Проблемы психологической герменевтики

Таким образом, мы считаем, что типы нарративов, которые порождают в процессе описания своего жизненного опыта у детей младшего школьного возраста и взрослых, идентичны. Но необходимо заметить, что детский письменный нарратив более свёрнутый, чем у взрослого. Дети чаще всего описывают яркие события, в то время как в автонарративах исследуемых более старшего возраста присутствуют яркие, важные, переломные [Нуркова, 2000], неопределённые события и события травмирующего характера. Порождая эмоционально- негативный, амбивалентный и эмоционально-позитивный тип нарратива, взрослые раскрывают определённые качества и черты личности, описывают события, которые ведут к определённым личностным изменениям, выражая этим своё отношение к данным событиям. Для письменных нарративов детей это практически не характерно. Кроме того, в детских нарративах события редко идут один за другим в хронологическом порядке, они, как правило, описываются более спонтанно, если не сказать хаотически. В отличие от взрослых, дети достаточно редко делают выводы из описанных в нарративах событий (если им не давать специальную инструкцию).

На определённом этапе исследования мы засомневались в том, что дети этого возраста могут порождать нарратив, который отвечал бы лингвистическим, семиотическим и психологическим критериям. Однако, учитывая, что у детей данного возрастной группы еще не очень развита письменная речь, мы продолжили наше исследование, направленное на работу с устным нарративом. Необходимо заметить, что устный нарратив более развёрнутый, в нём сохраняется логическая последовательность событий, при описании которых прослеживается эмоциональное отношение ребёнка к ним. Устный нарратив содержит в себе большой объём информации о детских проблемах, семейных отношениях, отношении к родным и близким, друзьям, коллективу. Как свидетельствуют результаты шип ей индивидуальной работы с детьми, они используют истории, чтобы рассказать окружающим о себе и, таким образом, косвенно выражают свои чувства и потребности, когда их прямое выражение представляет риск или угрозу для ребёнка.. В процессе порождения нарратива дети символически могут преодолеть свою проблему, проверить возможные пути её решения.

Таким образом, умение порождать нарратив - важный момент саморазвития ребёнка. Но вызывает озабоченность то, что уже в этом возрасте у детей появляется доминирующий нарратив, который не позволяет ребёнку описать себя и свой опыт с разных точек зрения. Если доминирующий нарратив носит негативный характер, он мешает самораскрытию и самовыражению ребёнка. Чувствуя или даже осознавая свою беспомощность, непринятие значимых для себя людей, невозможность реализовать свою потребность в любви, ребёнок порождает нарратив, в котором вытесняется такой, «выходящий за рамки», опыт. Причинами порождения таких нарративов у детей младшего школьного возраста чаще всего является положение «отвергнутого» ребенка в семье или неблагоприятная в ней ситуация (развод, смерть родителя), неблагоприятная школьная ситуация (неудачи в учёбе, непринятие со стороны сверстников), частые болезни ребёнка. И поскольку в этом возрасте собственно нарративные способы осмысления действительности лишь формируются, этот процесс, на наш взгляд, следует корректировать, вовлекая в него не только самого ребёнка, но и его близких (в том числе и родителей).

Изучая особенности устного детского нарратива и проводя в то же время консультативную работу с родителями, мы пришли к выводу, что порождение детьми данного возраста того или иного вида нарративов сильно зависит от особенностей восприятия своего собственного опыта и отношения к событиям своей жизни у родителей. Проанализировав детские нарративы и нарративы их родителей, можно сделать такие выводы: особенности восприятия своей личности детьми и родителями много в чём совпадают - у родителей, которые позитивно оценивают свой опыт, дети положительно относятся к себе, они более уверены в успехе при выполнении некоторых задач, имеют адекватную (или высокую) самооценку, низкий уровень личностной тревожности; непринятие своей личности родителями, стремление вытеснить травмирующие события своей жизни, на наш взгляд, является одной из причин порождения эмоционального типа нарратива у детей, высокого уровня тревожности и неуверенности в себе, появления мотива «избегания неудачи»; отсутствие взаимопонимания со старшим поколением (со своими родителями) приводит к отсутствию понимания проблем своего ребёнка, и, как следствие - страх не отвечать ожиданиям окружающих у ребёнка, и чаще всего формированию амбивалентного типа нарратива. Постоянное ожидание оценки со стороны взрослых, их поощрение или наказание не даёт возможности ребёнку самостоятельно оценить жизненные события;

– «концепция жизни» ребёнка, его позитивное или негативное отношение к событиям в этом возрасте определяется «концепцией жизни» его родителей.

Таким образом, по нашему мнению, период младшего школьного возраста это один из определяющих в формировании отношения к собственной жизни и нарративных способов осознания своего опыта, которые с возрастом будут только закрепляться.

Анализируя особенности нарративов у детей и взрослых, мы пришли к выводу, что принадлежность автобиографических текстов к одному типу нарративов не означает их идентичности, схожести. При преобладающей определённой концепции жизни часть исследуемых всё-таки склонна оценивать свою жизнь не только с точки зрения данной концепции.

Так исследуемым, которым присуща позитивная концепция жизни (эмоционально-позитивный нарратив), присуща также и нейтральная концепция. Эта нейтральная концепция появляется, несмотря на положительное отношение к своей личности и преимущественно положительное отношение к собственному опыту. Но неприятие личностных черт и качеств, что, возможно, есть следствием событий травмирующего характера или тех ситуаций, в которых человек не может найти выход, приводит к вытеснению, отрицанию» этих событий, что проявляется не в раскрытии данных событий с токи зрения того воздействия, которое они имеют на человека, а сводятся к их формальному описанию. Исследуемым данной группы присуще также и негативное отношение к собственному опыту. Как показали результаты факторного анализа, это является следствием переживания депрессивных состояний, которые проявляются повышенной тревожностью, чувством вины, критическим отношением к своей личности и неуверенностью в себе. Всё это приводит к инертности в принятии решений, избеганию ответственности, острому переживанию неудач, повышенного чувства вины и как следствие - негативная оценка собственного опыта. Но исследуемые данной группы не присуща неопределённость, то есть они склонны к чёткому, определённому отношению к своей жизни. Если же какая-то часть опыта является «закрытой областью проблем», он не рассказывают про неё, а только описывают.

