Идеократическая традиция в российской консервативной политической мысли

В философии истории Гегеля мы наблюдаем схождение истории духа и мировой истории, где слияние гарантируется произволом субъективности философа, выраженной в подборе фактических данных и их интерпретации, а также уровнем развития знания истории народов. Необоримым становится соблазн выявить дух учения великого философа и отбросить выводы, основанные на заблуждении. По этому пути, зачастую, вероятно, бессознательно, пошли многие русские мыслители. Обратимся, например, к славянофилу А.С. Хомякову, который переориентирует гегелевскую философию историю на Византию и славянское племя, оставляя христианскую сущность самого учения Гегеля. Хомяков утверждает, что именно Византия исполнила великую историческую задачу: уточнила и оформила христианское учение. «Ей было дано великое дело уяснить вполне Христианское учение, и она совершила этот подвиг не для себя только, но для нас, для всего человечества, для всех будущих веков». Хомяков А.С. По поводу статьи И.В. Киреевского «О характере просвещения Европы и о его отношении к просвещению России» 219 Киреевский утверждает: «Особенность же древней Руси заключалась в самой полноте и чистоте того выражения, которое Христианское учение получило в ней - во всем объеме ее общественного и частного быта». Обратимся вновь к Хомякову и вспомним слова Гегеля о дикости и восприимчивости германцев: «Свежая земля, не закованная в формы уже определяющегося общества политического, не испорченная завоеванием, быть может, по основам своей народной жизни и по сравнительной мягкости нравов, свойственной Славянам Северным, готовая к принятию высшего духовного начала, она едва озарилась лучом истинного учения, как уже стала бесконечно выше Византии. Она поняла как свят и обязателен закон правды». Русский идеократизм пришел к убеждению, что осуществить царство «правды» или нравственности, объективировать Добро как абсолютную ценность, призваны именно славяне. Философия истории немецкого философа ставится на службу русскому идеократизму. Получается интригующая ситуация: историческая избранность народа определяется, во-первых, теологическими утверждениями, определяющими истинность исповедуемого местной-вселенской церковью варианта христианства и, во-вторых, осуществляемым социально-политическим проектом государства нравственности-правды.

Мы допустили это вольное отступление от изложения тезисов Соловьева, чтобы указать на идеалиста Гегеля, развившего философию истории и прибегавшего к своеобразной и уязвимой со стороны критики аргументации в целях оправдания избранности германцев. Со многими идеями ранних славянофилов Соловьев был согласен, поэтому можно утверждать, что философ творчески развивал из воззрения, смело доводил их до смыслового завершения, причем это так же относится и к утверждению избранности России. Однако между утверждениями Гегеля о германцах и Соловьева о русских пролегает смысловая пропасть, отделяющая немецкого философа от идеократизма и подчеркивающая родство с ним (идеократизмом) русского пророка. Гегелевская мыль об истории и задачах мирового Духа как сова Минервы вылетает лишь тогда, когда спускаются сумерки. Народ находит свое историческое оправдание в сознании философа только после свершения своей миссии, причем осмысленность жизненной задачи нации приходит лишь к старости его коллективного тела, когда намечающийся упадок позволяет явственно определить достигнутую народом вершину. Германцы совершили революцию в религиозном сознании, создали свободный монархический строй, в котором была объективирована Свобода. Пророк-Соловьев мыслит иначе, поэтому аргументы, обосновывающие избранность России, у него иные. Он, безусловно, принимает многие критерии историчности Гегеля, а именно, например, «изначальная незамутненность сознания до всецелого принятия христианства, творчески развитый и обобщенный Соловьевым в «способность к самоотречению и преодолению старых форм». Гегель обращается к фактам, единожды случившемуся, а Соловьев выявляет присущие народу принципы его существования, раскрывшиеся в значимых исторических событиях. Относительно признания «цельности жизни» Соловьев, славянофилы и Гегель едины. Однако далее следует важнейшее различение: согласно русскому проповеднику теократии, именно остро чувствуемый и ясно осознаваемый разрыв между существующим и должным есть предпосылка теократического будущего и мессианской роли народа в истории. Избранность германцев полагается их историческим самоутверждением, а избранность русских обосновывается их способностью к самоутверждению посредством самоотрицания, свободного переламывания своего настоящего «Вторая, еще более важная черта, которую Достоевский указывал в русском народе, - это сознание своей греховности, неспособность возводить свое несовершенство в закон и право и успокаиваться на нем, отсюда требование лучшей жизни, жажда очищения и подвига» (В.С. Соловьев Три речи в память о Достоевском 201) и проявления самобытности и своеобразия через принятие другого. Экспансия русского духа, гарантировалась не «героическим» доказательством своего культурного превосходства среди инородцев, а тем, что «привлекательно действовала на чужих людей лишь мягкость и подвижность нашего народного характера, многогранность русского ума, восприимчивость и терпимость русского чувства» (В.С. Соловьев Национальный вопрос в России 76). Немцы добились установления своей «Правды», заключавшейся в конституционной монархии и культе Государства, и потому уходят с мировой арены, а славяне «Правду» свою глубоко прочувствовали и требуют ее земного осуществления, а также имеют все необходимые задатки для ее осуществления, то есть они восходят к мировому Духу. «В силу этих исторических условий - разобщения с Европой, воздействия монголов и одностороннего влияния византизма - сложился в московском государстве духовный и жизненный строй, который никак нельзя назвать истинно-христианским. Этот строй имел религиозную основу, но вся религия сводилась здесь исключительно к правоверию и обрядовому благочестию, которые ни на кого никаких нравственных обязанностей не налагали» (Там же 164). «Под именем Святой Софии русский народ любил социальное воплощение Божества и Церкви вселенской. Это - русская, истинно национальная и, безусловно, вселенская идея» (В.С. Соловьев Россия и Вселенская Церковь 367). «Лучшие люди России и масса русского народа пребывают верными восточному православию и держатся теократических преданий Византии» (В.С. Соловьев Еврейство и христианская политика 172). В заключение приведем важные для понимания творчества Соловьева слова Е. Трубецкого, подчеркивающего сущностную отчужденность мысли философа от русской православной традиции: «Ветхозаветный элемент теснейшим образом связан с представлением Соловьева о национальном мессианстве России. Сущность этого воззрения выражается в убеждении, что среди других народов Россия должна осуществить земное царство Мессии». Е. Трубецкой Миросозерцание Вл. Соловьева (505).

