е. с усилиями и ухищрениями зла и лжи в человечестве, в особенности для ограждения от них того человеческого большинства, которое не способно к полной нравственной самостоятельности». В.С. Соловьев История и будущность теократии 263 Наиболее радикальным критикам «папизма» здесь уже могут мерещиться костры инквизиции, сложенные для еретиков (анти-теократические элементы), а также разнообразные воспитательные учреждения, исправляющие естественное зло разделенного человечества и природного человека. Спешим подчеркнуть, что Соловьев присоединял свой голос к общему хору порицания грехов средневекового папства и излишнего религиозного рвения радикалов, предпочитавших применять насилие в деле строительства христианского общества. Однако это лишь порождает ощущение некоторого противоречия, с неизбежностью возникающего у любого проповедника деятельного христианства. Допустимо ли «сопротивлению злу силою»? Одноименная книга русского религиозного мыслителя гегельянца И.А. Ильина. В целом, это крайне распространенная теоретическая проблема, совершенное разрешение которой невозможно, возникающая в рамках любой идеологической конструкции, а особенно резко стоящая перед апологетами идеократизма, предписывающего необходимость проведения радикальных общественных и духовных преобразований с целью установления Идеала. А в рамках религии Любви разрешение конфликта принципов многократно усложняется.

В-четвертых, духовное руководство населением. «Священникам по уполномочению их принадлежит все то, что распространяет действие Божие в народе, и все то, что поднимает жизнь народа к Богу - всякое религиозное действие вширь и всякое религиозное движение ввысь». В.С. Соловьев История и будущность теократии 470 Лишь немногие способны самостоятельно удержаться на высоте деятельного христианства, утверждать себя посредством отказа от эгоизма и охватывать разумом сложнейшую религиозную систему и проникать в суть особых догматов. Особую сложность представляет трактовка закона при применении его к конкретному делу для указания верного пути. Необходимо не только знание религиозной системы и ясное желание помочь ближнему, но и опыт христианского совета. Кроме этого, в сложной ситуации слабым душам требуется переложить свою ответственность с себя, вверить свою волю другому, занимающемуся этим делом не по личной прихоти, возбуждаемой тщеславием. Соответственно, «должны быть в человечестве такие люди, которые являются носителями руководящей воли Божией не по своим личным качествам, а по положению, занимаемому ими в некотором особом богоучрежденном порядке, который независим от людских свойств» (Там же 607). Но можно ли бросить большинство, неспособное к самостоятельному и совершенно свободному нравственному и интеллектуальному подвигу? Такой вопрос задает Соловьев вслед за наследниками апостола Петра и вместе с Великим Инквизитором и отвечает на него отрицательно. Церковь призвана помочь слабым, она не имеет права беречь чистоту своих одеяний подобно святому Кассиану когда «телега» - общество - застряло в грязи. Оставшись в стороне, она станет недействительной, ибо перестанет соответствовать своему понятию.

Перейдем от ролей церкви к выявлению требований, которым она обязана соответствовать, чтобы быть на высоте возложенной миссии.

Во-первых, Церковь должна быть независимой, свободной от государственного принуждения и необходимости прислуживать светской власти. «Чтобы иметь внутреннюю силу, церковная власть должна быть единой, чтобы быть деятельной во внешнем мире, - она должна быть свободна от всякого внешнего подчинения и принуждения, должна быть безусловно самостоятельною» (В.С. Соловьев Великий спор и христианская политика 110). Только присутствие в мире твердыни Рима, над-национальной церкви, позволяет сберечь религиозную автономию. «Ограничиваясь одной национальной областью, несвязанная действительностью с каким-нибудь сверхнародным религиозным средоточием, духовная власть не может сохранить своей самостоятельности» (В.С. Соловьев Византизм и Россия 313).

Во-вторых, территориальная организация церквей должна сочетать принцип единства в многообразии в наиболее полной мере. Местные церкви обладают нравственной задачей: подчиняться религиозному центру, сохранять единство с иными церквями, развивать свои свойства и дарования. Вселенская Церковь может функционировать адекватно своим целям и принципам лишь как организм.

В-третьих, церковь вынуждена быть властной и дисциплинированной организацией. «Следует подумать о той массе христианского человечества, которая не может сама возвысится до созерцания чистой истины, но требует и призывает учителей и руководителей. Но отвечать как должно на этот призыв учителя и руководители церкви не могут, когда между ними самими нет согласия, когда они заняты взаимной враждой и соперничеством. Пастыри вооружаются друг против друга, а стадо остается без защиты; защита же ему нужна не мысленная или идеальная только, но реальная и практическая, ибо таковы и враги его». В.С. Соловьев Великий спор и христианская политика 81 Принцип иерархизма единственный допустимый в качестве структурной оси внутреннего строя церкви. «Что общий строй церкви по Евангелию есть строго-иерархический, а отнюдь не демократический, это достаточно явствует из того, что полнота данной апостолам власти вязать и решительно ничем не ограничена и о каком-нибудь участии народа в этой власти нет речи» (В.С. Соловьев История и будущность теократии 623).