У исследуемых, которым присуще преимущественно негативное отношение к своему опыту (эмоционально-негативный тип нарратива), это негативное отношение связано с неуверенностью не только в себе, а и в стабильности ситуации, повышенной чувствительностью и зависимостью от окружающих и их оценки. На неудачи, которые случаются с ними, исследуемые данной группы реагируют повышенным чувством вины и самообвинениями. Мотивация «избегания неудач» приводит к тому , что они склонны перекладывать ответственность за свои поступки на окружающих. Тенденция к сниженной самооценке, которая не совпадает с завышенным «Я-идеальным», является причиной большого разрыва между «реальным» и «идеальным Я», и как следствие неудовлетворённости собой, негативное эмоциональное отношение к своей личности, непринятие своих черт и качеств, негативная оценка своего опыта в целом. Но им присуще и нейтральное отношение к своему опыту, особенно будущему. То есть сегодняшняя и будущая биография данных исследуемых могут существенно разниться. Если о своём прошлом опыте они рассказывают, раскрывая события с точки зрения воздействия на формирование личности и своего эмоционального переживания этих событий, то будущее они описывают без должного личностного раскрытия и выражения эмоционального отношения, а как некие события, которые случаются с окружающими и должны случиться и в их жизни. Складывается впечатление, что они описывают своё будущее в соответствии с нормами, канонами, которые существуют в обществе, то есть история собственной жизни приводится в соответствии с нормативными критериями социального окружения.

Исследуемым, концепцию жизни, которых мы охарактеризовать как неопределённую (амбивалентный тип нарратива), присуще позитивное, негативное и нейтральное отношение к своему опыту. Так нейтральное отношение связано с непринятием своих личностных черт и качеств. При определённой степени самораскрытия появляется положительное отношение к своему прошлому опыту, но позитивное отношение к будущим событиям отсутствует. Им также присуще негативное отношение к прошлому и планирование негативных событий будущего. Возможно, неопределённость в отношении к своему опыту и тенденция к неустойчивому отношению к нему связана с тем, что исследуемые данной группы склонны к вытеснению из сознания негативной информации, которая содействует разрушению субъективного образа «Я». Именно это вытеснение может быть причиной нейтрального отношения к собственному опыту. Склонность к тревоге, негативные переживания не только по отношению к собственной личности, но и к происходящим событиям, чувство вины и постоянные самообвинения лежат в основе появления негативного отношения к собственному опыту. Высокий уровень самораскрытия, что, на наш взгляд, содействует более целостному и разностороннему осознанию собственного опыта, ведёт к положительному отношению к собственной личности и жизни.

На наш взгляд, психологический анализ нарративных текстов также даёт возможность выявить качества, установки, стремления и ожидания автора нарратива. Определение данных особенностей может помочь психологу в процессе консультирования, поскольку на начальных этапах работы с клиентом нарратив может быть одним из способов сбора анамнеза, а в дальнейшем может свидетельствовать о психологических изменениях, которые происходят с человеком в процессе работы. Поэтому, определив типы нарративов, мы сделали попытку охарактеризовать типы личности, для которых характерно порождение того или иного нарративного текста.

Амбивалентный тип нарратива порождают исследуемые, которые склонны к переживанию состояний тревоги. Им присуща неуверенность в себе, тенденция к сниженной самооценке, инертность в принятии решений. Неопределённое отношение к собственному опыту, характерное для этих личностей, может быть связано с ведущей мотивационной направленностью - избеганием неудач, а также с постоянной ориентацией на мнение окружающих. Кроме того, по отношению к авторитетной для себя личности, исследуемые данной группы, могут проявлять черты зависимости. Гиперсоциальная направленность интересов, ориентация на правила и инструкции, стремление избегать ответственности, определённая инертность в принятии решений приводят к сдерживанию самореализации, невозможности самоопределения.

Данным лицам более всего требуется понимание, любовь, доброжелательное отношение к себе со стороны окружающих, которое, как правило, не удовлетворяется и определяет зону психотравмирующего влияния. Самокритическое отношение к своим недостаткам, неуверенность в себе, зависимость ог окружающих, может быть причиной сниженной самооценки, непринятии своих черт и качеств, негативного отношения к своей личности.

Можно предположить, что данная группа лиц в меньшей степени, чем другие исследуемые, склонны к рефлексии, глубоким раздумьям, самоанализу, в частности анализу своих эмоций. Они более склонны описывать и анализировать свои действия и поступки.

Лица, порождающие эмоционально-негативный тип нарратива, отличаются неуверенностью в себе, высокой чувствительностью по отношению к влиянию окружения, эмпатичностью, склонны к сочувствию и сопереживанию. Для них характерна выраженная интуитивность, склонность к сомнению, рефлексивность, критичность самонаблюдения с тенденцией к занижению самооценки. В общении они редко раскрывают аспекты собственного опыта, которые заставляют волноваться, могут вызвать чувство вины, хотя возможно раскрытие формальных сведений о себе (например, мыслей о политике, религии, и т.д.). Вследствие чрезмерно самокритичного отношения к себе, своему «Я», данным лицам присущ большой разрыв между реальным и идеальным «Я», что подчас является причиной негативного эмоционального отношения к себе и, как следствие, - непринятие собственной личности. Кроме перечисленных особенностей эти лица отличаются неуверенностью в стабильности ситуации, тенденцией к тщательной перепроверке своих поступков , почти постоянным чувством вины.

Высокие показатели по шкале «истерия» и «психастения» (по методике ММРІ) могут свидетельствовать о существовании вытесненной тревоги.