Что Россия должна сделать?

Предписания Соловьева неоднородны, вновь прослеживается смена курса мысли философа, но стержень философии нации оставался неизменным: «Народность или национальность есть положительная сила, и каждый народ по особому характеру своему назначен для особого служения. Различные народности суть различные органы в целом теле человечества». В.С. Соловьев Национальный вопрос в России 9 Каждый народ обязан исповедовать свой долг, заниматься творческим самопознанием и готовить себя к нравственному подвигу и богочеловеческой жизни.

Работы первого «теократического» периода творчества оптимистичны, ибо философ еще не лишает Россию права на обладание религиозной истиной, пускай и односторонней. «Россия не призвана быть только Востоком, в великом споре Востока и Запада она не должна стоять на одной стороне, представлять одну из спорящих партий, - она имеет в этом деле обязанность посредническую и примирительную, должна быть в высшем смысле третейским судьей этого спора». В.С. Соловьев Великий спор и христианская политика 16-17 Россия призвана стать проводником высшей Третьей силы, «долженствующей дать человеческому развитию его безусловное содержание», В.С. Соловьев Три силы 237 и посредником «Или это есть конец истории, или неизбежное обнаружение третьей всецелой силы, единственным носителем которой может быть только Славянство и народ русский» (Там же 238). между человеческим и Свободным миром. Бесчеловечный Бог Востока и безбожный Человек Запада должны быть приведены к примирению, результатом которого станет истинное Богочеловечество. Для этого необходимо соединение церквей и создание Вселенской Церкви. «Не для легких и простых дел создал Бог великую и могучую Россию. И как ни трудно дело соединения церквей, это не мешает ему стать нашей жизненной задачей и всемирно-историческим призванием». В.С. Соловьев История и будущность теократии 266 Все, поставленные историей перед Россией вопросы, а именно Польский, Восточный и Еврейский, разрешаются лишь посредством объединения церквей. Примирение со славянами поляками Церковное единство как пролог к объединению всего славянского племени: «Ясно, что вне церковного единства - невозможно указать никакого другого положительного начала для объединения всех славян, никакого определенного и вместе с тем широкого знамени, которое могло бы собрать все лучшие силы славянства и составить повсюду противовес мелкому национальному соперничеству и междоусобию» (Там же 272). возможно лишь в ходе дружественного преодоления религиозного раскола; победоносная война за освобождение Константинополя от магометан немыслима вне духовного единства с католической Европой; наконец, интеграция еврейского народа в семью христиан осуществиться лишь, если сами христиане покажут на деле свою приверженность всечеловеческому братству, откажутся от национального эгоизма и станут совместно проводить христианскую политику, тем самым осуществят свой нравственный долг. Россия обязана инициировать процесс сближения миров, «Россия должна бы сделать почин в этой новой положительной реформации» (В.С. Соловьев Национальный вопрос в России 6). однако, Соловьев ни в коем случае не считает, что столь великое дело зависит исключительно от России, «Лучше полагать призвание славянства не в том, чтобы сменить Европу на исторической сцене, а в том, чтобы исцелить ее и воздвигнуть к новой, более полной жизни» (Там же 65). он ожидает поддержки со стороны в первую очередь Рима, который должен пойти на уступки и признать необходимость слияния и отказа от ограниченности, Польского народа, способного стать началом примирения. Соловьев задает риторический вопрос, имеющий весьма далеко идущие следствия: «Что если сама польская нация есть только средство и инструмент?» (В.С. Соловьев Еврейство и христианский вопрос 182) Но как запустить этот процесс? Здесь во всей полноте проявляется верность религиозного мыслителя, поддерживаемого им принципа национального служения: Россия должна отречься от своего церковного эгоизма, покаяться в своих грехах, «Самый существенный, даже единственно существенный вопрос для истинного, зрячего патриотизма есть вопрос не о силе и призвании, а о «грехах России»» (В.С. Соловьев Национальный вопрос в России 147). предать свои политические интересы и первой пойти на компромисс с Западной Церковью, освободить Православие от государственного охранения, «Если же мы вверим во внутреннюю скрытую силу восточной церкви и не допускаем и мысли, что эта церковь может быть облатынена, то именно для того, чтобы эта скрытая сила могла проявляться, мы должны желать прямого, свободного и деятельного общения с церковным миром Запада» (Там же 37). Соловьев сам впоследствии эту веру утратил и желал «облатынения» косной восточной иерархии. допустить на своей территорию свободное религиозное общение и церковные споры, «Необходимо прежде всего установить моральную и интеллектуальную связь между религиозным сознанием России и Вселенской Церковью» (В.С. Соловьев Россия и Вселенская Церковь 65) нацеленные на выяснение догматических и универсальных оснований Вселенской Церкви. «Если Россия не исполнит своего нравственного долга, если она не отречется от национального эгоизма, если она не откажется от права силы и не поверит в силу права, если она не возжелает искренно и крепко духовной свободы и истины - она никогда не может иметь прочного успеха ни в каких делах своих, ни внешних, ни внутренних» (В.С. Соловьев Национальный вопрос в России 6).

«Без свободной и открытой борьбы истина не может постоять за себя, не может овладеть действительностью, не может обнаружить своей жизненной силы и правды» (Там же 80). Итак, первая задача России состоит в примирении Востока с Западом.

