Проблемы психологической герменевтики

Понятно, что память старается сохранить прежде всего позитивные события, вытесняя негативные, социально неприемлемые, деструктивные. Мы помним об успехе в реализации притязаний и не хотим помнить о каких-то случайных, как нам кажется отклонениях от магистральной прямой. Благодаря психотерапии негативный жизненный опыт также вспоминается, принимается, интегрируется при редактировании собственного сценария.

Исходя их клиентских нарративов, у мужчин нередко не было близкого контакта, взаимопонимания с отцом с самого детства и до настоящего времени. Внимания отца не хватало: он либо пил, либо был очень занятым, либо не имел терпения и желания общаться. Для некоторых сильной, волевой отцовской фигурой становился тренер, требования которого выполнялись с радостью. Мать чаще всего было жестким авторитарным лидером, и мои клиенты отвергали подобную модель супружеских отношений. Если в семье были и другие дети (сестры, братья), теплые отношения с ними не складывались.

Детство мужчины редко включали в автонарратив добровольно, говорили, что трудно что-нибудь вспомнить. Позитивные воспоминания у них практически не возникали, что свидетельствует об ощутимом одиночестве, дефициты поддержки, понимания и принятия. Такая основа жизненного сценария привела к воспроизводству подобного неуверенного, отчужденного положения в сегодняшних значимых отношениях, очень избирательного осмысления повседневного опыта, его фильтрации с акцентом на собственных просчетах, ошибках, страданиях. Женщины несколько легче обращались в своих воспоминаниях к детским годам. Они говорили о близких, теплых отношениях с отцом и недоразумениях с матерью. Очень редко в нарративах звучала тема солидарности с мамой на почве сильного страха из-за алкоголизма отца.

В любом случае хотя бы один из родителей в каждой семье был дистанцированным, злым, несправедливо суровым, и чаще такой карающей фигурой выступала для женщины ее мать или старшая сестра.

Женщины быстрее видели свои чрезмерные реакции на незначительный стимул, легче находили связь между сегодняшними способами поведения и детскими аналогами. Выходя из конфлуенции со своим непростым прошлым, женщины легче начинали корригировать, переписывать свой сценарий. Их нарративы оказывались более конкретными, последовательными и обоснованными, чем мужские.

Психотерапевтические тексты свидетельствуют о мужских обращениях к непродуктивным стратегиям преодоления жизненных неурядиц (алкоголь, наркотики, компьютерные игры, тотальное уединение и т.п.). Мужчины нечасто обращаются за помощью, тогда как женщины обычно ищут поддержку и сочувствие среди своих близких.

Преобладающее число женщин среди клиентов индивидуальной и групповой терапии тоже свидетельствует о более конструктивной направленности на разрешение проблем. В то же время девушки более склонны к самообвинениям, к поддерживанию воображаемой или реальной вины.

Следующая рубрика, которая была выделена в клиентских текстах, - это отношение к своему здоровью, являющееся одним из индикаторов самопонимания и самопринятия. Человек, подчеркнуто игнорирующий свои заболевания или ипохондрично отыскивающий у себя новые симптомы, далек от субъективного благополучия. Все мужчины, тесты которых были проанализированы, жалуются на здоровье. Они подробно рассказывают о нарушениях сна, сердечной боли, переутомлении, повышении давления, проблемах со зрением или кожей. Правда, ответственность за свое состояние каким-то образом переносится на других людей или жизненные обстоятельства.

В отличие от мужчин женщины стараются меньше говорить о своем здоровье. Даже если в жизненной истории встречались серьезные заболевания, операции и т.п., о них самостоятельно не вспоминают, от ответов на вопросы уклоняются или говорят очень лаконично, неохотно. Очевидны сильные страхи, мешающие интеграции опыта.

Еще одна рубрика, введенная для структурирования клиентских текстов, - это динамика консультирования. Сравнение мужского и женского способов вхождение в контакт с терапевтом, готовности построить диалог, склонности к сотрудничеству дает возможность увидеть, как именно протекает процесс приобретения повседневного опыта, как опыт пополняется и интегрируется.

Первая фаза контакта у мужчин обычно несколько «затянутая»: они не спешат переходить к сути дела, не готовы к открытости. У женщин процесс вхождения в психотерапевтический альянс осуществляется более естественно и быстро. Однако стартовая женская открытость иногда выглядит чрезмерной, не вполне адекватной ситуации знакомства. Женщины как будто спешат сказать все сразу и говорят очень много о важном и неважном, как будто боясь быть неуслышанными.

На дальнейших этапах работы женщины более готовы к сотрудничеству, к принятию ответственности за то, что происходит во время встреч с психотерапевтом. Они с первых минут знают, чему именно хотели бы посвятить этот час, говорят, что думали об этой важной теме по дороге, готовились дома. Мужчины, как правило, предоставляют инициативу психотерапевту, ожидая его вопросов, требуя от него ускорения темпа работы или достижения быстрых результатов. У женщин больше проявляется мотивация самоизменений, и они готовы работать достаточно долгое время в том темпе, который им на сегодня доступный.

Последняя проанализированная рубрика - желания и их реализация. Ее содержание дает возможность увидеть гендерную специфику видения будущего.

В рассматриваемой выборке мужчины имеют множество различных желаний, тогда как у женщин эта тема вызывает трудности.

Женщины либо не осознают, чего им хотелось бы в будущем, либо сводят свои желания к улучшению отношений в семье, здоровью и успеху детей. При построении жизненных перспектив женщины более конкретны и реалистичны, чем мужчины. Они говорят о том, что уже начали делать, тогда как мужчины мечтают о далеком и неосуществимом будущем.

В своих футурологических нарративах мужчины касаются одновременно многих сфер жизни: взаимоотношений, профессиональной деятельности, творчества, отдыха. Некоторые в свои тридцать лет уже задумываются о далекой старости, планируя, как именно они хотели бы ее прожить. Женские нарративы более целенаправленны и практически никогда не посягают на далекое будущее.