Возможно, поэтому исследуемые, порождающие этот тип нарратива, склонны к вытеснению информации травмирующего характера, и кроме того, нарративы этих лиц иногда носят незавершённый характер. Рассказывая историю своей жизни, они склонны описывать преимущественно негативные события, акцентируя внимание на своих эмоциональных переживаниях, что, как правило, дополняются самообвинениями. Вследствие этого данные лица наиболее склонны к порождению доминирующих нарративов негативного характера. Концепция их жизни обуславливается взглядом на себя как на «несчастного», «неудачника». Но, на наш взгляд, они ждут от окружающих не столько поддержки и понимания со стороны окружающих, сколько подтверждения мысли о своей неполноценности и нереализованности. Кроме перечисленных нами особенностей для исследуемых данной группы характерно развитое чувство ответственности, ориентация на социальные нормы и правила, выраженная тревога за судьбу близких, альтруистические проявления.

Исследуемые, которые порождают эмоционально-позитивный тип нарратива, отличаются уверенностью в себе, позитивной самооценкой, высокой мотивацией достижения. Для них характерен высокий уровень самораскрытия.

Следует отметить, что им присуще раскрытие не только в таких формальных областях, как собственные интересы, сведения о работе и учёбе, раскрытия собственной точки зрения на политику и религию и т.д., но и личностное самораскрытие, то есть раскрытие того, какие черты исследуемый принимает, а от каких бы хотел избавиться или изменить; раскрытие проблем в отношениях с противоположным полом, а также тех аспектов собственного опыта, которые заставляют волноваться, тревожиться, вызывают чувства вины, или, наоборот, дают чувство собственного достоинства, значимости, содействуют самоуважению.

У исследуемых данной группы преобладает позитивная концепция жизни, им также присуща эмоциональная оценка собственной жизни, что проявляется в позитивном отношении не только к прошлому опыту, но и к возможным события будущей жизни. При неудовлетворении положением, которое они занимают в социуме, у лиц данной группы может появиться негативное эмоциональное отношение к собственной личности.

Эмоционально-нейтральный тип нарратива порождают личности, которые не склонны к самораскрытию. Это может быть связано с тем, что данным лицам присуще вытеснение из сознания той негативной информации, которая может «угрожать» субъективному образу «Я».

Таким образом, проблемы, возникающие у человека, не раскрываются, что, в свою очередь, может быть следствием двух причин: неосознаванием наличия данной проблемы или её вытеснением как таковой, что может привести к разрушению образа «Я». Исследуемые данной группы склонны к переживанию состояний тревоги, неудовлетворённости собой, но вместе с тем выявляют позитивное отношение в своей личности, что является одним из критериев самопринятия. Непринятие социальных ролей скорее свидетельствует о склонности этих лиц к обвинению окружающих в собственных проблемах и неудачах, нежели о возможности анализа собственных действий и поступков. На наш взгляд, формальное изложение автобиографических сведений есть следствие переживаний по поводу того, будет ли данный рассказ социально приемлемым. Иными словами, при изложении определённых сведений про себя исследуемые данной группы не преследуют цель раскрыть особенности формирования собственного «Я», а ориентиру гея только на изложение информации, которая может быть одобрена окружающими, ведь критики в свой адрес он не терпят.

Можно предположить, что лицам данной группы не присущи бурные эмоциональные проявления, наоборот, они осторожны и достаточно сдержаны в выражении своих эмоций. Для них характерно : высокий уровень самоконтроля, инертность мышления, желание отмежеваться от окружения, выраженное стремление отрицать наличие каких-либо трудностей и проблем.

Наше исследование было бы незавершенным, если бы мы .остановились только на определении типов нарратива.

Дело в том, что при выявленных общих признаках, как-то: раскрытии определенных событий (положительных, негативных, нейтральных и неопределенных), преобладающей схемы интерпретации, концепции жизни, которые раскрываются в разных типах нарратива, а также в содержании контекста, выделенные типы нарратива существенно отличаются.

Эта разница обусловлена тем, что каждый тип (кроме эмоционально-нейтрального) может функционировать на определённых уровнях в зависимости от умения человека конструировать и реконструировать историю своей жизни, принимать свой собственный опыт, рассказать про свой опыт в форме связного рассказа, а также от того, насколько в процессе рассказа история жизни раскрывается, а не «сжимается и закрывается». Существенным в определении уровня функционирования нарратива есть способность человека создать новую «историю», в которой он может переживать новое представление о себе, создать новые возможности. И, поскольку, отношение к своей жизни в большой степени зависит от интерпретации личностью собственного опыта, важным есть и то, насколько позитивно, оптимистически и целостно она воспринимает свою; жизнь.

Поэтому в дальнейшем исследовании мы попробовали процесс осмысления, конструирования и реконструирования собственной жизни и в этом контексте раскрыть уровни оппонирования нарратива.

По нашему мнению, не зависимо от того, с какой возрастной группой работает психолог, функция нарратива сводится к нахождению того смысла прошлых событий, прошлого опыта, который личностью не воспринимался , не признавался, а также и в переосмыслении этого содержания , что приводит к целостному восприятию собственной личности.

В процессе исследования, мы встретились с явлением «эффекта прерванного нарратива» , когда на каком-то этапе рассказа человек прерывает его , не желая раскрыть травмирующую ситуацию, если она приносит боль, негативные переживания. Пожалуй, в данном случае работают определенные механизмы психологической защиты, в частности вытеснения или отрицания. Личность затрудняется увидеть ситуацию под другим углом, найти и открыть новые смыслы в прошлом опыте, даже если в настоящее время он воспринимается негативно. В результате, жизненный путь разрывается на два этапа «до» и «после» травмирующей ситуации, а сама травмирующая ситуация становится постоянной тревожности, так или иначе человек мысленно возвращается к ней. В другом случае мы встретились с "эффектом незавершенного нарратива", который является следствием неосознания собственных проблем или, скорее, невозможности отыскать выход из данной ситуации. Но так или иначе в обоих случаях история жизни личности ограничена определенными рамками (пережитой травмирующей ситуацией, которую у личности нет сил принять).