Вторая задача, связанная, впрочем, с первой, должна быть решена уже внутри страны: Россия должна создать внутри своих границ праведное общество. Только союз русского (Царство), польского (Священство) и еврейского (Пророчество; личное начало) - трех теократических народов - обеспечит прочный фундамент здания Свободной теократии внутри Российской империи. Польская шляхта призвана компенсировать слабость российской аристократии, связующей народ с царем и служащей надежным инструментом в преобразовательном деле; русский монархический народ становится земледельческим корпусом всего национального тела и задает самый центр теократического предприятия - Суверенного Самодержца; еврейство становится основной деятельной силой, направленной на очеловечивание материальной жизни и природы. От властей Росси требуется гармонизация интересов этих трех народов и выстраивания такой системы общественных взаимоотношений, где все работали бы на общее дело, проявляя свои лучшие качества.

Однако Соловьев вскоре разочаровался в Восточной Церкви, что привело к существенной переориентации всего теократического проекта: Россия утратила право быть всечеловеческим судьей, но сохранила за собой «всего лишь» «Царственное» положение в свободной теократии, как раз подле папского первосвященнического престола. «Мы народ настоящего, народ царский», В.С. Соловьев История и будущность теократии 260 а значит должны принесть в тело всемирной теократии политическую мощь христианской империи. Именно здесь в крайней степени сможет проявиться способность русского народа к самоотречению, ибо во имя Богочеловечества, Император России должен пойти в «сыновство» к земному орудию св. Петра, Папе римскому. Стоит ли упоминать на какие колоссальные жертвы вынуждена будет пойти ортодоксальная церковь? «Исторические судьбы судили России дать Вселенской Церкви политическую власть, необходимую ей для спасения и возрождения Европы и всего мира». В.С. Соловьев Россия и Вселенская церковь 65 Папе нужна государственная опора в лице России в борьбе за христианское дело! «Если бы не было разделения церкви…иерархия западная в своей трудной борьбе с антицерковными и антирелигиозными элементами определенных стран, имея за себя благочестивый Восток и предоставляя внешнюю сторону этой борьбы дружественной силе православного кесаря, не имела бы надобности примешивать к высокому образу своего духовного авторитета мелкие черты служебной государственной политики» (В.С. Соловьев Еврейство и христианская политика 169). Легко представить какой шкал негодования последовал за подобной проповедью в самой России! Е. Трубецкой утверждает, что в России не оказалось сторонников Трубецкой, возможно неосознанно, обманывает доверчивого читателя, так как «пламенный реакционер» К.Н. Леонтьев горячо поддерживал именно империалистические выводы, следующие из теократической утопии Соловьева. Леонтьев, бросает вопрос в пространство: А не иезуит ли Соловьев и не является ли проповедь любви и добра лишь маска для продвижения политических интересов России?, а затем с нескрываемой надеждой пишет следующие строки: «если совокупность всех выше перечисленных условий приведет к соединению Церквей под папой, -- то скорее может случиться, что русские, в одно и то же время столь расположенные к мистическому подчинению и столь неудержимые в страсти разрушать, столь бешеные, когда они одушевлены,--скорее, говорю я, может случиться, что эти русские паписты не только не будут кротки, как советует им зря Вл. Сергеевича положут лоском всю либеральную Европу к подножию папского престола; дойдут до ступеней его через потоки европейской крови. И тогда разве не простится ему и ложь? Простится, мой друг! Да еще скажут «Великий человек! Святой мудрец!» (К.Н. Леонтьев О Владимире Соловьеве и эстетике жизни (по двум письмам) (244)). теократической идеи Соловьева. Е. Трубецкой Миросозерцание Вл. Соловьева 580 Он справедливо нарекает «Свободную Теократию» утопией и даже доказывает, что это явное contradictio in adjecto. Трубецкой не может принять убежденности Соловьева в том, что государство должно войти на правах необходимой части в Царство Бога. Мочульский обвиняет Соловьева в радикальном националистическом империализме, Много лет он беспощадно обличал славянофильский национализм и нанес ему последний удар, а между тем в его теократической системе--полное торжество национализма. Из всех стран одна Россия призвана строить земное Царство. А это значит, что Русской империи суждено всемирное владычество, могущество, богатство и слава. Начав призывом России к смирению и самоотречению, он кончает обещанием ей диктатуры над всем миром. (К.В. Мочульский Владимир Соловьев Жизнь и учение 747) оправдании насилия над миром и продвижении идеалов внешнего, опредмеченного и средневекового христианства. Идеализм, отрицающий реальность конечного мира, логически приводит к насилию над этим миром. Соловьев в своих мистических прозрениях видит Царствие Божие уже пришедшим в силе и славе, и косная медлительность и запутанность исторического процесса просто его раздражает. Если «сонное человечество» не желает проснуться, нужно его растолкать; если оно по своей «нравственной и умственной несостоятельности» не хочет войти в Царствие небесное, можно ввести его насильно. Средневековая теократия завершилась системой принуждения, так же завершается и теократия Соловьева. (Там же 746). Очевидно, что подобные критические выпады входят в программу минимум по уничтожению любой идеократической идеологии, поэтому остановимся на этом подробнее в конце работы.

Заключение.

Учение В.С. Соловьева о теократии:

(а) представляет собой яркий пример идеократической идеологии. Система идеалистична, развивается телеологически, наличествует философия истории, обосновано призвание человека и коллективизм, установлено должное отношение к властным институтам - Церкви и Государству, утверждена верховенствующая роль идеократической элиты. Основные категории идеократизма заполнены конкретным содержанием.

(а-1) демонстрирует следующие особенности, вероятно, свойственные идеократическим системам смысла и выявляющиеся только в ходе анализа определенных идеологий:

· Глубоко проработанное философское основание конструкции

· Утопизм и максимализм

· Противоречивость и слабость концептов периметра

(б) выведено в своих сущностных элементах за пределы русской традиции (Православная традиция). Идеократизм Соловьева был бы немыслим вне влияния католического церковного преобразовательского духа и ветхозаветного мессианского. Православная мысль, ядро русской традиции, не располагает к возникновению идеокртических смысловых блоков, основанных, в первую очередь, на объективации божественного, предписании развития мысли о Боге и полагания доступности Земного Социального Идеала человеческим преобразовательским силам.

Приложение №2. «Охранительство» Л.А. Тихомирова

Обратимся к творчеству Льва Александровича Тихомирова, известного «охранителя», защитника Православия и Самодержавия, официально отрекшегося от революционных народнических идей, но сохранившего верность Нации, положенной в самое основание его социально-политических взглядов.