Женщины-клиентки больше вспоминают дошкольное детство и первые школьные годы, тогда как у мужчин сгущение воспоминаний начинается позднее, со старшего подросткового и юношеского возраста.

Похоже, что они раньше ощущают потребность в создании личного нарратива, раньше формируют идентичность и более способны к подобным самоописаниям. В терапевтическом контакте женская идентичность быстрее уточняется и корригируется, тогда как мужская дольше сохраняется относительно неизменной.

Взаимодействие с терапевтом способствует систематическому анализу собственной повседневности, делая незаметную, тривиальную часть жизни материалом для нарративизации. В психотерапевтических беседах постепенно меняется статус вчерашней, сегодняшней и завтрашней повседневности как источника травматизаций, конфликтов, недоразумений, потери веры в себя. Путешествие мужчины иди женщины на ранее заблокированную периферию собственной жизни становится возможным благодаря наличии) продуктивного контакта, способствующего расшатыванию привычных интерпретативных рамок и продуцированию нового видения того, что происходит.

Приватность, создающаяся в психотерапевтическом альянсе, становится значимым для личностных трансформаций состоянием внутренней защищенности, глубинной интимности, настоящего внимания себе.

Потребность в приватности, ранее не полностью удовлетворявшаяся (особенно мужчинами), начинает удовлетворяться в конфиденциальном общении, в котором уважается личная независимость, автономность, своеобразие. Так создаются условия для спонтанных жизнеописаний, развития самостоятельности и ответственности за свои жизненные решения.

Мужчина и женщина по-разному переживают себя в потоке приватной жизни. Женщины более сознательно планируют свой имидж, создают антураж вокруг своих жизненных планов и проблем. Их эстетическое чувство, интуиция, плохие воспоминания, предчувствия могут выявиться более значимыми, чем аргументы рассудка при создании собственной жизненной истории. Мужчины же режиссируют свою жизнь по иным критериям, более глобальным и рациональным, ориентированным не на ближайшее окружение, а на более широкий социокультурный контекст, не на завтрашний день, а на далекую перспективу.

При осознании повседневного опыта мужчины чаще склоняются к обобщениям, прячась за общечеловеческими, не индивидуализированными и не конкретизированными желаниями самоусовершенствования и профессиональной самореализации. Они демонстрируют большую внутреннюю закрытость и менее развитую рефлексивность, чем женщины. Женские повседневные коллизии, осознаваясь, нередко становятся основой новых жизнеописаний.

В целом, приобретаемый в повседневности и ассимилирующийся в психотерапии опыт лучше интерпретируется женщинами, тогда как мужчины находят для пополнения опыта другие сферы. Женщины в повседневности более адаптированы, поскольку открыты и позитивному, и негативному опыту, тогда как мужчины свой обыденный негативный опыт стремятся обесценить. 275

Гендерные особенности нарративного структурирования будущего «...когда я рассказываю о себе, то как рассказчик, естественно, провожу ревизию себя как объекта рассказа (это происходит в силу самых разных соображений - жизненных ценностей, степени восприимчивости, моих способностей как наблюдателя). То есть я выбираю: о чем говорить, о чем нет, даю себе определения, и получается нечто, обструганное со всех сторон. Вот и спрашивается, сколько в таком «я» остается объективной правды от меня настоящего?» Мураками X.

Будучи инструментом саморазвития, личность конструирует себя в собственном жизненном мире и, в то же время, преобразует, видоизменяет социум. И женщина, и мужчина не просто находят свой готовый мир, они его на протяжении жизни строят и перестраивают, овладевая прошлым, настоящим, будущим и координируя в соответствии с пространственно-временными координатами свою повседневность.

Объединяя, осмысливая, организуя отдельные жизненные эпизоды, мужчина и женщина приобретают специфический опыт, без которого моделирование будущего вряд ли будет возможным. Они в определенной мере ассимилируют культуру, используют ее для индивидуального жизнетворчества, рассказывая о себе, формируя соответствующий текст своей жизни.

Среди условий создания футурологического нарратива следует назвать прежде всего психологическую готовность мужчины иди женщины к воплощению к жизнь своих важнейших интенций, которые должны изменить их жизнь. Как замечает французский писатель М.Турнье: «... то, что не существует, упорно старается доказать обратное. Все несуществующее отличается мощным и дружным стремлением к существованию. Какая-то центробежная сила выталкивает наружу живущие во мне мечты, видения, планы, фантазии, желания, навязчивые идеи. Ибо то, что не существует, - претендует. Претендует на существование» (с. 143).

Мы никогда не можем полностью гарантировать приближение определенного будущего, какие бы адекватные нарративы не конструировали. Будущее всегда неопределенное и неконтролированное, и потому по отношению к нему необходимо доверие. С точки зрения П. Штомпки, доверие является ставкой в отношении будущих непредвиденных действий других людей. Недоверие как зеркальное отражение доверия тоже является ставкой. Не доверяя, мы ожидаем от других негативных действий по отношению к себе. Безверие -- это отсутствие и доверия, и недоверия, испытываемое в нейтральной ситуации. Безверие возникает в промежуточной фазе построения или утраты доверия [ см. Фреик Н.В., с. 11].

Структурируя повседневное будущее с помощью нарратива о своей жизни, женщина больше доверяет себе и своему окружению, которое она знает лучше, чем мужчина. Риск как будто выносится за скобки, на нем женщина не фиксируется. Если она будет постоянно думать о том, что случится, когда близкие поступят не так, как она планирует, она никогда не осмелится самостоятельно определять направление движения и желанный смысл будущего жизненного этапа.

Тогда останется только плыть по воле волн, постоянно тревожась по поводу чьих-то неожиданных поступков и решении.

Мужчина более чувствителен к глобальной опасности, касающейся политического, экономического, карьерного будущего. Для него нехарактерно интуитивно предчувствовать семейные неурядицы, тогда как неприятности профессиональные, как правило, становятся источником напряжения в нарративе о своей будущей жизни. Мужчины ценят спонтанность и креативность, любят рисковать, но их вряд ли можно назвать очень доверчивыми.