Именно с этой проблемой человек обращается за помощью. И независимо от различия между этими двумя видами нарратива, с нашей точке зрения, они функционируют на одном уровне, названный нами неконструктивным. На этом уровня функционирования нарратива человек не просто излагает формальные даты своей жизни, раскрывает свои проблемы, но ничего не делает для их решения, так как не видит путей для их решения. Он не может увидеть проблему с другой стороны, потому что неприятие травмирующей ситуации ограничивает её.

Формируется определенная "доминирующая" история,- например, "история потери", "история поражения", "история безысходности", выйти за рамки которой у личности нет сил. С точки зрения Дж.Фридмана и Дж.Комбса [2001], доминирующие истории постоянно существуют в обществе: истории о поле, возрасте, расе, религии и т.п., "ограничивая и угнетая человеческую жизнь, сужая многогранность смыслов и возможностей". По мнению, тех же авторов, доминирующие истории своей жизни создает и сам человек. Именно в процессе рассказывания этих историй формируется и отражается отношение к себе и собственному опыту, что во время психологического консультирования раскрывается в определенном контексте: "я незадачливый", "я счастливый", "я несчастный" и т.п. Но это доминирующие истории не дают возможность переосмыслить собственный опыт, поскольку человек не понимает, что в данном случае его история ограничена. В результате пространство для изменения личности оказывается закрытым для самопонимания и самопринятия. По нашему мнению, примером функционирования нарратива а формальном уровне может быть история консультации тридцатилетней женщины, которая при первой встрече обратилась с проблемой, что она "не находят общий язык с сыном, и постепенно утрачивает на него свое влияние".

Одно из самих приятных и теплых воспоминаний детства - поездка с мамой в Крым. Я помню горы, растения, которые отличались от киевских. Мы жили в каком-то старинном здании, перестроенном под санаторий. Там было много фонтанов, и гуляли по дорожкам павлины. Школа пролетела быстро и особенно ничем не запомнилась. Теплые воспоминания остались от обучения в медучилище. Это три самых счастливых года в моей жизни. Возможно потому, что мне было 18-19 лет. Я познакомилась с бывшим мужем и была счастлива. После развода моя жизнь ничего особенным не выделялось: работа, вечно недовольная старая мать, упрямый ребенок. К сожалению, работа -- единственная моя радость. С сыном я стараюсь проводить максимум времени, вместе ходим в театр, в гости, но в последнее время среди нас появилось какое- то отчуждение. Мне кажется, он перестает меня понимать, я стала терять свой авторитет, но ему только семь лет. Я очень этого боюсь."

Единственное воспоминание о разводе вызвало у женщины достаточно сильную эмоциональную реакцию, несмотря на то, что со времени развода прошло шесть лет. Рассказывать о данном этапе своей биографии женщина отказалась. Свою жизни она воспринимает как тяжелую необходимость, не видя особого смысла, разуверившись в то, что возможно что-то изменить к лучшему. Поэтому на данном этапе важна была возможность помочь человеку осознать ограниченность его истории, открыть определенное пространство для конструирования новых историй, нахождения новых смыслов. Если это удаётся, то функционирование нарратива продолжается на другом уровне - конструктивном. По мере того, как человек начинает задумываться о том, каким образом была сконструирована его история, какие факторы обуславливали или ограничивали процесс конструирования, он приходит к пониманию того, что нарративы не существуют в качестве образца, не являются абсолютной истиной. Наоборот, это в достаточной мере открытая и гибкая структура, которая может быть построенная совсем по-другому. На конструктивном уровне функционирования нарратива к человеку приходит понимание, что предыдущая история была ограничена, и что любой истории присуще разнообразие смыслов, то есть формируется взгляд на "историю жизни как многогранную структуру.

Личность начинает относиться к своему опыту не как к пассивно полученным фактам, но и как к активно конструируемой истории. Конструирование этих историй зависит только от того, как человек интерпретирует свой опыт, какой смысл он вкладывает в то или иное событие своей жизни. Осознание этого открывает простор для новой интерпретации тех жизненных аспектов, которые не воспринимаются, отрицаются личностью. В результате человек начинает переосмысливать "травмирующий" опыт, рассматривая историю своей жизни с разных сторон. Это переосмысление, по нашему мнению, идет путем нового исследования своего прошлого опыта, особенно в той его части, которая не раскрывалась на формальном уровне. В подтверждение этого мысли приведем пример нарратива, который появился у женщины после нескольких встреч с ней.

"Глядя на себя, я недоумевала, за что меня можно любить, представлялось, что именно поэтому от меня и ушёл муж. Когда это случилось, я не могла даже на улицу выйти. Мне казалось, что все соседи только об этом и говорят. Я была уверена, что во всем виновата только я. Сейчас же все чаще думаю, что просто так сложились обстоятельства. Мы жили вместе с моей мамой, которая постоянно нас контролировала. Она достаточно авторитарная женщина. С детства я должна была рассказывать ей о каждом своём шаге, она постоянно вмешивалась в нашу семейную жизнь, мотивируя это тем фактом, что "она отдала мне всю свою жизнь". Это продолжается и до сегодняшнего дня. Терпеть я это больше не могу, но, проживая с ней в одной квартире, выхода из этой ситуации не вижу.

Когда от меня ушёл муж, которого я очень любила, мне жить не хотелось, но у меня был сын. Артем очень напоминает отца, иногда я смотрю его и вижу своего бывшего супруга. Когда сыну не было и года, все вокруг говорили, что он у меня "ненормальный ведь до четырёх лет он мычал, ни слова не говоря. Я не верила этому и продолжала заниматься с тем, параллельно найдя хороший логопедический садик. Вы представляете, каково было моё счастье, когда он, наконец, заговорил.

