Уголовный закон как формально-логическая система

Вместе с тем такое снижение пределов наказания не имеет надлежащего обоснования. Вряд ли можно признать обман на сумму свыше пятисот МРОТ, совершенный предпринимателем при продаже фальсифицированной продукции, в пять раз менее опасным, чем те же действия, предпринятые лицом, не имеющим соответствующего статуса. Если и говорить о сравнительном аспекте общественной опасности обмана потребителей и мошенничества, то скорей напрашивается вывод о большей вредоносности посягательства с использованием статуса предпринимателя. Ведь больше доверия вызывают лица, осуществляющие реализацию товаров и услуг с разрешения государства, нежели без такового. А потому охраняемый имущественный интерес становится более уязвимым, что напрямую влияет на степень общественной опасности хищения, совершенного при реализации фальсифицированной продукции. Подтверждением более высокой степени общественной опасности обмана потребителей является и то обстоятельство, что он признается преступлением, если совершен на сумму свыше одной десятой МРОТ, тогда как мошенничество в размере до одного МРОТ образует состав административного правонарушения.

Получается парадоксальная вещь. Если сумма хищения больше одной десятой МРОТ, но не превышает одного МРОТ, то при условии его совершения специальным субъектом содеянное образует преступление, и не содержит состава в противном случае. Однако если размер хищения превышает МРОТ, то содеянное образует состав преступления, причем в случае со специальным субъектом менее тяжкого. В соответствии с законодательной логикой дифференциации уголовной ответственности, получается, что если лицо при сбыте фальсифицированной продукции использует потребительский рынок, и при этом размер реального ущерба превышает МРОТ, то гарантированно снижается возможное наказание. Чем больше вред, тем меньше наказание. Такой подход к оценке общественной опасности деяния представляется необоснованным и противоречащим принципу справедливости.

Более того, последние решения Верховного Суда РФ относительно квалификации сбыта фальсифицированной продукции еще более усугубили и так разбалансированную ситуацию с диспозициями и санкциями ст. 159 и 200 УК РФ. Так, по делу Фомина, Ляпина и Пимичева Президиум Верховного Суда РФ 24 февраля 2000 г. указал, что изготовление и реализация фальсифицированной продукции является обманом потребителей и необоснованно квалифицированы как мошенничество по п. «а», «б» ч. 3 ст. 159 УК РФ. Фомин, Ляпин и Пимичев были уличены в том, что в составе организованной группы изготовили фальсифицированное синтетическое моющее средство «Ариель» и продали его предпринимателю Дмитриеву, который в свою очередь не знал о подделке и реализовал его на потребительском рынке. Все судебные инстанции, рассматривавшие это дело до Президиума, квалифицировали содеянное как мошенничество. Однако последний посчитал, что имел место посредственно исполненный обман потребителей, поскольку Фомин на момент совершения указанных действий был зарегистрирован в качестве индивидуального предпринимателя в сфере услуг, а его действия были направлены на то, чтобы с помощью Дмитриева извлечь наживу за счет реализации потребителям синтетического моющего средства низкого качества по цене более высокого качества и пользующегося широким спросом у населения Бюллетень Верховного Суда РФ. - 2001. - № 5. - С. 13-15..

Таким образом, Президиум Верховного Суда РФ квалифицировал содеянное по конечному результату, несмотря на то, что способ, который использовался для его достижения, образует состав самостоятельного преступления (мошенничества), причем, как было отмечено, более тяжкого, чем обман потребителей. Представляется, что такой подход к уголовно-правовой оценке деяния вряд ли отвечает системным началам уголовного закона. Логикой квалификации «по направленности умысла», которую используют для уголовно-правовой оценки действий, направленных на причинение более тяжкого вреда, чем тот который наступил, здесь руководствоваться нельзя, поскольку можно придти к парадоксальным выводам.

Если следовать вышеприведенному разъяснению, то, например, замену драгоценных изделий в ювелирном магазине на подделки без ведома его работников, совершенную кем либо, также можно будет квалифицировать как обман потребителей по ст. 200 УК РФ. Ведь в этом случае лицо, осуществляющее изъятие ювелирных изделий, может иметь соответствующую лицензию, а его действия в конечном счете могут быть направленными на обман потребителей. Таким образом, если кража преследовала цель обмана потребителей, то при наличии остальных признаков содеянное следует квалифицировать по ст. 200 УК РФ.

Принятое Президиумом Верховного Суда РФ решение нарушает логику дифференциации уголовной ответственности. Вместе с тем во многом такое положение вещей сопряжено с диспропорцией санкций ст. 159 и 200 УК РФ. В этой связи, по крайней мере сугубо формально, совершенно обосновано предложение об исключении ст. 200 УК РФ, нашедшее реализацию в президентской законодательной инициативе См.: проект федерального закона «О внесении изменений и дополнений в Уголовный кодекс Российской Федерации» № 304898-3. В теории высказывались и иные предложения по урегулированию рассматриваемой проблемы. См.: Милюков С. Ф. Российское уголовное законодательство: опыт критического анализа. - СПб., 2000. - С. 242..