В современном мире «профиль риска» (термин Е.Гидденса) и объективно, и субъективно выражен достаточно сильно. Теоретики позднего модерна предлагают даже говорить об «обществе риска», в котором неизвестные и непредсказуемые последствия деятельности становятся главной движущей силой истории и общества. Именно в таком социуме доверие становится способом примириться со сложностью будущего (Н.Луман).

Решение доверять принимается обычно с учетом культурного контекста, поощряющих или тормозящих норм. Доверяя себе, своему миру, ближайшему окружению, определенным социальным ролям (жена- муж, мать-отец) и институтам (университету, церкви), человек как бы расширяет радиусы доверия. Выстраивание подобных пирамид доверия позволяет ему смелее приближать собственное будущее. Доверие можно рассматривать как характеристику отношений, способствующих сотрудничеству, и как стойкую черту личности -- фундаментальную доверчивость.

Структурирование будущего через его нарративизацию предполагает как наличие определенного доверия, так и соответствующую готовность прошлого, его осмысленность, интерпретированность. Создавая специфические нарративные структуры, человек накладывает на них свой опыт, оформляя его по законам художественного текста. Так складывается, например, характерный для женщин «нарратив стабильности» - рассказ о себе, в котором события трактуются таким образом, что самооценка рассказчицы остается неизменной, а будущее видится как продолжение знакомой линии жизни.

В «нарративе прогресса» - рассказе, в котором речь идет о желаемых переменах, и мужчины, и женщины оптимизируют свою самооценку. Все, что сегодня не устраивает, будет другим, и тогда отношение к себе тоже изменится к лучшему. Или я стану другой, и тогда все, что сегодня не устаивает, явно улучшится.

Бывает, тревожный, пессимистичный, угнетенный или напуганный человек составляет так называемый «нарратив регресса». В нем предполагается ухудшение ситуации, иногда даже катастрофическое разворачивание событий.

В результате всех этих катаклизмов происходит падение самооценки, снижение самоуважения, утрата самопринятия [см.Socor В.].

Нарративы складываются во времени, и их чувствительность к временному модусу человеческого существования довольно высокая, как пишет И. Гроцук. В каждом из нарративов события жизни, переживания по их поводу, попытки что-то изменить объединяются в определенном связном сюжете. Благодаря таким рассказам о себе личность не остается чем-то стабильным, неизменным. Она постоянно трансформируется в ходе коммуникации и самопрезентаций. Ее жизненный опыт всегда так или иначе «упаковывается» в определенный сюжет, «осюжетнивается».

Значимые сюжеты редко заканчиваются в настоящем. Обычно они имеют некое продолжение в будущем. Жизненные перспективы, в которых представляется будущий, возможный, вероятный опыт, тоже вплетаются в некий сюжет, начало которого было в прошлом. При этом события нарратива далеко не всегда выстраиваются линейно- хронологически. Меняющаяся значимость того или иного эпизода, разная доля участия в происходящем и многие другие: факторы видоизменяют сюжетную конфигурацию.

Выстраивая биографический нарратив, женщина легче перевоплощается в себя, какой она была много лет назад. Она не просто помнит, но и понимает, иногда до сих пор разделяет свои давние мечты, надежды, оправдывает давние поступки. Она смелее заглядывает и в свой завтрашний день, примеряя на себя роль пенсионерки, бабушки, гуляющей с внуками. Мужчина как бы забывает себя в прошлом и не очень стремится представить свое отдаленное будущее. Власть настоящего над ним сильнее, чем над женщиной. Свободные путешествия женщины в собственных временных измерениях становятся надежной основой более адекватной нарративизации жизни.

Способ видения и, соответственно, описания будущего у представителей двух полов различный. Если женщина в своей повседневной жизни начинает прогнозировать будущее, она чаще не опирается на четкую мужскую причинно- следственную модель мира. У нее свои очень субъективные масштабы, свои эмоциональные приоритеты и свои иногда извне неожиданные, а для нее понятные причины событий. Пытаясь заглянуть в будущее, повлиять на него, мужчина и женщина по-разному переживают его неопределенность, невозможность все предвидеть и учесть.

Достаточно только посмотреть на особенности чисто женских лирических комедий или трогательных мелодрам, сравнив их с жесткими мужскими боевиками, вестернами, шпионскими страстями. В женских love-stories внешних событий может быть совсем мало, поскольку развитие сюжета обусловлено эмоциональными состояниями, сменами настроения, внутренними движениями, каждое из которых отражается в значимых отношениях. Мужское кино больше форсирует не внутреннюю, а внешнюю динамику, определяющую все дальнейшие сюжетные построения.

Внутренне эмоциональные мужчины, которые, с точки зрения современных исследователей, просто не умеют выражать свои глубокие чувства и поэтому производят впечатление слишком рациональных, где-то в глубине души ярко переживают смелые мечты, не очень отделяя реалистическое, взвешенное моделирование будущего от фантазийных, компенсаторных построений. «Приземленные», внешне эмоциональные женщины, как правило, не вынашивают наполеоновских планов переделывания мира, общества, государственного строя. Их представления о будущем более конкретны, просты и реалистичны.

Футурологические рассказы о себе предполагают не просто сладкое фантазирование, но и определенную заложенную в текст энергию, которая толкала бы человека в сторону достижения желаемого.

Как известно, волевая сфера еще на ранних этапах онтогенеза формируется быстрее и легче у девочек, чем у мальчиков. Заставить себя, перетерпеть, удержаться от искушений, упорно двигаться вперед, несмотря на преграды, у большинства женщин получается лучше.

В то же время мужская энергия, аккумулированная в нарративах о будущем, более целенаправленна и креативна. Мужчины не рассказывают, как лучше перетерпеть лишения, а пытаются преобразовать ситуацию, стремясь к признанию, статусу, власти. Они как авторы своих жизнеописаний более самостоятельны, склонны к конкурентной борьбе и чаще предвидят успешный финал. Нарративы о себе способствуют гендерно своеобразному решению адаптационных проблем.