Нашему рассмотрению подвергнется только второй этап деятельности мыслителя, открытый апологией «Почему я перестал быть революционером?». Написанные после октябрьской революции мемуары также выпадают за рамки нашего рассмотрения, ибо уже труд «Религиозно-философские основы истории», завершенный в 1918 году, проявляет произошедший перелом в политической мысли Тихомирова. Падение монархии отменило идеологию охранительства, а напряженность личной религиозной веры и признание форм Православия единственно истинными, сделало невозможным для мыслителя какое-либо идеологическое признание складывающихся идеалов и институтов. В целом, мировоззренческий вектор Тихомирова, связывающий посредством монархизма радикализм народничества с религиозным аполитическим эсхатологизмом, сам по себе заслуживает внимания исследователей, однако, для нас знание его простого присутствия определяет содержание идеократического элемента, представленного в работах срединного этапа творчества мыслителя. Мы не ставим своей задачей дать исчерпывающий обзор системы Тихомирова, которая представлена двумя массивными трактатами и множеством публицистических статей, писанных в ответ на разнообразные события политической жизни страны или в целях рассмотрения отдельных теоретических и прикладных вопросов, внесенных в публицистическую повестку бурным течением общественной жизни в России. Здесь мы обратимся только к выяснению идеократического смысла идеологии Тихомирова.

Конструирование системы смысла данного мыслителя позволило высветить ее ядро, составленное из взаимосвязанных концептов - Личность, Религия (Православие), Нация (Народ) и Верховная Власть.

Обращаясь к работам Тихомирова, необходимо понимать, что скрывается за термином Нация или Народ. Размышления о «духе» или «гении», столь часто встречающиеся на страницах трудов идеолога охранительства, заставляют признать наличие сущностного различия между понятиями «нация» и «общество», вернувшись к распространенным в конце девятнадцатого века идеям «органицизма» и «эссенциализма». Нельзя требовать от Тихомирова четкого определения феномена «нации», способного быть признанным «научным» в современном дискурсе, поэтому приведем отдельные цитаты, способные, будучи воспринятыми в своем внутреннем единстве, сформировать у читателя представление о сущности «нации» по Тихомирову, а главное, указать на социально-политические следствия обращения к данному концепту. Народный дух проявляет себя посредством порождения народного нравственного идеала, выдвижением которого нация заявляет о своем существовании. Народная воля хаотична, изменчива, а потому неистинна, оказывается лишь видимостью, чем-то не действительным и непрестанно ускользающим от стремлений к адекватному пониманию и воплощению ее велений в определенные институты и политику. «Среди беспрерывных отступлений народной воли то в одну, то в другую сторону от идеала, в котором люди никогда не умеют разобраться, он (нравственный идеал - В.П.) выясняется лишь исторически, в среднем народном духе, показывающем, что было верного и что было ошибочного в колеблющихся пожеланиях народной воли». Л.А. Тихомиров Единоличная власть как принцип государственного строения 114 «Народ волящий», то есть, совокупность чистая множественность налично данных единичностей, проживающих в настоящем и в пределах государством обозначенной территории, целесообразно обозначить «обществом». Оно без должного контроля и единящих руководствующих идей оказывается неизбежно атомизированным, разрываемым произволом индивидов. В противовес «обществу» существует «нация», историческая сущность, вбирающая в себя целые поколения, примиряющая различные классы, имеющая в себе уникальное содержание. «Всякий народ живет сообразно своим внутренним силам, сообразно своему духу, своему типу, и каждый для сознательного существования должен поэтому понять именно свою национальную идею» (Л.А. Тихомиров Русское дело и обрусение). Нация есть не просто абстрактная форма всеобщности, механизм стягивания индивидуальных сил со своим конкретным содержанием воедино и действующий целиком реакционно, наоборот, именно нация есть субстанциальное, предвосхищающее свои преходящие формы, обретающие воплощение в действующих индивидуальностях и исторических общественных конституциях, высказывающих народу - что он есть в себе, но не всегда поспевающих отражать его непрестанно становящуюся реальность. «Национализм есть принцип, согласно которому мы должны жить сообразно этим своим национальным чертам, ибо только создавая жизнь, с ними сообразную, мы можем руководить ей и жить счастливо, можем работать энергично и производительно, возвышая свою нацию и в ее работе давая кое-что полезное для человечества вообще» (Л.