Сейчас я всё чаще жалею о своём разводе потому, что Артёму нужен отец. Я вижу, что он тянется к мужчинам, к каждому моему знакомому, усматривая в нём моего мужа. Но, с другой стороны, был бы мой бывший муж ему хорошим отцом, ведь є течение этих лет он ни разу не интересовался своим сыном. И еще, чаще всего я задумываюсь о том, что проблемы с сыном началось в тот период, когда моя мать при нём всячески унижала и оскорбляла меня, обвиняя в том, что из меня получилась плохая дочь. Хотя, пожалуй, не так уж всё плохо в моей жизни. У меня хорошая работа, от которой получаю удовольствие, гденахожу друзей и чувствую себя свободной... "

Как видим, во время процесса переосмысления возникают новые смыслы, новые конструкты, другое видение ситуации, то есть меняется не только содержание истории, но и сама форма нарратива, выходящего на следующий уровень функционирования - реконструктивный. По нашему мнению, создания нарратива на конструктивном и реконструктивном уровне существенно отличается. Возможно, их объединяет то, что возникает другое видение травмирующих ситуаций, но на конструктивном уровне человек переосмысливает свой опыт скорее в эмоциональном плане, накладывая определенные эмоционалъно- смысловые схемы интерпретации. Реконструктивный уровень, если и включает в себя определённое переосмысление, то скорее в интеллектуальном, когнитивном аспекте. Для сравнения приведём пример нарратива, который, с нашей точке зрения, функционирует на реконструктивному уровне. Он появился после определенного количества терапевтических встреч с нашей испытуемой.

"Полагаю, что если бы моя жизнь сложилось иначе, я была бы другой. Сейчас я могу за себя постоять, смогу чего-то достичь. В последнее время я нашла в себе силы ограничить свои отношения с матерью исключительно бытовым уровнем. Мне стало значительно легче, никто не контролирует мою жизнь, и я делаю то, что считаю нужным. Я стала больше общаться с людьми, не замыкаясь в своей однокомнатной квартире. А недавно я даже участвовала в интеллектуальном шоу. Я знаю, что прежде никогда бы на это не пошла. Я бы переживала за всё, и как я выгляжу, и что подумают окружающие, что не хватает развития и ума, чтобы принимать участие в таких мероприятиях. Но, как ни странно, я чувствовала себя довольно уверенно. Правда, выиграть мне не удалось, но это не главное. Главное, что я вдруг почувствовала, что что-то могу, что я не такая уж никудышная, как говорила мать. С детства я ощущала от неё полную зависимость, она определяла с кем я могу общаться, а с кем нет, потому дружила исключительно с ''хорошими" девушками. И я вдруг поняла, что я взрослая девочка и, имею право делать свой выбор.

Единственное, чего я сейчас затрудняюсь сделать, так это сказать сыну, что его отец ушел. Как-то год назад он задал этот вопрос, но тогда удалось уйти от прямого ответа. Но я знаю, что мой сын становится взрослее, и что рано или поздно он снова спросит об отце, и мне должно хватить сил поговорить с ним откровенно. Чем старше я становлюсь, тем больше понимаю, что самое яркое событие моей жизни - это рождения сына. Да, иногда он бывает упрямым, иногда доходит до грубостей с его стороны, но, вы понимаете, что я всё равно его очень люблю. Возможно, раньше, в какой-то степени, он раздражал меня тем, что очень напоминает отца не только внешностью, но и поведением. Сейчас я стараюсь общаться с ним откровенно, как со взрослым. И кажется, что он начал лучше меня понимать. Но порою подводит то, что я достаточно эмоциональный, неуравновешенный человек, хотя последнее время стараюсь владеть собой.

Иногда я думаю о том, что было бы, если бы мой муж остался со мной. Мне сложно ответить на этот вопроса даже себе, но полагаю, что не осталась бы той же зависимой от всех девочкой? После этого, как он пошел, мне нужно учиться выживать в этом мире, потому что на руках у меня был маленький ребенок. И теперь полагаю, что это мне удалось.

Я нашла работу, от которой получаю удовольствия и благодаря которой могу более или менее прилично жить. У меня есть друзья, которые могут меня поддержать, когда это необходимо. У меня есть сын, считавшийся умственно отсталым, а на сегодня он успешно учится. Не могу сказать, что я в настоящее время вполне удовлетворена своей жизнью. Пожалуй, много разведенных женщин меня поймут, но все-таки жизнь продолжается. "

Таким образом, собственный опыт личности, проходя этап переосмысления, реконструируется. Но для того, что бы выйти на этап реконструкции, человек должен осознать, что можно не только по- разному интерпретировать свой опыт, но и создавать новую историю, в которой это опыт получит новый смысл. Это не означает, что человеку может отменить какой-то эпизод своей жизни, но можно попытаться придать ему новый смысл, вследствие чего травмирующие события, которые приносили человеку боль и страдания, займут определенное место в его представлениях об истории его жизни, а личный творческий опыт, который отрицался, будет принят и включен в целостную систему "Я-концепции".

Таким образом, реконструктивный уровень функционирования нарратива предполагает принятие травмирующей ситуации, как части "истории своей жизни". Это реконструирование проходит по пути переопределения сюжета травмирующего характера, нахождения в нем нового смысла. Проходит своеобразное отделение проблемы от человека.

По мнению Дж. Фридман и Дж. Комбс [2001], когда проблема начинает занимать внешнюю по отношению к человеку позицию, личность может принять на себе ответственность при взаимодействии с этой проблемой.

На конструктивном уровне человек отождествляет себя с проблемой. Такое отождествление, по нашему мнению, приводит лишь к самообвинениям, чувству вины, постоянному недовольству собой. Отделение от проблемы дает возможность увидеть травмирующую ситуацию с разных точек зрения, проанализировать проблему, причины её возникновения и возможные пути решения. Анализ и осознание проблемы могут быть началом новой истории, где находят отражение новые, эпизоды, на которые личность ранее не обращала внимания или которые относились к "закрытой области" ее опыта.