Для мужчин нередко «белым пятном» является запутанная сеть человеческих контактов у них на работе, если эти отношения явно не влияют на выполнение актуальных заданий. А женщины часто не видят настоящего масштаба и серьезных последствий тех или иных лекальных событий, не ориентируются в коварном политико-экономическом пространстве. Соответственно и структура нарративов, их энергетика, мотивирующая сила далеко не тождественны.

Таким образом, мужские и женские нарративы по-разному «снимают» в себе познавательный аспект прогнозирования будущего, инструментальный аспект поиска путей его достижения и ценностный аспект надежд, ожиданий, желаний. Мужские нарративы более целенаправленные и динамичные, тогда как женские более детализированные и конкретные. Каждый новый нарратив способствует более глубокому осознанию своей жизни, себя в середине жизни, активизирует переживание своих возможностей влиять на ход жизни, ее направление, качество. Женские нарративы более контекстуальны, тогда как мужские отличаются большей свободой от ситуативных влияний и более выраженной авторской позицией.

Мужчины ощущают потребность откорректировать свой нарратив или даже целиком его переписать в случае столкновения с чем-то незнакомым, новым, например, в профессиональной деятельности, когда жизнь требует большей ответственности и смелости. Женское желание по-новому переписать рассказ о своем будущем возникает, когда что-то неожиданное происходит в отношениях со значимыми людьми.

Женские и мужские рассказы о себе имеют разную структуру и текстуру, удельный вес эмоционального, когнитивного и конативного компонентов у них разный. Способ построения интерпретативных рамок, то есть сюжетная канва женских и мужских нарративов, их стиль, экспрессивность, детализированность, близость к реальности у каждого пола различны.

На структуру будущего влияет также тип созданного нарратива, комедийный, трагедийный или какой-то еще: жанр рассказа. И тут гендерные отличия прослеживаются довольно четко. Женщины обычно выбирают драматический или мелодраматический жанр самоописаний, тогда как мужчины чувствуют себя увереннее в эпическом или комедийном жанрах. Даже думая о себе как о герое, человек скорее иронизирует над происходящим, чем драматизирует ситуацию.

Представленное в нарративах текстовое время имеет три измерения: объективное (календарное), концептуальное (событийное) и перцептивное (эмоционально-экспрессивное) [Луман Н., с.53]. Женское текстовое время более перцептивно, чем мужское. В соответствии с собственным эмоциональным состоянием женщина или очень сжимает реальное физическое время или, наоборот, ощутимо его растягивает, при этом свято веря в собственную объективность. Мужское время, разворачивающееся в футурологическом нарративе, обычно более концептуальное, событийное. Рассказывая о себе, мужчины тоже искажают календарное время, но не под влиянием эмоциональных волн, а под давлением собственной концепции будущего жизненного этапа.

По законам построение рассказа текст о будущем движется от завязки до кульминации и дальше к желанному промежуточному финалу, завершению сюжета, сопровождающемуся так называемой кодой. Кода как бы возвращает нас из будущего в сегодняшний день, помогает увидеть причинно-следственные связи действий, переживаний, отношений, с которых начинается воплощение намеченных планов, реализация притязаний, достижение стремлений.

Особое временное измерение также влияет на осмысление приобретенного опыта и создание автонарратива. События, которые могут казаться никак не связанными друг с другом, в рассказе о себе в своем желаемом будущем как-то рационально или иррационально объединяются. Казавшиеся независимыми элементы вливаются в одно Целое. Расплывчатое, невыразительное будущее начинает проявляться, проступать как бы на экране или на рисунке, все более выразительно требуя от человека определенных действий для своего воплощения. Так Удачный сюжет заряжает своей энергетикой. Его динамика, течение стимулирует, подгоняет человека, и, казалось бы, полуфантастический рассказ начинает сбываться. Чтобы реализовались самопрогнозы, мужчины и женщины должны достичь высокого уровня нарративной компетентности, формирующейся с возрастом. История о своей жизни, как правило, включает оценочный и повествовательный компоненты, и если оценочный становится более весомым, лучше осознанное, усвоенное и структурированное настоящее дает возможность четче и конкретнее представить себе будущее. Развернутая каузальная аргументация становится ориентиром для заброшенных в завтрашний день, предвидимых цепочек событий.

Научаясь воплощать неожиданные желания, иррациональные чувства, неустойчивые фантазии и туманные мечты в последовательное повествование, человек создает дополнительные степени свободы для актуальных жизненных выборов. Как пишет Е.В.Улыбина, если чувства воплощены в слова, выстраивается дистанция по отношению к отраженной в речи реальности, и это допускает вариативное, неоднозначное отношение к ней (с.63). Только отделив себя от собственной событийно насыщенной истории, услышав ее со стороны как чей-то рассказ, человек начинает ощущать готовность взять на себя ответ ственность за все, что происходит и планируется.

Для нарративно компетентного человека опыт и построенный на нем прогноз всегда неоднозначный, не до конца понятый, полный возможностей иного трактования. Вспомним классический фильм японского режиссера А.Куросавы «Расемон», в котором нет единой версии событий, случившихся с супружеской парой в лесу при встрече с разбойником. Зрителю предлагаются всякий раз иные версии трагедии, среди которых три мужских и одна женская. Так и в реальной жизни новые контексты предлагают свежие интерпретации прошлого и, соответственно, целый веер будущих траекторий.

При создании рассказа о будущем человек опирается не только на проинтерпретированный опыт, но и на его символическое значение. Как пишет Р.Барт, всякий раз, когда что-то невидимое кажется немотивированным, здравый смысл бросает в бой тяжелую кавалерию символа. Символ объединяет зримое с незримым, означает при помощи одного нечто другое и делая его менее опасным [Барт Р., с. 130-131].