В-четвертых, «Церковь должна привлекать, притягивать к себе все мирские силы, а не втягиваться, не вовлекаться в их слепую и безнравственную борьбу». В.С. Соловьев Великий спор и христианская политика 95 Иными словами, церковь обязана удерживать себя от соблазна вторгаться в пределы теократической юрисдикции светской власти и уподобляться государству, прибегая к механизмам принуждения недуховного характера. «Первосвященник должен, как само Божество, коего образ он носит, быть недвижимым двигателем, должен идеальной силой религии привлекать людей к святилищу, но не сходить в толпу» (В.С. Соловьев История и будущность теократии 510).

Кстати, здесь вскрывается противоречие: совершенно не ясно, должна все же церковь быть вне мрака и борьбы естесвенных сил, или обязана погружаться во тьму этой стихии, дабы осветить и ее и преобразить хаос? «Западная Церковь, верная своему апостольскому призванию, не побоялась погрузиться в грязь исторической жизни (В.С. Соловьев Россия и Вселенская Церковь 79). Или Соловьев полагал, что Церковь должна суметь сохранить свою непорочность, употребляя все силы для «вытягивания из грязи телеги человечества»? Обличая грехи папизма, он, вероятно, именно это и полагал, но вообразимо ли исполнение этого предписания? Как снять это противоречие не ясно, но легко вскрываются причины его возникновения. Возможно, оно порождено дрейфом Соловьева к Католичеству или, что более вероятно, общим утопизмом его идеи Вселенской Свободной Теократии в целом.

В заключении укажем, что мыслитель-романтик предписывает совершенной церкви осуществление синтеза начал власти и авторитета, развитых католиками, источника способности к личному свободному творчеству, раскрытому протестантами, а также принципа охранения догмата и предания, сбереженному православными.

Оправдание Истины для сознания и ее развитие.

Задача религиозных мыслителей заключается в развитии знания о Боге, раскрытию всего смыслового богатства, содержащегося в основополагающей истине христианства, а именно истине богочеловечества. Однако и эта истина не была дана человечеству откровением Бога сразу: Бог раскрылся молодому человечеству как сила и власть, затем повзрослевшему как закон и авторитет и, наконец, зрелому как любовь. Процесс познания есть процесс богочеловеческий, а значит, человек не есть единственный деятель, состояние его знания о мире и Боге зависит не только от его интеллектуальных стремлений, но и от воли Бога, избирающего подходящее время, чтобы предстать перед сознанием конечного существа в новом обличии, показать большую глубину, новый пласт своего существа. «Надлежало же, чтобы Троичный свет озарял просветляемых постепенными прибавлениями…». (Там же 304). Принимать откровения, транслировать волю Бога - прямая задача пророков, которых Верховный Господин избирает самостоятельно, поэтому обыкновенный мыслящий человек может «всего лишь» производить дедукции из догмата о богочеловечестве, выстраивать целостную и всеобъемлющую систему религиозного знания, а если сказать кратко, заниматься философией религии, развитием религиозного опыта и мышления. «Если человек верит в божественные предметы, и если он при этом обладает способностью и потребностью мышления, то он по необходимости должен мыслить о предметах своей веры и, разумеется, желательно, чтобы он мыслил о них правильно и систематически, т.е. чтобы это его мышление было философией религии; …дух человеческий вообще, а, следовательно, и религиозное сознание не есть что-нибудь законченное, готовое, а нечто возникающее и совершающееся (совершенствующееся), нечто находящееся в процессе» (В.С. Соловьев Чтения о богочеловечестве 36).