А. Тихомиров Что такое национализм? 224). Итак, эта сущность должна проявиться: «дух нации рождает руководящие идеи ее жизни, которые мы должны знать, понимать и ими руководствоваться. Народ далеко не всегда и не во всем сознает эти руководящие идеи, подобно тому, как человек далеко не всегда понимает свой характер». Л.А. Тихомиров Руководящие идеи русской жизни 168 Простой факт обитания в лоне определенного народа, бессознательное принятие его сущности в свое индивидуальное существо в ходе социализации и вовлеченности в настоящую жизнь общности не с неизбежностью наделяет единичность знанием конкретной всеобщности, именно этот смысл заключен во второй части данной цитаты. «Угождать народу и заботиться о его потребностях - две вещи совершенно различные и по большей части противоположные». Л.А. Тихомиров Монархическая государственность 1057. Ссылки на страницы даны по версии данной книги, находящейся в библиотеке lib.rus.ec. Не должно подчинять власть любым прихотям народа только потому, что он их высказал, настоящие, глубинные потребности широких слоев народа не могут быть сформулированы им самим, ни в ходе прямого диалога с принимающими решения инстанциями, ни, тем более, благодаря демократическим процедурам голосования и представительства. Народный идеал есть «то, что думала бы и хотела бы нация, если бы стояла на высоте своей собственной идеи». Там же 1406 Большинство способно знать только свои естественные нужды, оно склонно к заблуждениям относительно духовных целей и настоящего содержания своих идеалов, а также большинство, преимущественно инертное, косное и в делах Целого не сведущее, может быть объято разрушительными страстями, разбуженными классом профессиональных «политиканов», как пренебрежительно называет Тихомиров представителей «мнений» отдельных общественных групп, выдвинутых на вершины политики либерально-демократической идеологией. «Политиканы», борющиеся за голоса, «угождают» народу, а по-настоящему национальная власть призвана прозревать национальный дух, скрытый за пеленой преходящего и низменного. Важно подчеркнуть: отдельные личности не вменяют народу свои, произвольно установленные, идеи, а формулируют то, что уже есть, но скрыто. Конечно, можно вопрошать о допустимости утверждения о существовании чего-либо в неразумной форме, то есть, до объективации и высказывания, однако, подобные «критические» замечания лишь выдали бы полное непонимание мысли автора, ибо последний стоит целиком на позициях религиозного миропонимания, предполагающего возможность иных, сверхразумных способов прозревания реальности. Таким образом, гений формирует национальную идею не из себя, а народ не служит ему подмостками. «Содержание национальной идеи, а стало быть, и практическое ее приложение, должно быть определяемо не произвольно, не на основании теоретических умствований, а дается нам самой историей данного национального типа (курсив мой - В.П.)» (Л.А. Тихомиров Русское дело и обрусение). Однако как достичь ясного понимания? Национальная идея осознается лишь «национальным гением», представленным выдающимися личностями данного народа. «В большинстве вопросов правления народной воли совершенно не существует, а когда она формируется, то складывается вовсе не равными долями в каждом гражданине, а в высшей неравномерно - смотря по способностям и влиятельности этих лиц. Один гениально чуткий человек может выражать в себе народную волю во сто раз больше, чем сотни других» (Там же 1410). Только в их произведениях адекватно схватывается сущность национального духа, в них он предстает так, как есть по истине. Дух находит самого себя посредством творческой деятельности гениальных людей, созидательный и охранительный слой, цвет и живая сила нации. Тихомиров утверждает, что «в них Верховная власть видит и слышит не то, что говорит толпа, но то, что масса народа говорила бы, если бы умела сама в себе разобраться, умела бы найти и формулировать свою мысль». Л.А. Тихомиров Единоличная власть как принцип государственного строения 124 Конечно, это не значит, что мнение народа знать не нужно, «Всякая Верховная власть (в том числе и Монарх) должна выражать дух народа и быть всесторонне осведомлена о его нуждах и желаниях» (Л.А. Тихомиров Самодержавие и народное представительство).