Благодаря символизации в неопределенное будущее вносится хоть и метафорическая, но все-таки ясность. Фабула, то есть совокупность событий, ожидаемых в будущем, уступает место сюжету как частичному, избирательному, авторскому видению фабулы в соответствии с жизненным замыслом и новым способом интерпретации приобретенного опыта.

Таким образом, мужской и женский нарративы о будущем, являющиеся логическим продолжением собственной жизненной истории, имеют разные масштабы. Создавая футурологические нарративы, женщины больше доверяют своему ближайшему окружению, тогда как мужчины ориентируются на более широкий социокультурный контекст. В женских биографических нарративах сильнее чувствуется власть пережитого, власть прошлого, тогда как в нарративах мужских более сильной оказывается власть настоящего.

Мужские сюжеты, по законам которых разворачивается повествование, внешне более динамичны, каузальны, тогда как женские не так насыщены внешними событиями, зато богаты внутренними эмоциональными движениями, немедленно отражающимися на пространстве значимых отношений. Женский жанр самоописаний более конкретный, драматичный, контекстуальный, тогда как мужской более отстраненный, свободный от эмоциональных перепадов, концептуальный.

Влияние гендерных интерпретаций на самоконструирование личности.

Предварительный анализ литературных источников и данных, полученных во время исследовательской и психотерапевтической работы, позволяет предположить первоочередное значение ряда факторов мужского и женского осознания повседневного опыта на самоконструирование. Это, прежде всего, субъективная удовлетворенность жизнью, личностные притязания и жизненный успех.

В свою очередь, удовлетворенность собственной жизнью складывается из психологического здоровья, уровня оптимистичности и значимых отношений.

Итак, начнем со здоровья, значимость которого трудно переоценить. Можно сказать, что повседневная деятельность, грандиозные планы, личностный рост достаточно жестко опосредованы телесным дискурсом, дискурсом здоровья-болезни. Поэтому желательно определиться с отношением женщины и мужчины к своему телу, с пониманием его роли в жизни.

Рассмотрим основные типы отношения человека к телу, отталкиваясь от взглядов основоположника феноменологии Э.Туссерля, который видит тело как материальный объект, живой организм, компонент смысла и объект культуры.

*Тело может восприниматься как просто вещь. Нечто внешнее по отношению к личности, иногда требующее подгонки, ремонта. Такое тело имеет ценность, оно полезно, но учить его язык, обращаться к нему, думать о его отдельных потребностях совершенно ни к чему. Это - механизм, автомат, который, к великому сожалению, нельзя заменить, когда закончится гарантийный срок. Природа такого тела неясна и неинтересна.

Влияние на него, как и ответственность за его нормальное функционирование, минимальны.

*Тело может ощущаться как важная природная часть личности, ее плоть. Это что-то неотъемлемое, органичное, дорогое, но в то же время вторичное, бессловесное, а значит, примитивное, глуповатое. В таком случае человек относится к своему телу немного свысока, хотя и с теплотой. Как к домашнему животному, о котором привычно заботится, почти его не замечая. Тело - неразумное существо, принадлежащее личности, но ее влияние на него и ответственность за его здоровье ограничены.

*Тело - главный персональный капитал, гарант роста, продвижения. Это способ выражения взаимоотношений с миром, с социальным окружением. От трудоспособности и компетентности тела, его выучки и природных сил человек целиком зависит. И поэтому он старается сохранять свое тело здоровым и сильным. Тело должно вселять в окружающих доверие, должно запоминаться, чтобы человек мог побеждать в этой жизни. На такое тело не жалко никаких денег, никакого времени. Это все - выгодные взносы в будущее.

*Тело является продуктом и условием не только физического или эмоционального, но и духовного развития личности. В теле отражается достигнутый уровень культуры, глубинный потенциал. Человек обязан своему телу дарованиями, склонностями, способностями, живущими в нем. Вдохновение, интуиция, возможности предвидения, проникновения к глубины внутреннего мира обеспечиваются совершенным телом. От его выразительности, чуткости, привлекательности зависит взаимность любви, создание семьи, продолжение рода. 284

Тело-вещь, тело-плоть, тело-капитан и тело-потенциал -- не только различные типы отношений, складывающихся у разных людей со своим материальным носителем. Это еще и последовательные этапы развития каждого из нас, этапы достижения подлинной зрелости.

Отношение к телу как к вещи более характерно для мужчин, тогда как восприятие его как собственного капитала является более женским. Что касается отношения к телу как к плоти (второй тип), то оно встречается одинаково часто как среди мужчин, так и среди женщин, хотя и имеет некоторые нюансы. Совсем немного представителей обоих полов достигает мудрости полного принятия своей телесной природы и относятся к своему телу как к потенциалу со всеми его таинствами и ограничениями. Именно эти люди умеют быть чуткими и внимательными к голосу своего тела, они устанавливают с телом полноценный диалог, что, безусловно, способствует сбережению здоровья.

Многолетний мониторинг отношения молодежи к своему здоровью, проводящийся в пределах национальной программы «Здоровье нации» Институтом социальной и политической психологии, свидетельствует о существенном влиянии гендерных стереотипов на интерпретацию юношами и девушками своего опыта.

Юноши нередко пренебрегают своим здоровьем в угоду «образцам настоящего мужчины», которые якобы обязательно курят, пьют, склонны к немотивированной агрессии и беспорядочного секса. К сожалению, юноши не готовы брать на себя ответственность за свое здоровье и не считают себя ответственными за здоровье своих близких, здоровье будущих детей. Тотальный гедонизм, поддерживаемый рекламой в СМИ, детерминирует индифферентное или даже враждебное отношение молодых людей к здоровому способу жизни, в котором они не видят смысла.

Девушки, в свою очередь, ориентируются на иные гендерные стереотипы, толкающие их к переоценке роли внешности, «телесной природы».

Привлекательная внешность, молодое, ухоженное тело можно выгодно продать, с их помощью достичь успеха, заработать много денег, сделать карьеру, найдя себе надежного спонсора или удачно выйдя замуж. При таких условиях отношение к себе, самоценность, самодостаточность определенным образом искажаются.