Но как проверить истинность произведенных расшифровок, как отличить искажения вольного умствования от законной Истины? Вселенский Собор до разделения Церквей был органом верующего человеческого, служащего средоточием сил, объединенных желанием производить конкретизацию всеобщей догмы, а также критерием истинности произведенных усовершенствований. Причем ключевым гарантом истинности изменений служит Святой Дух, обитающий в Церкви, «Без сомнения божественная истина есть тайна. Но сущность этой тайны открыта нам в воплощении Христовом, а частные ее стороны постепенно раскрываются в церковном учении действием Духа Святого, живущего в Церкви» (В.С. Соловьев История и будущность теократии 335). а косвенными, но крайне необходимыми для человека подтверждениями становятся логическая верность нововведений основным откровениям христианства и факт одобрения, «Догматические определения вселенских соборов принимались церковью не потому, чтобы они были стары - напротив они в известном смысле были новы, - а потому, что они были истинны; они принимались в силу своей внутренней связи с основным данным христианского откровения» (Там же 319). желательно единогласного, членами Собора. Очевидно, что в действительности хитросплетений церковной и светской политики отношение подчинения между критериями истинности было скорее обратным, что, впрочем, опосредовано и между строк подтверждает сам Соловьев, приводя примеры из бурной религиозной жизни Церкви до раскола. Смотри, например, вторую часть книги «Россия и Вселенская Церковь», где автор непрестанно ссылается на политическую дальновидность и «змеиную мудрость» пап, гарантировавшую «правильное» развитие догмы. Стоит добавить, что эта задача была непосредственно связана с интеллектуальным охранением Церкви от разнообразных ересей, которые необходимо было выявлять и отвергать, обосновывая их ложность, а также от невежества масс, проповедь для которых должна была проектироваться таким образом, чтобы основы христианства становились им совершенно ясными.

Вернемся к пророку, фигуре имеющей высочайшую значимость в системе Соловьева. Мыслитель работает с тем, что есть, точнее с тем, что было дано человеку. Но как проникает в мир нечто принципиально новое? Только при посредстве пророка - свободного избранника Грядущего. Строки, посвященные пророкам, возможно, могли бы быть полностью употреблены для описания Героев истории в философии Гегеля. Например, обратимся к утверждению Соловьева, что дело их (пророков) жизни внутренне отождествляется с делом Бога и вспомним, что естественная склонность и личный интерес Героя совпадает с волей мирового духа. Однако и разница существенна: пророк творит только сознательно, он уверен в своей миссии, требующей от него самоотречения, а вернее величайшего самоутверждения. Они служат народу живым образцом идеального требования исторической эпохи. Пророки возвещают новые Истины, через них открывается Бог и именно в этом заключается ключевое отличие их от обыкновенных мыслителей, спорящих в определенных, заданных ранее, рамках. Пророки вносят в мир новые ценности. Не пересекается ли здесь Соловьев с Ницше? Признавая за пророками эту миссию, нельзя не поставить их над Священниками и Царями. «К чему религиозная правильность, к чему политическая прочность народного бытия, охраняемого священниками и царями, если нет в виду той полноты жизни, того всеобъемлющего совершенства в свободном и всецелом сочетании Бога с человеком, которое возвещают и к осуществлению которого влекут пророки Грядущего». (Там же 548). Поэтом именно они обладают истинно верховной властью, У Соловьева есть интересная пассаж: Он считает, что пророки имеют высшее право судить иерархию и государства, а находя их несоответствующими своему идеальному призванию, могут и должны сокрушать эти власти. пускай осуществляется она иногда незримо.

Осуществление истины и христианское Государство.

Учение о Государстве разработано у Соловьева заметно меньше, нежели учение о Церкви и теократии в целом. Безусловно, мыслитель остается и в этом верным духу своей социальной философии, полагающий идеал светской власти во всецелом и свободном подчинении власти духовной. Государю вменяется в обязанность свершение черновой работы по перестройке человечества, которой не подобает заниматься возвышенному священству. Возможно, именно поэтому утопист Соловьев воздерживается от обширных размышлений о реальной политике, отказывается писать своеобразного религиозного «Государя» в ответ отвергаемому им Макиавелли.