«Говорят часто «Vox populi - vox stuiti», но с не меньшим правом говорят также «Vox populi - vox Dei». Прислушиваясь к нему, власть может очень многим воспользоваться для своих оценок лиц и учреждений» (Л.А. Тихомиров Монархическая государственность 1066). но его нельзя всецело принимать в той грубой форме, в которой он неизбежно высказывается, а также нецелесообразно (противно высшим целям) основывать политику, особенно духовную, исключительно на идущих снизу посылах. Народ - цель, но лишь элита знает, в чем она заключается и что себе требует.

Очевидно, что здесь открывается бесконечное пространство для интерпретации. Только усложняет положение извечная расколотость творческого сословия на идеологические группировки, поэтому приходится выдумывать критерии для отделения «национальных», то есть «верно чувствующих» представителей интеллигенции от тех, кто эксплицитно или даже имплицитно ставит себе вне русского народа. «Нельзя ожидать от польского патриота, от армянского «дашнака», от отрекшегося от родины и всего русского «кадета», или тем паче анархиста, чтобы они были «русскими по духу», или старались об исполнении Высочайшего указания о необходимости в Думе русского духа» (Л.А. Тихомиров Конец думской сессии 327). Возможно, для выхода из тупика Тихомиров вводит уточнение: творец, утрачивающий духовную связь со своей нацией, неважно, сознательно или вследствие внешних потрясений социального строя, утрачивает способность к созиданию ценного и прекрасного, «Национальное понимание жизни всегда и везде служит таким живительным источником творчества самого же образованного класса, тогда как отрешение от этого источника сопровождается падением творчества образованного класса» (Л.А. Тихомиров Что делать нашей интеллигенции?). ведь всеобщее содержание, необходимое для созидания предмета искусства, дается исключительно живой религиозностью и народным духом, связанными иногда до неразличимости. «Наше русское художественное творчество в его золотые времена есть творчество не религиозных людей, а глубоко религиозного народа (курсив мой - В.П.), который накладывал свой духовный отпечаток на Пушкиных, Гоголей, Лермонтовых, Толстых... Культ добра, истины и красоты, как выражались в старину, был сроден душе их как национальное наследие. Это было не дело миросозерцания, в смысле рассудочного убеждения, а дело душевной выработки, создававшей именно такое, а не иное отношение к жизни» (Л.А. Тихомиров Упадок творчества). Интеллектуальные построения в этом случае имеют своим продуктом лишь беспочвенные и лживые утопии, и только нация, «оздоравливает образованный слой своим историческим реализмом, предохраняет его от заблуждений, порождаемых теоретизмом и нервностью». Л.А. Тихомиров Что делать нашей интеллигенции? Иными словами, «не-национальный творец» есть нечто неразумное и недействительное, ибо творец априори национален. Однако данный постулат нисколько не снимает проблемы интерпретации, критерии «национальности» просто переносятся с одного уровня на другой, но, все равно, получается логический круг. Только гений корректно выражает дух народа, и одновременно, гением является только тот, кто не оторван от народа, для определения чего требуется знание духа народа, явленного лишь продуктом гения. Мыслитель оказывается неспособен разрешить противоречие, рожденное концептами «народного идеала» и «истинной народной воли» (с поправкой на трансцендентность Народа, его вне-мирность, отмеченную нами выше), заключающими в себе необходимость интерпретации со стороны «субъекта, предположительно знающего», внесение в систему которого открывает дурную бесконечность взаимоотношений субъектов, «предположительно» имеющих своим предикатом некоторое свойство. Впрочем, дуализм сущего (истинного в себе) и явления (представляемого другим) в относительно отношений народа и его гениев разрешен Тихомировым, ибо гений содержит национальное в себе и просто доводит его до степени сознания. Однако проблема кроется в том, что по истине существуют не один народный дух, а множество, а также, не только гений высказывается об этом сущем - не каждый, кто мыслит о нации, мыслит национально. Требуются ясные критерии, призванные отделять верное течение мысли о национальном от искаженного и дисциплинировать разум к корректному размышлению о столь важном предмете, в каком-то смысле, о самом себе. Иными словами, лишь Наука национальной логики и феноменология национального духа способны предоставить твердые основания для разрешения приведенных проблем, однако, несмотря на желания и амбиции национальной партии девятнадцатого века, в особенности Н.Я. Данилевского и Н.Н Страхова, Стоит отметить, что Тихомиров, поддерживал это желание вышеназванных мыслителей. Например, в статье «Восстановление гегемонии русского народа» выдвигается следующее требование: «наука, просвещение и культура должны быть носителями знамени русских идеалов» (Л.А. Тихомиров Восстановление гегемонии русского народа 172). подобная работа по созданию альтернативной славянской науки не была проведена, потому господин Тихомиров оказался в капкане «национального духа». Впрочем, мыслитель предпринимает очередную попытку примирить народ с его гением, хотя предложенное решение не кажется удовлетворительным и не представляется проработанным теоретически. «Действительную волю нации, то, чего народ действительно желает, но не всегда умеет формулировать, составляют требования, вытекающие из его духа. Только их осуществлением он может быть действительно доволен (курсив мой - В.П.)». Л.А. Тихомиров Монархическая государственность 1125 Интерпретация требований народа и идеалов, нашедшая свое воплощение в определенной политике, вернувшись обратно к народу, должна обрести его признание, которое, однако, снова должно подвергнуться очередной интерпретации. Имеем естественное течение жизни общности. Получается, что только стихийный всплеск низовой активности способен продемонстрировать ошибочность прошлой интерпретации. Кроме открытого бунта остается лишь путь, ведущий напрямую к Царю-Батюшке, который априори знает истинные чаяния народа и сам является живым воплощением его нравственного идеала. «Единство с Царем для народа не пустое слово. Он верит, что «народ думает», а Царь «ведает» народную думу, ибо «царево око видит далеко», «царский глаз далеко сягает», и «как весь народ воздохнет - до царя дойдет»» (Л.А. Тихомиров Единоличная власть как принцип государственного строения 85). Вновь допущение, обоснованное религиозным догматом и голой фактичностью традиции. Хотя здесь эти критерии достоверности признаны самой идеологической конструкцией, поэтому проводить критику с внешних позиций смысла не имеет. Согласно логике самой системы, присутствие идеала народного Монарха уже предполагает наличность нации, которая есть «вся масса лиц и групп, коих совместное историческое существование порождает идею Верховной власти (курсив мой - В.П.), надо всеми ими одинаково владычествующей, а также выдвигает конкретных представителей этой идеи». Там же 28 Монархическая традиция самим фактом своего наличия отражает не только объективное существование нации, но и ключевую особенность ее склада посредством отсылки к ее идеалу, заключенному в идее Верховной Власти, воплощенной в фактической единичности правителя.