На реконструктивном уровне доминирующие нарративы теряют свою силу, в дальнейшем появляется не только новый взгляд на ситуацию, но и возможность создать историю, которую человек мог бы принять.

Последний уровень нарратива - синтезирующий (или целостный) предусматривает именно целостное и положительное восприятия своего опыта. Негативные, травмирующие события жизни, прошедшие процесс переосмысления и реконструирования, приобретают новый смысл и включаются в историю жизни человека как ее неотъемлемая часть.

"Наши нарративы - это наша жизнь, всё в жизни зависит от этого, какой нарратив доступен человеку". Перефразируя Дж.Фридман и Дж.Комбс, можно сказать, что от того, на каком уровне функционирует жизненный нарратив человека, зависит то, насколько целостно, положительно, оптимистично воспринимает он ход своей жизни, свой и опыт и самого себя.

Интерпретация личного опыта взрослыми в гендерном ракурсе .другой обеспечивает в мире кромки и переносы. Он - нежность смежности и сходства. Он регулирует преобразования формы и фона, изменения глубины. Он препятствует нападениям сзади. Он населяет мир доброжелательным гулом. Жиль Делез.

Гендерная поляризация повседневного сознания.

Идея противоположности женского и мужского начал - одна из базисных в истории культуры. В повседневном сознании эта оппозиция звучит приблизительно так же устойчиво, как день и ночь, черное и белое, жизнь и смерть. До сих пор очень распространенным является понимание гендерной непохожести как естественного следствия вечной антитезы чувственности и рассудка (античность) или оппозиции «душа- тело» (средневековье).

Вспомним всегда популярные сексистские мифы, в соответствии с которыми мужчины и женщины издавна либо явно переоценивают значение противоположного пола, либо не менее явно пренебрегают друг другом- Спокойное, взвешенное отношение, далекое от категоричности, скорее исключение, чем правило.

Чтобы прочувствовать, насколько живучи расхожие гендерные противопоставления, проведем мысленный эксперимент. Представим себе двух абстрактных людей неведомого пола, о которых мы знаем только следующее. Первый - склонный к риску, деспотичный, грубый, доминантный, властный, независимый и сильный. Второй -- нежный, зависимый, мечтательный, эмоциональный, покорный и слабый.

Конечно, в первом случае речь идет о мужчине, а во втором о женщине, уверенно скажет читатель. И будет не одинок. Во всем мире, от Азии до Африки, от Европы до Австралии, мнение окажется тем же [ см. Д.Майерс, с.232].

Мужчины очень любят давний миф о своем превосходстве, прежде всего интеллектуальном. Не исключено, что этот стойкий миф подкрепляется дарвиновской теорией вариабельности у самцов. По Дарвину, самцы имеют намного большее разнообразие физических черт и способностей, чем самки, чьи характеристики группируются вокруг средних величин. Отсюда делается вывод о женской неспособности к обучению, интеллектуальной, творческой несостоятельности.

От этой позиции, как пишут Д.Шульц и С. Шульц, остался небольшой шаг до утверждения о том, что эволюция вообще меньше касается мозга самок, чем мозга самцов. Имеющие большую вариабельность признаков самцы якобы легче адаптируются к окружающей среде и получают больше пользы от различных внешних стимулов. Кстати, подобные выводы можно встретить не только в трудах XIX столетия, ко и значительно позже.

Утверждения о вредности образования для женщин базировались на заявлениях о том, что обучение вызывает множество физических и эмоциональных стрессов, приводя к нарушениям менструального цикла и ослаблению материнских инстинктов.

Приведу цитату из Эдварда Кларка, профессора Гарвардской медицинской школы, который в 1873 году очень волновался по поводу получения женщиной высшего образования: «Чудовищный мозг и тщедушное тело, аномально высокая церебральная активность и слабое пищеварение, полная путаница в мыслях и запор в кишках» [см. Шульц Д., Шульц С., с.503]. Профессор настаивал, что равное образование для мужчин и женщин - преступление перед Богом и людьми. Кстати, его книга была такой популярной, что на протяжении 13 лет выдержала 17 изданий.

И хотя сегодня подобные взгляды могут показаться просто забавными, факты свидетельствуют о их невообразимой живучести. Так, чуть больше чем через сто лет после выхода в свет цитированной публикации количество мужчин среди глав наций составляет 96 %, среди министров 97 %, а в конгрессе такой демократической страны как США сильного пола аж 98,6 %.

В то же время по современным данным реальных психологических отличий между полами совсем немного. Статистически подтверждено всего 5 процентов. Остальное - не более чем стереотипы, предубеждения, из которых и складывается повседневное сознание, осуществляя свое повсеместное влияние. Посмотрим на историко-культурные предпосылки повседневных представлений о гендерной поляризации.

Платон считал, что мужчина - это норма, а женщина - отклонение, и хотя такие кричащие полярности сегодня встречаются разве что в форме шуток, они все же сохранились, проявляясь хотя бы в пылком желании большинства молодых родителей иметь сына-первенца, а никак не дочь. Со времен Аристотеля в повседневном сознании господствуют и метафизические принципы разделения полов по категориям материя-форма, активность- пассивность.

Бросается в глаза наделение исключительно мужчин субъектностью, признание прежде всего за ними существования внутреннего мира, психологического опыта и, соответственно, предоставление мужчинам функции нравственного, духовного наставничества над такими беспомощными существами, как женщины.

Эти взгляды законсервированы в повседневном сознании, базируясь на библейской концепции изначальной женской греховности, на фундаментальных идеях средневековой философии о мужском образе Бога.