Однако попытаемся осветить основные идеи Соловьева о государстве и начнем с рассмотрением того, чем является государство. Государство есть объективность человечества, «Основная истина, отличительная идея христианства есть совершенное единение божеского и человеческого, осуществленное индивидуально во Христе и осуществляющееся социально в христианском человечестве, где божеское представлено Церковью (имеющей свое средоточие в верховном первосвященстве), а человеческое Государством» (В.С. Соловьев Россия и Вселенская Церковь 23). высшая форма развития исторического развития конечного духа в его уединении. Осуществление вселенского существа кафолической Церкви невозможно без предварительного создания вселенского тела человечества, Империи, примирения различных наций в едином Государстве. Государство как сила, полагающая единство и обеспечивающая возможность сознательного проведения обширных преобразований, предшествует Церкви в историческом и институциональном плане развития. Из этого следует, что Государство обязано подчиняться Церкви как низшее начало высшему: «Служить народному благу согласно воле Божией, руководясь указаниями первосвященника и пророка - вот истинная задача теократического царя». В.С. Соловьев История и будущность теократии 534 Итак, задача монарха, выраженная в наиболее общей форме, заключается в установлении социальной «Правды», то есть способствовать развитию духовных сил народа, воцарению справедливости и установлению условий благоприятствующих индивидуальному и коллективному движению к Идеалу. Эта простая истина обретает новые грани, когда Соловьев указывает, что кроме проведения в жизнь общих указаний Священства и Пророков, «Первосвященник по внушению Божию указывает народу, куда идти. Но этого мало для косной народной массы, - ей мало одного знания, куда идти, ей нужен сильный и деятельный человек, который бы повел народ по указанному направлению, который бы ходил перед людьми». (Там же 509). проводников воли Бога, Царь должен служить воплощением человеческого деятельного начала, второй силы, требуемой идеалом богочеловечества. «И те указания и это откровение, вводя жизнь Божия избранника в положительные планы провидения, нисколько не нарушали в нем самодеятельности человеческого начала, а напротив, давали этой самодеятельности твердую опору и высшее освящение» (Там же 544). Истинный Царь должен заключать в себе всю мощь человеческого начала и свободно служить делу Бога. Ссылка на «змеиную мудрость» и таланты к «управлению», которыми должен быть наделен правитель для исполнения своих обязанностей, указывает на то, что Царь действует в данном ему настоящем, оперирует краткосрочной перспективой, только ориентируясь на общую и отдаленную цель, вскрываемую Священством и Пророками. Это подтверждается постоянными указаниями Соловьева на недопустимость иерархии вмешиваться в непосредственные дела государя. Итак, Царь «управляет» движением исторического прогресса народного целого. В этом общем предписании заключено несколько очевидных задач светской власти. Во-первых, суд. Остановимся здесь лишь с целью указания одного момента. Излагая теократические добродетели и теократию в целом народа Израиля, Соловьев выделяет три крайние греха - убийство, разврат и идолослужение, соответственно, совершившие их суть враги теократического союза и подлежат уничтожению. Причем все остальные преступления, которые карались смертной казнью у богоизбранного народа в те времена, могли быть легко сведены к этим трем категориям. Теперь вспомним второй сюжет из творчества философа, а именно публичная речь в защиту убийц императора Александра Второго, в ходе которой мыслитель призывал нового Царя к милости по отношению к преступникам, не только совершившим убийство, но и покусившимся на теократическую миссию русского народа. Наличествует противоречие, но, возможно, здесь лишь видимость противоречия? В ходе вскрытия этой кажимости, мы вновь приходим к главному призыву Соловьева: Россия должна отречься от себя и тем самым исполнить свою миссию. Действительно, для теократического народа задача обеспечения его существования представляется необходимой, но недостаточной, ибо подобный народ права не имеет жить ради себя и своих интересов, он призван к исполнению некоторой божественной миссии. Еврейский народ должен был породить Богочеловека, а для этого способствовать развитию своих национальных добродетелей. Задача русского народа и государства в том, чтобы на глазах у всего псевдо-христианского мира покончить жизнь самоубийством и тем самым чудесным образом оказать исцеляющее влияние на эти народы. Именно такие мысли порождает прочтение второй части «Национального вопроса», где автор непрестанно призывает Россию, через обращение с критикой к проповедникам ее могущества, принести себя как жертвенное животное на алтарь богочеловечества. Однако нам видится несколько иное разрешение этого противоречия. Проблема кроется в невозможности выработки системы конкретных и императивных одновременно предписаний по обеспечению могущества государства и религиозности, «теократичности», народа. Возвращаясь к «противоречию» Соловьева, отметим очевидное: предписания относились к конкретному состоянию соответствующего народа и среды, его окружающей, а представлялись, бессознательно ли или в целях наделения слова необходимой силой воздействия, в форме закона. Из запланированного трехтомника о Теократии был написан лишь первый том, к которому мы непрестанно обращаемся, поэтому, возможно, мыслитель изложил бы систематично и ясно руководство теократическому народ будущего. Однако мы можем основываться лишь на существующих работах, поэтому останемся при сделанном заключении.

Вторая задача - ведение внешних войн. Задача напрямую связана с необходимостью обеспечения выживания теократического сообщества. Однако важно указать на следующую любопытную оговорку: Войны допустимы как средство «обеспечить теократию от гибельного влияния известных, определенных народов и дать ей возможность существовать и развиваться». Там же 497 Относительно этого пункта остаются в силе предположения, высказанные выше. Все вновь сводится к интерпретации сути миссии нации и условий, требуемых для ее исполнения; поиску наименее греховных путей к осуществлению коллективной Задачи; размышлениям об иерархии ценностей. Иными словами, как утопия, вселенской теократии, так и неизбежно телеологически выстроенная философия истории Соловьева представляют собой картины социальной жизни, написанные слишком широкими мазками. Попытка выведения конкретных практических рекомендаций или определения ценности некоторых явлений сего дня обречена на провал, ибо философ, творящий идеалы и строящий целостные исторические системы, находится слишком далеко от реальной политики и обыкновенной жизни. Можно предположить, что это трагедия любой идеологии: периметр отрывается от ядра. Безусловно, это не опровергает необходимости целостных систем смысла. Однако необходимо учитывать возможность и даже неизбежность подобного разрыва, подходя к рассмотрению теоретико-философских и публицистических работ любого мыслителя.