Нация определяется выработкой своей Верховной Власти, именно так связываются два концепта ядра идеологии. Как пишет Тихомиров: «Нация, то есть народ, внутренне слившийся в нечто целое, с известными привычками, традиционным опытом, общим характером, с известным духом и миросозерцанием, а стало быть, с известными идеалами, - эта нация есть первоисточник власти. Она составляет силу, которая создает Верховную власть того или иного типа, а также при известных колебаниях своего духа дает место замене одного принципа другим». Там же 60 Приведем краткое определение: «Верховная власть есть объединительная национальная идея, воплотившаяся в конкретной силе и организующая государство». Там же 29 Мыслитель выделяет три вида Верховной Власти - демократический, характеризующийся верностью идеалу количественной силы большинства; аристократический, основанный на признании качественного превосходства меньшинства; монархический, порожденный глубинным требованием нравственного идеала. «В тех случаях, когда общий комплекс условий позволяет выбирать между различными принципами власти, для постановки одного из них в качестве верховного не может быть сомнения в том, что из них монархический есть наивысший». Л.А. Тихомиров Монархическая государственность 1063 Столь высокая оценка этого типа власти определилась не произволом самого мыслителя и его симпатиями по отношению к самодержавной России, а самим понятием Верховной Власти: «Свойства, требуемые от Верховной Власти, совершенно совпадают с природными свойствами монархии: прочная власть, единство власти, нахождение вне партий и частных интересов, высокая степень нравственной ответственности, уверенность в своей силе, дающая мужество на противодействие всем случайным веяниям, способность к обширным преобразованиям и т.д.». Там же 1069 Однако это детали, от нас не должно ускользнуть главное, а именно нравственный идеал. К сожалению, Тихомиров с достаточной для адекватного понимания ясностью не объясняет, в чем же заключается этот идеал. Хотя по отдельным упоминаниям можно сделать вывод о соответствии нравственности у русского мыслителя и последней ступени объективного духа у немецкого классика Г.В.Ф. Гегеля. Как пишет К. Фишер в восьмом томе своей Истории Новой Философии, посвященном системе Гегеля, «нравственность составляет духовный, живой органический мир, единство единичного и всеобщего, нельзя объяснять ее бессмысленно, механически, атомистически, из столкновения особей. Ее нужно понимать, как расчленяющееся и развивающееся целое, так как она из непосредственного единства путем дифференцирования переходит в примиренное и завершенное единство». К. Фишер Гегель, его жизнь, сочинения и учение Согласно «Монархической государственности», нравственность есть принцип примиряющий и единящий, определяющий части к существованию в некоем их Целом и посредством него, отвлеченный от отдельного существования элементов-частей, но не отрицающий их самостоятельности и уникальности. Нравственным может оказаться лишь принцип, «исходящий из идеи личности». Подчеркнем, следуя духу системы Тихомирова, нельзя мыслить личность лишь как простую субъективность, наоборот, личность существует не непосредственно, а только в обращении к всеобщему, в данном случае к нации и производимому ей государству. Человек, утверждающий истинность отделения всеобщего от единичного и возможность духовного существования последнего в его изолированности, полагает лишь фикцию естественного состояния, где общество есть средство для отдельного лица и по природе чуждо его сущности. Именно такой «интеллектуал», по Тихомирову, обрекает себя на бесплодность в творчестве, ибо стремясь оторвать себя от народа, он только опустошает себя, перестает быть как дух и превращается в животное. «Подчиняясь источнику правды (нравственный закон - В.П.), человек подчиняется не чему-либо чуждому, а только наиболее высокой части своего собственного «я»», Л.А. Тихомиров Единоличная власть как принцип государственного строения 88 а именно, он желает быть свободным, стремится к справедливости, жаждет духовного обогащения и самореализации. Высшие цели, превращающие человека в личность, невозможны вне разумно упорядоченного общества. Параграф 514 гегелевской Философии духа, пожалуй, достаточно верно передает идеи Тихомирова, отчасти лишь имплицитно содержащиеся в его трудах: «Субстанция, знающая себя свободной, в которой абсолютное долженствование есть в такой же мере и бытие, обладает действительностью в качестве духа народа. Абстрактное разъединение этого духа есть разделение его на отдельных лиц, по отношению к самостоятельности которых он есть их внутренняя мощь и необходимость. Лицо в качестве мыслящей интеллигенции знает, однако, упомянутую субстанцию как свою собственную сущность, перестает быть в этом своем образе мыслей ее акциденцией, рассматривает ее в действительности как свою абсолютную конечную цель в такой же мере, как и достигнутую посюсторонность, осуществляя эту цель посредством своей деятельности, но как нечто такое, что обладает скорее безусловным существованием. Так без избирающей рефлексии лицо реализует свой долг как нечто ему принадлежащее и сущее и в этой необходимости обладает самим собой и своей действительной свободой». Г.В.Ф. Гегель Философия духа 306 Впрочем, несмотря на родство взглядов Гегеля и Тихомирова, нельзя утверждать их идентичность. В целом, идея общности как целого, предшествующего своим частям и оказывающимся всегда больше простой их суммы, то есть принцип холизма, был достаточно распространен в девятнадцатом веке, возможно, воспринимался многими мыслителями как некое общее место, то есть, как данность, не требующая прослеживания его (принципа) становления и обоснования его необходимости. Причина ключевых расхождений кроется в самих основаниях идеологии Тихомирова, поэтому их значение нельзя недооценивать. Во-первых, русский мыслитель глубоко религиозен, убежден в истинности христианства, а главное, ставит показания своей веры и формальное содержание предания выше человеческого разума. Важно, однако, подчеркнуть, что разум не исключается из владений религии, а сознательно превращается в инстанцию проверки религиозного знания на соответствие истинам, заключенным в самом разуме, выведенным в ходе его познавательно-преобразовательной деятельности, в том числе и фактам естественным. Тихомиров, стремясь сделать религию разумной, уничтожает ее, занося в такую область, из которой она осуществляет свое господство, являясь троянским конем, начиненным ядом, способным разоблачить не истинность религии, а недостаточность ее форм, за которые русский мыслитель крепко держится. Разум призван, познав самого себя, указать сверхчеловечность религиозного содержания: если оно сверхчеловечно, значит оно истинно. Кстати именно, так доказывает Тихомиров истинность именно Иудео-Христианского Откровения, то есть, ссылаясь на неспособность человеческого разума дойти до идеи сотворения мира из ничто. «Откровение действительно является. В этом согласны все религии, но эти откровения, на которых они утверждаются, говорят нам не одно и то же, так что перед нашим разумом является новая загадка: в чем же действительный Голос Божий, действительное Откровение? Совокупность познавательных способностей человека дает достаточную силу для того, чтобы разобраться в этом вопросе. Наш разум вовсе не так бессилен, чтобы не дойти до истины. Конечно, действительным Откровением мы должны счесть такое, которое открывает нечто недоступное нам самостоятельно и при этом не делает в объяснении каких-либо явлений явных для нас ошибок, не обнаруживает признаков работы обыкновенного человеческого ума, а, напротив, обнаруживает признаки Ума сверхчеловеческого, знающего то, чего люди не могут знать, уясняет нам нашу личность в ее высочайших свойствах и указывает цели жизни, каких мы своим собственным соображением не могли бы постигнуть» (Л.А. Тихомиров Религиозно-философские основы истории 20). Во-вторых, необходимость монарха обосновывается не функциональной необходимостью присутствия некоего лица, должного «расставлять точки над i» и «принимать окончательные решения», а ссылкой на глубинное желание народа жить по «Правде Христовой», чувствуемое и удовлетворяемое монархом, возведенным на трон самим Богом, откликнувшимся на религиозное рвение и чистоту идеалов веры русского «святого» народа. Этот комплекс только упрочняется традицией, которая даже сама по себе становится критерием ценности существующего общественного устройства.