Интересным ответвлением этого историко-культурного этапа развития представлений о мужском-женском является появление идеализированного, далекого от повседневности женского образа, ставшего куртуазным идеалом. Легализация дискурса романтической, платонической любви-поклонения лишь оттеняет далекое от романтики обыденное потребительство по отношению к женщине.

Новое время с его приматом научного знания над религиозной верой способствовало расширению представлений о природе как органичном женском универсуме. Времена рационализма стали источником распространения декартовской идеи о субординации мужского и женского и его же противопоставления разума и эмоций как метафизической основы различения полов. Так закреплялась в культуре существующая и поныне иерархия интеллектуально-рациональной и эмоционально-чувственной сфер, мыслящей и переживающей субстанций.

Будучи культурой рационализма и утилитаризма, культура Просвещения подчеркивала неизбежность конфликта между человеческой природой и обществом. В этом ключе Ж.-Ж.Руссо подхватил и развил уже не совсем новую идею о «природности» женщины и «общественности» мужчины. И.Кант, говоря о взаимодополнительности женских и мужских ролей, подчеркнул их качественное своеобразие: «прекрасные достоинства» женщин и «благородные достоинства» мужчин. Из этого вытекает его идея разной нравственной ценности мужских и женских поступков. О пассивной роли женщины в истории, ее субстанциональном назначении не для общества, а для семьи так убедительно говорил Г.-В.-Ф. Гегель, что повседневное сознание до сих пор не избавилось от подобных устойчивых иллюзий.

Немецкий романтизм, на первый взгляд, гуманнее, поскольку трактует мужественность и женственность как два принципа единого бытия, две стороны целостной человеческой личности. Обретение истинной человечности предполагает их объединение. Однако Г.Зиммель настаивает, что мужчины переживают пол как деятельность, а женщины - как бытие. Культура для него становится результатом априорного жизненного дискомфорта, переживаемого ее творцами-мужчинами.

Женское бытие рассматривается как непознаваемое единство с жизнью, не вызывающее такого дискомфорта и, следовательно, не предполагающее создание культуры.

В XIX столетии возникают попытки осмысления природы пола как явления, обусловленного социально, а не только природно, как считал, например, Ф.Ницше. В теориях социалистов-утопистов, у К.Маркса появляются либеральные идеи о равных правах мужчин и женщин, основанные на новых трактовок половых различий как социально-исторического феномена.

Разумеется, эти идеи не становятся господствующими. На рубеже XX столетия ярким представителем натуралистической модели пола с юношеской горячностью и категоричностью выступает О.Вейнингер. Он пропагандирует онтологические отличия мужчин и женщин, настаивая на непреодолимой космической противоположности между полами.

Вейнингер убеждает читателя и, похоже, прежде всего себя, в том, что мужчина живет сознательно, а женщина - нет. Она получает сознание от мужчины, становясь его идеальным дополнением. Только мужчина способен преобразовать женское бессознательное в сознание. Если страх смерти переживают одинаково и мужчины, и женщины, то жажда бессмертия - прерогатива исключительно мужчин. Отношения между мужчиной и женщиной -- это отношения между субъектом и объектом.

Вейнингеровская женщина (патологическую зависимость от которой остается предположить) лишена интеллектуальности, оригинальности, духовности, самостоятельности. Гениальность (которую автор так подчеркивает в самом себе) тесно связана с мужественностью (в которой ему, видимо, приходится сомневаться).

В соответствии со взглядами З.Фрейда, во многом определившими культурные интерпретации минувшего столетия, маскулинность является первичной сексуальной функцией и для мальчиков, и для девочек. Формирование фемининности происходит достаточно сложно, поскольку девочка переживает так называемый комплекс кастрации, ощущая зависть к пенису. В контексте биологического детерминизма, который Фрейд обозначил приговором «Анатомия - это судьба», биологический пол понимается как неизменный от природы, а гендер мыслится как надстройка над ним.

В конце 60-х~начале 70-х годов XX века в работах феминисток возникает эссенциалистское представление о гендерной полярности. Природное мыслится как изначальное и неизменное, независимое от социокультурного, тогда как социокультурное и, соответственно, гендерное понимается как зависимое от биологического, изменяющееся, вариативное. Л.Николсон называет такую гендерную идентичность «вешалкой для пальто». На телесность, как на вешалку, «набрасывают» такие культурные конструкции, как личностные и поведенческие характеристики.

Когда стало понятно, что общество формирует способы проявления телесности и сексуальности, в период второй волны феминизма под гендером начинают понимать любое сконструированное обществом отличие, имеющее отношение к разделению людей на мужчин и женщин. С того времени как тело начинает трактоваться не природно, а социально, уже не анатомия, а интерпретация становится судьбой человека.

В период расцвета социального конструктивизма феминология пытается раскрыть совокупность социально-экономических, политических, правовых, культурных условий, складывающихся в обществе для реализации женских интересов, которые могут быть как общими с мужчинами, так и специальными.

Гендерология предполагает постановку и андрогинных проблем, понимание социальной обусловленности не только женского, но и мужского образа, мужских общественных ролей.

Гендер становится повседневным миром взаимодействия мужского и женского, отражающегося в структурах сознания, действия и взаимодействия. Гендерные отношения понимаются как общественно сконструированные отношения неравенства, в рамках которых мужчины привычно доминируют. Популяризируется идея не двоичности, а множественности гендеров, предпосылки которой следует искать в постнеклассической заинтересованности в индивидуально своеобразном, неструктурном, маргинальном.

Самоценность разнообразия исключает различия мужского-женского из иерархии и доминирования [см. Абубикирова Н.И.].

Но, несмотря на прогресс современного гуманитарного знания, знание повседневное никоим образом не готово к гендерной расплывчатости и приблизительности. Обыденный опыт остается привычным, стереотипным и, несмотря на наличие отклонений, никуда не отходит от двуполого мира.