Третья задача: упорядочивание естественного хаоса, возникающего внутри целого нации. Государь должен преодолевать присущую природному человеку склонность к анархизму, обостренному чувству самости, ведущего к отказу от исполнения своего индивидуального призвания внутри коллектива. «Чтобы не было больше таких дел, подвергавших опасности существование Израиля в его целости, необходимо было утверждение крепкой национальной власти, не позволяющей каждому делать все, что угодно в очах его» (Там же 525). Далеко идущие выводы можно сделать из рассмотрения этой крайне любопытной цитаты: «Отдельный израильтянин (член теократического народа) имеет значение и цену, лишь поскольку он верен особому призванию своего народа, - поскольку он солидарен с теократическим целым». Там же 494 Правитель призван воспитывать народ к будущей совершенной теократии, гармонизировать общественные отношения, подчинять духовному авторитету. В целом, без определенного упорядочивания общества немыслимо исполнение основной задачи Царя - «управлять».

Наконец, можно выделить четвертую задачу, а именно преодоления замкнутости народа в себе. «Если народ занят самим собою, то он не свободен для всемирных подвигов. Если силы его духа обращены на себя, то он бессилен для всего другого». В.С. Соловьев Национальный вопрос в России 29 Великий народ не может ограничиваться своими собственными интересами, его должно вывести на линии развития всемирной истории, заставить его вершит «большую политику».

Подвести итог изложению задачи царской власти можно следующей емкой фразой: «Самое лучшее государство есть то, которое наиболее стеснительно для настоящего реального зла и, вместе с тем, дает наибольший простор и поддержку всем силам, двигающим общество к его будущему идеальному благу. Ибо если без первого условия (противодействия злу) существование общества было бы невозможно, то без второго (движения к идеалу) оно было бы бесцельно и недостойно». Там же 203 Вопрос вновь лишь в том, что есть зло и как должно представлять будущее идеальное благо, а также в том, кто и при каких обстоятельствах призван этот вопрос решать, причем именно решать, так как истина всегда в развитии, и мир непрестанно меняется. Очевидно, что духовная власть выше права, она его корень, опора и судья. Но можно ли сказать, что Государь также выше права? Ответим утвердительно и приведем в подтверждение слова Соловьева: «Самодержавная монархическая власть есть начало сверхправовое, и, следовательно, никак не может быть основным, образующим принципом права и юридической науки. Живая личная власть государя восполняет недостаточность отвлеченного права и формальной законности, подобно тому, как с религиозной точки зрения сила благодати восполняет немощь нашего естества». Государственная философия в Программе Министерства Народного Просвещения 410 Государь закрепляет за собой статус суверена и становится по праву третьей самостоятельной властью.

**********

Три начала власти, обозначенные нами выше, развиваются в ходе исторического процесса, осуществляется их поступательное становление. Со временем проясняются задачи, развивается знание о должном, вырабатываются новые механизмы осуществления власти. Самое главное, эти власти непрестанно осуществляют взаимодействия, стремясь, посредством преодоления ошибок и заблуждений, достигнуть наилучшего порядка. Человечество постепенно одухотворяется, развивается религиозная система, теократические народы сменяют друг друга, соответственно преобразовывается и представление о «Правде». Надо полагать, что В. С. Соловьев, согласно духу его собственного учения, сформировал модель философии истории и выразил «Правду» настоящего времени, указав на Россию как на ее носителя.

Роль России в истории

Рассмотрев теократический идеал В.С. Соловьева и принципы разворачивания человеческой истории, полагаемые мыслителем, перейдем к размышлениям философа о России, стране, призванной к великому и вселенскому служению, играющей ключевую роль в драме истории. Однако как обосновывает многоуважаемый религиозный философ свою веру в «миссию» России, и каких конкретно действий требует от народа и государства российского? Таким образом, наше рассмотрение обоснованно распадается на две части: основания особого положения России и сущность служения России.

Почему Россия теократична?

Начнем с того, что Россия является христианской страной, а также, благодаря самодержавному революционеру Петру Великому, оказывается вновь включенной во всемирно-исторический ход становления человечества, «Он (Петр I) беспощадно разбил твердую скорлупу исключительного национализма, замыкавшего в себе зерно русской самобытности, и смело бросил это зерно на почву всемирной европейской истории» (В.С. Соловьев Великий спор и христианская политика (16)).