И все же ценность психологического здоровья является более высокой для женщин, чем для мужчин. Ориентация на стереотип привлекательной женщины - это же одновременно и ориентация на здоровье, которое поможет удержать возле себя нужного мужчину и стать матерью. Стереотип настоящего мужчины, к сожалению, предполагает игнорирование проблем здоровья ради карьеры, удовольствий, успеха.

Следующий показатель субъективной удовлетворенности жизнью - уровень оптимизма.

По данным Л.Э.Кесельмана и М.Г.Мацкевича, среди мужчин оптимистов значительно больше, чем среди женщин. Более-менее уверенно видят свои жизненные перспективы 32% мужчин, тогда как пессимистически смотрят в будущее 18%. У женщин ситуация практически противоположная, и общий показатель пессимизма у них в два с лишним раза више, чем у мужчин. Зафиксирована своеобразная гендерная контрастность индивидуального сознания, особенно еслиречь идет о так называемом экономическом оптимизме. Женщины более неуверенны в завтрашнем дне и чаще впадают в депрессивные состояния. Этому способствует более высокий экономический и профессиональный статус мужчин. Хотя, в этом контексте трудно объяснить, почему тогда женщинам удается дольше жить, ведь долголетие является приоритетом оптимистов.

Остается предполагать, что женщины оптимистичнее в иных сферах жизни, которые для них важнее экономической и профессиональной. Третий компонент субъективного благополучия -- оптимальные взаимоотношения - всегда были прерогативой женского пола, если анализировать относительно спокойные периоды жизни и камерные проблемы. Женщина активнее развивает свой эмоциональный интеллект (см. Носенко Э.Л., Коврига Н.В.), удачно вербализует эмоциональные станы, что способствует коррекции повседневных коммуникативных нарративов. Мужчины же чувствуют себя более уверенно в стрессовых ситуациях, не впадая в ступор или панику.

Следующий фактор, влияющий на интерпретацию повседневного опыта, - это жизненные притязания личности. Они демонстрируют, каким образом женские или мужские интенции насчет желаемого будущего отражаются на интерпретации сегодняшнего дня. Женские притязания более конкретные, детальные, упорные, терпеливые. Мужчины более редко учитывают обыденность, ориентируясь на большие масштабы, мысля более перспективно, стратегично. Мужские притязания задают направление прогнозирования будущего, а женские формируют устойчивое отношение к препятствиям и ограничениям.

Женщины лучше означают притязания, и поэтому коммуникативно- семиотический механизм действия жизненных притязаний интенсивнее работает на них, чем на мужчин. Механизм нарративизации тоже имеет гендерную специфику: мужчины набрасывают нарративные рамки на будущую действительность, приближая ее, делая ее четче, понятнее, структурированное, осознаннее.

Женщина благодаря собственным футурологическим нарративам достигает состояния предсказуемости, что для нее иногда важнее реального воплощения замыслов в жизнь. Механизм целеполагания тоже имеет гендерную специфику: мужские цели более абстрактны и перспективны, почему и достигаются с большим напряжением, а женские, близкие и конкретные, оказываются более достижимыми.

Интересна мысль С.Бем о гендерной поляризации как катастрофическом ограничителе человеческих возможностей. Каждая личность благодаря поляризации имеет право только на половину своего потенциала, утрачивая очень важный аспект отношений с миром. При достижении зрелости человека ограничивает уже не только культура. Он и сам демонстрирует готовность воспринимать себя сквозь гендерные линзы и все, что совпадает с ракурсом линз, рассматривает как нормальное, естественное для своего «Я», а все, что не совпадает, становится чужим и проблематичным [Бем С., с. 213].

Так культурно обусловленные в своих притязаниях женщины всегда претендуют на менее заметные позиции, чем они заслуживают по справедливости. Мужчины же претендуют на более заметные позиции, чем заслуживают по справедливости [ Беем С , с.230].

В диссертационном исследовании Л.Л. Долгих показано, что молодым людям присущ более высокий с сравнении с девушками уровень осознания субъективной перспективы профессиональной самореализации.

Профессиональные перспективы мужчин отличаются большей длительностью прогнозирования. Мужчинам также свойственен более высокий уровень субъектности в выработке стратегий реализации карьерных притязаний. В женской перспективе профессиональной самореализации присутствует конфликт между социально ожидаемым местом работы, ролью карьеры в жизни и собственными карьерными притязаниями.

Перспектива профессиональной самореализации, карьерные притязания и стратегии их реализации строятся мужчинами в соответствии с мужскими нормами успешности/статуса, твердости и антиженственности. Это приводит к построению непродуктивных карьерных стратегий, в которых преобладает ориентация на внешние карьерные показатели и недооцениваются их субъективные компоненты.

Профессиональной самореализации женщин присущи ориентация на Субъективный компонент карьерного продвижения и достаточно низкую сформированность представлений о желаемых карьерных результатах.

Последний рассматриваемый фактор влияния на осознание повседневного опыта - жизненный успех. Его традиционно понимают как реализацию определенного стремления человека в конкретной жизненной ситуации, достижение желанной социальной позиции, переживание удовлетворенности и высокой самооценки.

Модели успеха, транслируемые средствами массовой информации или извлекаемые из мемуаров, биографий, интервью, включают определенные элементы. Среди них назовем сферы активности, которых может быть несколько и которые скорее публичны или приватны. Далее учтем жизненные обстоятельства, то есть наличие трудностей, кризисов. Отметим и социальные индикаторы успеха: общественное признание, финансовые достижения, авторитет, власть. Среди индивидуальных индикаторов проанализируем, как меняется идентичность, самоуважение, удовлетворенность жизнью. Не забудем о внутренних ресурсах: деловых, нравственных, творческих, владении стратегиями копинга и т.п. И, наконец, учтем ресурсы окружающей среды (поддержка, помощь, протекция, везение).