Массовое сознание и сегодня поддерживает старую как мир идею о подчинении женского мужскому, приоритете рассудочного над чувственным. Есть надежда, что все большая популярность публичных неполяризованных гендерных дискурсов постепенно будет способствовать возникновению и менее однозначных дискурсов индивидуальных. Давление традиционных гендерных стереотипов, все менее жестких в странах Северной Европы, постепенно уменьшится и на нашей территории.

Гендерные психотерапевтические нарративы

Достаточно закрытая для посторонних приватная жизнь, в ходе которой мужчинами и женщинами приобретается, переживается, интерпретируется повседневный опыт, становится наиболее доступной при анализе психотерапевтического материала.

В клиентских текстах, ставших основой проведенного исследования, собственная жизнь рассматривается и трактуется, как минимум, в двух планах: поверхностном и более глубинном. Жизненную историю рассказывают как прямо, так и иносказательно, как эмоционально насыщенно, так и отстраненно, формально. Кроме совершенно конкретной, реальной жизненной ситуации, о которой идет речь, в клиентских нарративах присутствуют чьи-то экспектации, личные мифы, удобные легенды, автобиографические и одновременно фантастические свидетельства относительно собственного прошлого.

Многолетний психотерапевтический опыт дает возможность предположить, что существует определенная гендерная специфика осмысления пережитого. Мужчины и женщины по-разному выявляют готовность к установлению контакта, его углублению, формированию доверительных отношений. У них есть особенности в конституировании предмета своего рассказа, подборе фактов, понимании их взаимосвязи.

Женщинам лучше удается рассказывать о сегодняшней проблеме на фоне всей жизненной истории. Они легче погружают текст в контекст, что, безусловно, идет на пользу работе. Мужчины же предпочитают оставаться в рамках актуальной ситуации, утверждая, что ничего не помнят из более раннего опыта. Если они даже вспоминают отдельные фрагменты детских впечатлений, то долго не ощущают их влияния на сегодняшний день. В то же время инсайты мужчин, как правило, неожиданнее и глубже, чем у женщин. Эти серьезные открытия становятся доминантным контекстом дальнейшей работы.

Наблюдения показывают, что есть особенности в переживании такого характерного для начальных стадий работы падения мотивации, когда ожидания быстрых результатов не оправдываются, а противоречивые Мотивы не поддаются мгновенной рационализации. По-разному переживается и трансфер: либо в виде сильной симпатии к терапевту с мечтами о дружеских отношениях, общей деловой активности, отдыхе и т.п., либо в виде агрессивных обвинений, претензий относительно потраченного времени и денег. Имеют специфику также гендерные самодемонстрации, язык описаний, способы конструирования сюжета и многое другое.

Рассмотрим запросы, с которыми клиенты обращаются к психотерапевту. Как известно, они свидетельствуют об актуализированной, энергетично наполненной, болезненной части жизненной истории. Однако клиенту не всегда удается сразу же представить, что именно его беспокоит, тревожит, что снижает качество жизни.

В качестве главной причины обращений к психотерапевту мужчины называли неуверенность в себе, нерешительность, творческую непроду ктивность, раздражительность, угнетенность, одиночество, «пустую жизнь», страхи. Только в остром случае (отчаяние любящего мужчины, которому' изменила жена) клиент был готов сразу же говорить о своей реальной жизненной ситуации, о кризисе, в котором он оказался.

Большинство же мужчин предпочитала обобщения, прячась за не индивидуализированным и не очень выраженным желанием что-то изменить в своем характере, как-то усовершенствовать саморегуляцию, точнее профессионально определиться, стимулировать креативность.

Такие запросы почти не приближали к пониманию настоящего жизненного нарратива, свидетельствуя скорее о привычных психологических защитах и недоверии к терапевтическому контакту. Безусловно, первое посещение психотерапевта для каждого было непростым поступком, имевшим весомый импульс. Вот этот импульс и не осознавался или утаивался от себя и собеседника.

Женские запросы были конкретнее: речь шла, например, о страхе за кого- то из родных, за будущего ребенка. Или важно было разрешить застарелые проблемы во взаимоотношениях, сберечь распадающуюся семью. Или рассказ строился вокруг неинтересного, пустого, одинокого существования и возможности найти себе спутника жизни или дело по душе.

В отличие от мужчин подавляющее большинство женщин были откровеннее и точнее в своих ожиданиях относительно терапевтических сессий. Они больше рисковали, кидаясь в психотерапевтический контакт, как в речку, и, соответственно, быстрее двигались вперед. Их актуальные жизненные коллизии практически сразу становились основанием будущих, более конструктивных нарративов. Хотя, разумеется, и среди женщин иногда встречались очень закрытые, осторожные и подозрительные персонажи, пытающиеся подолгу камуфлировать правду о себе вместо того, чтобы начинать переосмысливать свой повседневный опыт.

Следующий аспект сравнительного анализа: психологический анамнез, то есть историческая часть актуальной проблемы, например, отношения клиента с его родителями в детстве, переживания школьных лет, прошлые победы и поражения. Именно в этом материале можно увидеть способы осмысления приобретенного опыта, определить, как именно человек интерпретирует сегодняшние и давние события, ищет ли причины своих проблем, какой стиль преодоления вырабатывает.

По экспериментальным данным, шесть из семи наиболее часто припоминаемых жизненных событий выпадает на 16-30 лет. «Эффект пика» можно, таким образом, рассматривать как: реализацию механизма структурирования автобиографической информации в соответствии с универсальными правилами организации жизненного сценария [см.

Нуркова, с,23]. Возраст клиентов анализируемой группы лишь незначительно превышал 30 лет, что позволяло рассматривать переживаемый ими жизненный этап как период кристаллизации (существенного редактирования, уточнения и видоизменения) их жизненного сценария. Реалистический сценарий, как правило, включает в себя все значимые события, как позитивные, так и негативные, и на их основе строит модель будущего. Если же человек стремится опираться только на позитив, идеализированная картина его будущего будет достаточно далека от повседневности и вряд ли окажется полезной в настоящем.