«Он (Петр Великий) своим историческим подвигом возвращал Россию на тот христианский путь, на который она впервые стала при св. Владимире» (В.С. Соловьев Национальный вопрос в России (161)). который непосредственно связан с развитием Европы. Однако между правоверной страной и мессианской пролегает пропасть, которую Россия преодолевает, соответствуюя ряду условий.

Во-первых, русский народ смог обеспечить свое единство и свободное национальное существование, выстроив могущественное государство и развив в коллективном своем сознании монархический принцип в его наибольшей полноте и ясности. Именно необходимостью исполнить эту задачу, было обусловлено замыкание России в себя, осуществленное бессознательно, но руководимое, очевидно, волей мирового Духа. «Между тем та ближайшая относительная цель, ради которой России нужно было отойти от всего мира в сторону и замкнуться в себе, - была достигнута: единое сплоченное государство было создано» (Там же 177). Нельзя свободно возводить Царство Правды, не имея Царства как такового и подходящих инструментов для исполнения столь ответственной миссии, а также, оставаясь в рабстве у иноверцев или находясь в состоянии непрекращающейся междоусобной вражды и идеологического противостояния. «Мудрость и самоотвержение наших предков обеспечили самостоятельное бытие России, давши ей зачаток сильной государственности. Такая государственность была необходима для России, расположенной на большой дороге между Европой и Азией, без всяких природных защит, открытой для всех ударов. Без глубокого государственного смысла, без самоотверженной и непоколебимой покорности правительственному началу, Россия не могла бы устоять под двойным напором с Востока и Запада; подобно другим нашим единоплеменникам, мы были бы порабощены басурманами, или же поглощены немцами» (Там же 31)

Национальная самобытность была сохранена, но стоило ли ее сохранять, согласовывалась ли она с христианским идеалом? Безусловно, ибо сознание и душа русского народа, по Соловьеву, до самых своих глубин, проникнуты религиозным духом. Идеал России, в отличие от иных европейских стран, нравственно-религиозен, что подтверждается ссылкой на предикат, выражающий, согласно народным убеждениям, основную суть России: Святость, Святая Русь. Соловьев в книге «Россия и Вселенская Церковь пишет следующее, подтверждая сказанное нами и выявляя новые грани проявления русской религиозности: «Высоко-религиозный характер русского народа и наша склонность к мистике, проявляющаяся в философии, литературе и искусстве, служат, по-видимому, указанием на великое религиозное предназначение России». В.С. Соловьев Россия и Вселенская Церковь 92

«Наш народ ставит выше всего правду Божию, он теократичен в глубине души своей» (В.С. Соловьев Еврейство и христианская политика 174) Глубокая религиозность народа подтверждается так же и негативно: «Внешний образ раба, в котором находится наш народ, жалкое положение России в экономическом и других отношениях не только не может служить возражением против ее призвания, но скорее подтверждает его. Ибо та высшая сила, которую русский народ должен провести в человечество, есть сила не от мира сего, и внешнее богатство и порядок относительно ее не имеют никакого значения. Великое историческое призвание России, от которого только получают значение и ее ближайшие задачи, есть призвание религиозное в высшем смысле этого слова». В.С. Соловьев Три силы 238 Грубый материалистический экономизм мещанина, в отличие от возвышенного «материализма» «пророческого» еврейского народа, губит веру в Бога и Его Царство, подталкивает к признанию фактичности, а не к желанию согласия между деятельной жизнью и религиозной истиной. «Помимо внешних благ, о которых должно заботиться государство, народ наш хочет еще совсем другого. Он хочет правды, т. е. согласия между деятельной жизнью и той истиной, в которую он верит» (В.С. Соловьев Национальный вопрос в России 79). Причем, вновь благодаря великому преобразователю, Россия вышла к тем рубежам, с которых стал возможен осознанный рывок к объективации общественной Правды, а именно, приняла плоды Просвещения, преодолела немецкий идеализм, Односторонние философские идеи русское общество, по мнению Соловьева, отвергает быстро, пропуская их через себя и сохраняя верное. Конечно, зачастую слишком некритично увлекается он подобными веяниями, однако всепоглощающая страсть к Смыслам оказывается условием их преодоления и признаком силы духовной жизни. «Русскому обществу, при всех недостатках, происходящих главным образом от условий его исторического воспитания, нельзя отказать в одном качестве: умственной подвижности. Если мы склонны признавать над собою деспотическую власть всяких идей и идолов, то, по крайней мере, мы быстро меняем предметы своего поклонения» (Там же 97). обрела щедрую на размышления о Благе и народных грехах мирскую культуру Усвоение европейской, то есть всемирной культуры, обеспечило бурное развитие национального творчества, то есть заключающего специфические и уникальные, а потому ценные, особенности во всеобщих формах. «Петр Великий верил в Россию и не боялся за нее; он верил, что европейская школа не может лишить ее духовной самобытности, а только даст ей возможность проявиться» (В.С. Соловьев История и будущность теократии (32)). Петр I оказался прав. и действенное чиновничество - потенциально инструмент перекраиванию социального тела. «Русский ум под охраною добрых и смелых офицеров проходил европейскую школу для того, чтобы, выйдя наконец (в сороковых годах настоящего столетия) из высшего класса этой школы (немецкий философский идеализм), с ясным сознанием и необходимыми научными средствами обратиться вновь к тому вопросу, который в XVII веке был поставлен, но не решен нашей церковной жизнью». (В.С. Соловьев История и будущность теократии (250)).