Совершив переход от Верховной Власти к Личности, нельзя, коснувшись лишь обусловленности личности обществом, закончить рассмотрение данного концепта. Укажем еще на несколько важных моментов. Во-первых, согласно Тихомирову, деяния Юлия Цезаря, оказавшие величайшее влияние на становление человечества, отметили явление духовного принципа. Волевое самоутверждение Цезаря вскрыло основания монархической идеи, а точнее, привнесло их в историю, таким образом, для понимания, столь уважаемого Тихомировым, принципа, требуется обращение к фигуре Цезаря, в которой идеал Личности и основания Власти сливаются воедино, обеспечивая друг друга. «Юлий Цезарь своею божественной, в глазах римлян, личностью придал некоторый монархический оттенок возникающей единоличной власти во главе управления республикой. Юлий Цезарь, покоривший Рим и нравственно и физическим насилием, создал в себе нечто такое, что было выше народа, и в то же время признавалось им как идеальное». Л.А. Тихомиров Монархическая государственность 313 Он воплотил в себе идеал личности, а потому и был признан как божество. Говоря словами более поздних традиционалистов, Цезарь был «солярной личностью», с господством которых ассоциировался «золотой век», первая эпоха цикла. Следуя этой логике, требует ли монархический принцип «героя» на троне? Обратившись к Тихомирову, мы вынуждены ответить отрицательно: правитель должен заключать в себе народный идеал, согласующийся с духом времени. Цезарь стал лишь первым, кто самостоятельно, без помощи со стороны династического воспитания и укорененной веры народа в Царя, осуществил современный ему идеал личности, стал признанным не потенциально, но фактически, превратил свою единичность во всеобщность, ориентируясь лишь на свою волю и руководствуясь только своими страстями. Очевидно, что банальное одобрение масс не могло стать основанием значимости Цезаря в истории, не оно привело его к успеху. «У Цезаря было личное сознание какого-то очень высокого божественного руководства, и вследствие этого - своего божественного характера». Там же 303 Кажется, словно мы встречаемся с гегелевским героем истории, смутно ощущающим возложенную на него мировым духом миссию. Смысл его самоутверждения кардинально меняется, Цезарь из сделавшей себя божеством индивидуальности превращается, в каком-то смысле, в слепое орудие провидения или Бога, учитывая религиозность Тихомирова. Призвание монарха проясняется и уже органично сочетается с христианской религиозно-политической доктриной. Во-вторых, Тихомиров всецело разделяет понимание личности К.Н. Леонтьевым. Оба мыслителя последовательно выступают против смешения сословий и навязывания внешнего формального равенства. Мыслитель не отстает от своего времени и идеалов консервативного лагеря и взывает к целостности личности, выступая против уничтожения собирающих воедино и осмысливающих духовные стремления человека. «Именно религиозное миросозерцание связывает в одно живое целое наши точные знания, наше стремление к красоте, нашу нравственную жизнь. В числе же различных религий человечества ни одна не обладает этими драгоценными свойствами с той полнотой, гармоничностью и силой, как православие, которое, как и естественно при его чистой богооткровенности, свободно от заблуждений и односторонних увлечений других религий». Л.А. Тихомиров Что делать молодежи? Религиозная вера также способствует возникновению и поддержанию личности, формирует в ней идеальные стремления, делая ее богаче и ценнее. Упадок веры на Западе привел к увяданию личности. «Я, однако, в пределах моего наблюдения смею думать, что личность на Западе, несомненно, понизилась сравнительно с тем прошлым, которое мы знаем по истории и литературе. Это проявляется, между прочим, в чрезвычайном упадке всех идеальных ее стремлений» (Л.А. Тихомиров На Западе). «Имманентная рамка» (по Ч. Тейлору), закрывающая доступ к трансцендентному, превращающая его в производное от земного, активно формируемая в Европе уже в годы творчества Тихомирова, оказывается в «противоречии с задачами сохранения и развития психологической свободы личности». Л.А. Тихомиров Два объяснения Условия возможности искренней и всеобъемлющей публичной веры оказываются сметенными секуляризирующим духом современности, именно об этом говорил Тихомиров еще в конце девятнадцатого века, когда критиковал идеал «гражданской свободы», релятивизации религии. Мыслитель убежден, что свобода, истинная позитивная, а не произвольная негативная, произрастает только на почве религиозной веры. Обязанности дают право требовать себе свободы, необходимой для их исполнения. Их, в свою очередь, налагает, сама общность, отводя отдельному человеку место в ее структуре, соответствующее его ценности и способностям, но главное, их налагает Бог, в которого личность верует. Убийство Бога приводит к закабалению личности обществом, о чем Тихомиров предупреждает всех сторонников атеистических идеологий, а упразднение государства ввергает единичность в рабство стихийным противоразумным силам природы или «естественной» «волчьей» человеческой анархии. Способность, а также сознательное желание исполнить обязанность, определяет ценность личности, соответственно наделяет правом требовать расширения своей свободы, именно так следует понимать нижеследующую цитату: «Свобода личности, вообще говоря, обеспечивается не столько какими-либо формами хорошо или плохо устроенного общества, а прежде всего -- потребностью личности в свободе, то есть, другими словами, развитостью личности». Л.А. Тихомиров К вопросу о свободе На вопросы в возможности лага, разрывающего «в себе» личности и данной личности как признанной во всем ее содержании другим - обществом, Тихомиров не отвечает, вероятно, возникающие проблемы должны решаться прямым вторжением носителя «идеократического» элемента, то есть вновь Царем. А отрицание подобных лагов ведет лишь к полаганию культа фактичности и признанию, что «сила есть право», а «победителей не судят», признание чего со стороны Тихомирова маловероятно, по крайней мере, в столь откровенной форме. Уточняет однозначно консервативное понимание свободы, такое утверждение: «Христианин, вообще говоря, не может пожелать ближнему свободы, не соразмерной с его способностью ею пользоваться. Мы в известных случаях даже обязаны ограничивать чужую свободу, и позволяем это себе в отношении тех, кого любим». Л.А. Тихомиров Монархическая государственность 1189 Безусловно, мыслитель сразу же оговаривается и отвергает всяческое насилие со стороны государства или церкви, однако, грань между отрицаемым «насилием» и ведущего к спасению «принуждением» провести остаточно трудно. В данном контексте заслуживает внимания, вероятно, по неосторожности брошенная фраза: «Вполне понятно, что всякое правительство может иметь государственную надобность заставить замолчать частного человека» (Л.А. Тихомиров Панама и парламентаризм. Заметки и воспоминания). Эффект, производимый подобными заверениями, несколько сглаживается изложением корректного понимания долга и призвания царской власти со ссылкой на Ивана Грозного. Тихомиров подчеркивает: «Обязанности Царя нельзя мерить меркой частного человека. «Иное дело свою душу спасать, иное же о многих душах и телесах пещися». Нужно различать условия. Жизнь для личного спасения - это «постническое житие», когда человек ни о чем материальном не заботится и может быть кроток как агнец. Но в общественной жизни это уже невозможно». Л.А. Тихомиров Единоличная власть 78