Мужской успех чаще одобряют, воспринимая как нечто ожидаемое и объясняемое способностями человека. Женский успех комментируют совсем по-другому: женщина либо очень старалась, либо ей просто повезло. Даже приложение собственных усилий и целенаправленность имеют в глазах окружения определенный негативный подтекст, подчеркивающий якобы отсутствие особых способностей, что приходится компенсировать «вечными» женскими добродетелями: старанием и терпением (см., напр., Агеев B.C.).

Понятно, что такие устойчивые стереотипы не могут не влиять на женские и мужские интерпретации собственных достижений. Мужчины больше принимают себя как успешных, больше ценят свои победы, чем женщины, которым кажется, что ничего особенного в их жизни не случилось. Главное, чтобы все были здоровы и жили мирно, а собственные достижения не так уж и высоки, чтобы о них лишний раз вспоминать.

Обратимся к интересной работе белорусской исследовательницы Н.В.Ефимовой. В соответствии с ее гипотезой, ситуаций жизненного успеха в текстах СМИ структурируется в зависимости от того, кто является героем рассказа: мужчина или женщина. Цели, способы их достижения, сфера самореализации, деловые и социально-психологические качества приписываются мужчине или женщине, исходя из стереотипных представлений о традиционных гендерных ролях.

Отличия между «мужскими» и «женскими» моделями успеха заметно варьируют в зависимости от сферы действий: публичной или приватной, политики, экономики и культуры.

Интересно, что мужчины-журналисты склонны существенно чаще писать о мужчинах (67%), а женщины - о женщинах (64 %). Похоже, что выбор темы и героя или героини тоже гендерно обусловлены. Мужской успех в приватной сфере фиксировался в последнюю очередь после успеха в культуре, политике и экономике. У женщин приватная сфера выходила на второе место сразу после культуры.

Из 36 личностных характеристик человека по данным контент- анализа чаще вспоминаются такие пять: внешние данные, мастерство, талант, настойчивость, преданность своему делу. Вряд ли кого-то удивит, что при описаниях женщин наибольшее внимание уделяется внешности, а при описаниях мужчин - мастерству. Среди индикаторов успеха у мужчин преобладают имущество и деньги., а у женщин -- признание близкого окружения и чувство внутреннего удовлетворения.

Приватная жизнь успешного мужчины и успешной женщины описывается по-разному. Женщина - это человек вне статуса, тогда как мужчина в половине случаев статус имеет, причем высокий. Создается впечатление, что даже временно, в кругу семьи, забыть о мужском статусе опасно. Возможно, не подчеркивающий статус успешный мужчина становится в повседневности и внешне, и внутренне, то есть для самого себя, незаметным, как человек-невидимка. Женщина в личной жизни может позволить себе больше быть самой собой, не опираясь на ролевые, экономические или статусные костыли.

О справедливости такого предположения свидетельствует то, что успешной женщине приписывают такие нехарактерные для сферы публичности качества, как доброту, вкус, чувство прекрасного, терпение. Описания же мужского характера в приватной сфере практически не отличается от описаний его і сфере публичной. Дома и с друзьями мужчина все такой же волевой и активный, как на работе. Чаще всего говорят о его выдержке, энергичности, убеждениях, ценностях.

Таким образом, гендерная интерпретативная рамка в массовом сознании была и остается до сих пор консервативной и ассиметричной, пока мужские позиции имеют более весомую интерпретативную историю. В то же время кризис патриархальности способствует появлению новых интерпретативных комплексов, в которых гендер уже не сводится к индивидуальным вариантам сознания и поведения, а начинает определяться культурными интерпретациями человека.

Андрогинность становится антитезой гендерной поляризации, расшатывая, смягчая, индивидуализируя вечные социально- психологические стереотипы мужского и женского.

Гендерная специфика переживания собственной идентичности состоит в том, что женщины больше внимания уделяют имиджу, их чувства доминируют при создании жизненной истории. Мужчины режиссируют свою жизнь по более глобальным рациональным критериям, ориентированным не на ближайшее окружение, а на широкий социокультурный контекст, на отдаленную перспективу.

Личность как рассказчик постоянно пребывает в состоянии наррации - состоянии создания и ретрансляции гендерно специфичных историй о собственной жизни. Футурологический нарратив является частью историко- культурного и индивидуально-психологического контекста, по-разному осмысленного мужчинами и женщинами, а также представленного в специфических жанрах и сюжетах.

Непосредственно влияющая на самоконструирование субъективная удовлетворенность жизнью является прежде всего женским фактором, обусловливающим интерпретацию полученного опыта.

Мужским фактором становятся скорее жизненные притязания, среди которых главенствуют статусно-карьерные. Мужские нарративы базируются на достигнутых и планируемых профессиональных вершинах, тогда как женские больше направлены на здоровье и благополучие в личной жизни.

Понимание и интерпретация личного опыта пожилыми людьми. Старость и старение в современном социуме.

Если бы нарративной метафоры и, соответственно, нарративной психологии еще не существовало, ее следовало бы создать именно для исследования психологических проблем старости. Ведь научный дискурс о старости сам собою, даже без специальных интенций автора, приобретает постмодернистский многозначный характер. На каждое положение почти без всяких усилий находится противоположное, на любое pro - свое contra. Это связано, с одной стороны, с чрезвычайно сложными отношениями каждого человека с проблемой старости и смерти, а с другой - с почти полной неисследованностью проблемы в ее сугубо научном, а не жизненном или религиозном ракурсе. Здесь срабатывает, по нашему мнению, сложная система психологических защит, причем не только отдельного человека, но и социума в целом.

До последнего времени во всем мире доминировал один метанарратив старости, который можно коротко описать так: «молодость - это очень хорошо, а старость - очень плохо». Социум с большим удовлетворением смотрел на себя - молодого, сильного и красивого, любовался каждым своим молодым представителем, независимо от наличия у него других положительных или отрицательных качеств, и радовался за него. Здесь можно вспомнить убедительный текст песни Никитиных: «Хорошо быть молодым, просто лучше не бывает...Перед зеркалом седым независимо держаться...»,.. Общество разрешало молодым быть неразумными и относилось к ним не слишком требовательно: «Когда мы были молодыми и чушь прекрасную несли.