Однако римляне Византии также были набожными мистиками и одержимыми богословами, но это не удержало империю от гибели и не привело к осуществлению божественной Правды. Необходима не только Вера во Христа и его Слово, но и страстное стремление богоугодного Дела, упорядочивания хаоса общественных отношений и искоренения земного зла. «Под русской народностью я разумею не этнографическую только единицу с ее натуральными особенностями и материальными интересами, а такой народ, который чувствует, что выше всех особенностей и интересов есть общее вселенское дело Божие, - народ, готовый посвятить себя этому делу, народ теократический по призванию и по обязанности». (Там же 74). Русский народ обладает практическим смыслом, «соответственно этому практическому и историческому смыслу русского народа и в своем высшем идеале сверх аскетической святости он полагает и деятельную святость. Святая Русь требует святого дома». В.С. Соловьев Национальный вопрос в России 55 Относительно четвертого условия, обладания религиозной истиной, Соловьев колебался. В более ранних работах, Соловьев, увлеченный проповедью свободного соединения Церквей, обладающих в своей обособленности лишь частью вселенской истины, верил в то, что Россия бережет Восточную Церковь, охраняющую догмат веры от искажений и продолжающую этим дело Византии. Церковь как Святыня, существующая на Востоке, сольется с развитыми на Западе церковными началами Власти (Католицизм) и Свободы (Протестантизм) в истинную Вселенскую Церковь. В сборнике статей «Национальный вопрос в России» Соловьев полагает Русское христианство свободным от местных ограниченностей: «Поставленная между Византией и Западной Европой, киевская Русь могла свободно воспринять истинные универсальные начала христианской культуры помимо ее односторонних и преходящих форм». Там же 162 Однако более вкрадчивый анализ истории Византии и России приводит мыслителя к выводам, заключенным им в строках книги, написанной на французском языке, «Россия и Вселенская Церковь», строках, посвященных уничтожающей критике ортодоксального византийского христианства. Е. Трубецкой в объемном труде, посвященном раскрытию и критике творчества В. Соловьева, утверждает, что радикальной критикой Православия автор погубил социальную идею своей жизни, создание Вселенской Церкви, ибо религиозное наследие христианского Востока оказалось полностью лишенным всякой ценности. Византийская иерархия постоянно способствовала искажению оснований христианства и возникновению и развитию многообразных ересей, потворствовала языческому произволу императоров, боролась Римом во имя своих националистических интересов, а после раскола погрязла в черством охранительстве и буквализме и стала орудием в руках государства. Русская церковь переняла грехи греческой, «Россия получила православное христианство из Византии уже в том виде, который оно имело там в Х и ХI веке; вместе с православием, она получила и церковный византизм, т.е. известный традиционализм и буквализм, утверждение временных и случайных форм религии наряду с вечными и существенными, местного предания наряду с вселенским» (В.С. Соловьев Византизм и Россия 320) но вместо того, чтобы исправить допущенные ошибки, она лишь следуя догме, бессознательно развивала разрушительные для христианской истины интенции, заложенные в религиозную систему византийцами. (цитата: Россия ничего кроме раскола не породила). Духовенство Востока утратило место в будущей теократии Соловьева; лишь Церковное начало Рима сохранило свою истинность.

Изложив теократические задатки России, обосновывающие ее значимость, мы не затронули самого их корня, основания их произведшего и дающего надежду на радикальное исправление ошибок прошлого и совершение всенародного прыжка в теократическое будущее. Самоотверженность, готовность к отказу от узости и ограниченности, - вот причина, произведшая все национальные добродетели. «На забвении национального эгоизма основано все хорошее и у нас в России: и русское государство, зачатое варягами и оплодотворенное татарами, и русское благочестие, воспринятое от греков, и то заимствованное с Запада просвещение, без которого не было бы русской литературы, не было бы и вашего славянофильства». В.С. Соловьев Национальный вопрос в России 45 Кроме этого, русский народ восприимчив к духу иных народов, способен принимать чужое. Именно в этой характеристике В.С. Соловьев полностью соглашается с Ф.М. Достоевским и высказывает свое с ним идейное сродство во Второй речи в память о Достоевском: русский народ «обладает необыкновенной способностью усваивать дух и идеи чужих народов, перевоплощаться в духовную суть всех наций». В.С. Соловьев Три речи в память Достоевского 196 Чтобы соответствовать своему понятию христианский народ должен быть открытым к другим и готовым к забвению своих частных особенностей, так часто становящихся в основание братоубийственной розни.

Итог: Русский народ есть народ теократический, так как он (а) способен к самоотречению; (б) создал могущественную империю и выработал монархическое сознание; (в) деятельно религиозен в христианстве («Правда»). «Глубоко религиозный и монархический склад русского народа, несколько пророческих фактов в его прошлом, огромная и плотная масса его Империи, большая скрытая сила народного духа - контраст с бедностью его существования в настоящем, все это, по-видимому, указывает, на историческое назначение России» (В.С. Соловьев Россия и Вселенская Церковь 506).

Обоснование исторической значимости нации есть важнейший элемент идеократической системы смысла, ибо Идея должна иметь своего носителя, она действительно существует лишь в деятельной воле некоторого коллективного целого и приходит к сознанию в лице избранных пророков-философов, полагающих это откровение Истины в смысловой фундамент социально-политической системы в целом. Суверен как властитель отдельной коллективной объективности - народа, путем утверждения концепта философии истории, производит свою легитимацию, а также обосновывает обязательность своего присутствия, ибо дальнейшее движение, в указанном идеологией направлении, «богоугодно». Однако лишь единичная объективность, имеющая в себе всеобщее, является не только необходимой, но и полностью оправданной в своих естественных склонностях. Отдельное индивидуальное стремление становится неизбежно прогрессивным, историческим. На этих утверждениях основывается культ Героев Гегеля и национализм «народа-Я» Фихте. «Немецкий народ, согласно Фихте, есть Я среди народов. Именно по этому основанию называет он его первобытным народом. Только в этом народе могла возникнуть истинная философия, познание разума, наукоучение; только путем такого понимания возможно нравственное обновление мира; наукоучение, проведенное в жизнь, есть это новое народное воспитание, от которого, по мнению Фихте, зависит спасение немцев, а вместе с тем и всего человечества, эпоха «науки разума» и «искусства разума»» (К. Фишер Фихте. Жизнь, сочинения и учение, 620). В системах великих немецких философов история оставалась за немцами. Германский народ суть единственно «живой» народ, в нем теоретический и практический разум были примирены. Последуем за Гегелем. Апология прусского государства в его философии истории наличествует, но наступает ли «конец истории» и обоснованы ли суждения философа о пути духа и состоянии знания и нравственности в Германии, основанные на оценке событий истории и распознании состояния духа в эпохах и народах? Ответим на второй вопроС. Вернемся в эпоху абстрактной свободы и аристократизма, когда христианство явило миру идею духа, и была поставлена задача введения духа в мир. Распад «исторического мира» на две римские империи поставил вопрос о пути духа: Византия или Германский мир. Ответ Гегеля известен, германцы стали народом историческим. Однако на чем основаны данные утверждения? Логическое развитие понятия полагает путь духа, каким он должен быть, какие стадии он обязан пройти, но лишь сбор и анализ фактических данных о жизни отдельных народов, предоставляет возможность определять их историческую значимость. Совершенным состоянием можно считать то, в котором, во-первых, будет развита наука об абсолютном духе, во-вторых, осуществлено царство нравственности, дух обретет свободу. Византия оказалась, по убеждению Гегеля, не способной выстоять на высоте требований духа, история ее миновала. Причина в том, что христианство присоединилось к существующей и уже развитой духовной высокой культуре, соответственно оно в культуре Византии осталось чем-то чуждым и внешним, а, следовательно, не усвоенным. Христианство не проникло в глубины народные; истинная религия остается абстрактной, так как вся организация государства и законов не была перестроена по принципу религии. Германцам удалось совершить то, что оказалось не под силу эллинам, ибо христианское откровение застало германский народ в его изначальности. Он, до и вне христианства, был в культурном отношении пуст. Усвоению религии способствовали и особенности души дикого народа: «чувство душевной целости в себе»; «всякая частность для нее важна, так как душа вкладывается целиком в каждую из них». Ход самой истории (жестокость; презрение к религии; катастрофы) способствовал становлению исторического народа историческим (каламбур): «Европа приходит к истине соответственно тому, как и поскольку она оттолкнула ее». В наблюдавшемся Гегелем настоящем исторического развития, германцы пришли к теологическому просвещению и просвещенной теологии, а также конституционной монархии.