Западный культ молодости и здоровья породил течение, которое в 1970 году получило название эйджизм (от английского age -- возраст). Эйджизм обычно определяют как социальную установку на неоправданно высокую оценку молодости и дискриминацию старых людей [Крайг, 2000; Neugarten, 1970]. Это привело к определенному "замалчиванию" даже самого факта наличия такого жизненного периода, как старость, своеобразной психологической изоляции старых людей в социуме (о зондировании доминирующих дискурсов о старости и методах их деконструирования см. 2.7.3).

Однако в начале XXI столетия ситуация начата несколько изменяться. Причиной этого стало беспрецедентное, катастрофическое постарение человечества, происходящее во всем мире. Об этом свидетельствует, в частности, демографический отчет и соответствующий прогноз ВОЗ [World population aging, 2002], в котором отмечается, что никогда за всю историю человечества такого состояния не наблюдалось. Так, в 2000 году в мире было 600 млн. пожилых людей (после 60 лет), что в три раза больше, чем в 1950 году. К 2050 году прогнозируется увеличение количества таких людей до 2 млрд., то есть тоже почти в три раза. При этом на одного пенсионера будет приходиться лишь четверо работающих. Количество пожилых людей в 2050 году будет превосходить количество детей до 15 лет (в скандинавских странах это уже произошло). Соответственно изменится медианный возраст (то есть возраст, который делит популяцию на две равных части). Сейчас медианный возраст в мире - 26 лет. Прогноз на 2050 год - 41 (на сегодня такая ситуация в самой "старой" стране мира - Японии).

В Украине, несмотря на очень сложные экономические и экологические условия, тоже можно ожидать увеличения средней продолжительности жизни (до 77, 5 лет в 2050 году). Однако именно эти условия приведут к тому, что рождаться будет все меньше и меньше детей, и потому медианный возраст будет составлять по прогнозу целых 52 года.

Итак, во всем мире в начале нового столетия старение и старость начали носить долговременный характер.

На соответствующие изменения в своем демографическом и социальном статусе общество не может не реагировать. В современных условиях эйджизм начинает уступать место довольно взвешенному, серьезному взгляду на старых людей, которые прожили такую непростую долгую жизнь и хотя бы в этом плане могут быть примером, моделью для тех, у кого жизнь только начинается. Стариков начали замечать, к ним привыкают, они появились в рекламе, на товарных знаках и т.п..

О том, что человек и в старости остается собой, сохраняет собственную аутентичную самость, только скрытую «под маской старости», с присущей ему утонченностью пишет художественный идеолог постмодернизма Милан Кундера. Герой одного из его рассказов случайно встречает женщину, которую когда-то любил (ему тогда было 20, а ей - 40), и с болью замечает внешние и внутренние признаки ее постарения. Однако вот она отказывается от предложенной рюмки коньяка. И дальше (перевод с чешского на русский Н.Шульгиной). «Увидев изящный жест руки, которым она отклонила его предложение, он понял, что очарование вкуса, волшебство, ласковость обхождения, покорявшие его в прошлом, не потускнели в ней, хотя и скрыты под маской старости, и сами по себе, хотя и зарешечены ею, еще вполне притягательны. Мысль, что она зарешечена старостью...».

А на фестивале голландского кино, который состоялся несколько лет назад в Киеве, пять из шести фильмов были посвящены проблематике пожилых людей. Один из фильмов носил такое, например, название "Старик, который читал о любви". Наиболее показательным в анализируемом нами аспекте представляется фильм "Монте-Карло", фабула которого такова. Очень старая женщина отправляется в свое безусловно последнее путешествие через всю Европу из Амстердама в Монте-Карло, чтобы проститься с местом, где когда-то была счастлива, где произошло самое романтическое событие ее жизни. По дороге бабушка находит много приключений, как говорится, "на свою голову".

Ее сопровождает водитель - молодой парень, которому это надоедает, и он довольно цинично замечает, что жить ей осталось "всего ничего", и, пожалуй, время уже успокоиться. Старая женщина отвечает афористично: "Это ничего, значительно хуже, если имеешь перед собой всю жизнь и не знаешь, что с ней делать".

Изменяется постепенно тональность научных, в частности психологических, работ, в которых исследуются разнообразные проблемы преклонного возраста [Стюарт-Гамильтон, 2002]. Другое звучание приобретает сегодня периодизация психического развития Эрика Эриксона, в которой автор доказывает, что развитие не является вертикально прямолинейным процессом и не прекращается до самого конца человеческой жизни. Старость в этой периодизации носит красивое название периода поздней взрослости.

Каждую возрастную стадию Эриксон, как известно, обозначает двумя потенциальными полюсами развития: отрицательным и положительным. Достижение положительного полюса способствует, соответственно, формированию позитивных свойств личности. Поздняя взрослость имеет такой положительный полюс, как целостность эго, эго- интеграция, а отрицательным полюсом является отчаяние. Эго-интеграция приводит к обретению мудрости и к самопожертвованию.Следовательно, целью развития в старости по Эриксону является целостность эго, принятие того, что все цели достигнуты и не осталось никаких "хвостов" [Ericson, 1982].

Вслед за Эриксоном среди других непатологических видов старения ученые и практические социальные работники начали различать так называемое успешное, благоприятное или., иначе, конструктивное старение [Анцыферова, 1994, 1996; Ермолаева, 2002; Ратушный, 2003; Стюарт- Гамильтон, 2002; Bromley, 1966]. Эти специалисты считают, что конструктивность старения только до некоторой степени зависит от социальных условий, состояния здоровья, энергии, мобильности старого человека, а во многом - от его собственной активности, готовности бороться за жизнь, «строить ее- и постоянно реализовывать притязание жить: «Замена старения нарастающей зрелостью, - моральный долг перед самим собой» [Ермолаева, 2002, с. 303].