2.5 Субъективная сторона преступления

Субъективную сторону преступления в соответствии с действующей доктриной уголовного права составляют вина, мотив, цель а также эмоциональное состояние См., например: Наумов А. В. Российское уголовное право. Общая часть. Курс лекций. - М., 1996. - С. 201 и далее. Достаточно часто выделяют три элемента (вину, мотив и цель). См.: Курс советского уголовного права. Часть общая. Т. 1. - Л., 1968. - С. 404. По-видимому, здесь большой ошибки нет, поскольку эмоциональное состояние лица, совершающего преступление, можно рассматривать как одну из характеристик вины. Так, иногда говорят об аффектированном умысле. . Ранее мы фрагментарно исследовали формально-логическую конструкцию вины в УК. Здесь же мы остановимся на анализе модели этого института более подробно. В отличии от уже исследованных нами норм (за исключением положений, определяющих признаки субъекта уголовной ответственности) предписания, предусмотренные в ст. 24-28 УК РФ в содержательном аспекте несут другую функциональную нагрузку при их помощи устанавливается преступность деяния. В рассматриваемых нормах определены виды психического отношения лица к деянию и наступившим в его результате последствиям, при которых только и возможно привлечь конкретное лицо к уголовной ответственности. Вина является необходимым признаком любого состава преступления. А потому наличие противоречий или неполноты в данном институте сопряжено с невозможностью применения закона или с его применением по аналогии в нарушение принципов УК.

Как было замечено, формально-логическая конструкция законодательного института вины представляет собой достаточно сложное образование по причине большого количества первичных признаков. В зависимости от сочетания этих признаков психическое отношение лица к совершаемому им общественно опасному деянию относится законодателем либо к виновному (ст. 25-27 УК РФ), либо к невиновному (ст. 28 УК РФ).

1. Схема отражения в тексте УК норм о вине построена таким образом, что сначала определяется общее требование о возможности привлечения к уголовной ответственности только тех лиц, которые совершили общественно опасное деяние виновно. Затем законодатель определяет формы и виды вины и в конце устанавливает случаи невиновного причинения вреда. Представляется, что закрепление в тексте УК предписаний о невиновном причинении вреда нецелесообразно как в содержательном, так и в сугубо формальном отношении. Как было уже отмечено ранее, некорректное определение понятия обратного (в логическом плане) к уже установленному может с высокой вероятностью привести к противоречию. Кроме того, в самом этом определении нет необходимости. Установив формы и виды вины, законодатель тем самым закрепил исчерпывающий перечень видов психического отношения лица к деянию и наступившим в его результате последствиям, при которых только и возможно привлечение лица к уголовной ответственности. По умолчанию все остальные виды психического отношения соответствуют невиновному причинению вреда. А потому дополнительное определение видов психического отношения, соответствующих невиновному причинению вреда, может создать и, как было показано, создает известные трудности при уголовно-правовой оценке субъективной стороны преступления.

В содержательном отношении определение видов невиновного причинения вреда приводит к тому, что правоприменитель, констатируя отсутствие вины, должен “привязать” субъективную сторону совершаемого деяния к одному из видов, указанных в законе. А это в свою очередь требует полноты описания перечисленными в законе видами невиновного причинения вреда всех возможных видов психического отношения субъекта к деянию. Если обнаружится, что психическое отношение лица к совершаемому им деянию и наступившим в его результате последствиям не соответствует ни одному из указанных в законе описаний, правоприменитель вынужден констатировать отсутствие вины, но при этом не может должным образом аргументировать почему нет вины. Поэтому определение в тексте УК случаев невиновного причинения вреда с технико-юридических позиций видится нецелесообразным.

2. Определенные трудности возникают при толковании конкретных предписаний, регламентирующих институт вины. Прежде всего, следует отметить изменение ч. 2 ст. 24 УК РФ, трактовка которой после принятия Федерального закона Российской Федерации “О внесении изменений и дополнений в Уголовный кодекс Российской Федерации” от 25 июня 1998 года См.: Собрание законодательства Российской Федерации. - 1998. - № 26. - ст. 3012. вызывает массу споров См.: Яни П. Сложные вопросы субъективной стороны преступления // Российская юстиция. - 2002. - № 12. - С. 47-49; Рарог А. И. Субъективная сторона и квалификация преступлений. - М., 2001. - С. 44; Тюнин В. Уголовный закон совершенствуется (обзор изменений и дополнений, внесенных в Уголовный кодекс) // Российская юстиция. - 1999. - № 3. - С. 39; Нерсесян В. Регламентация ответственности за неосторожные преступления // Российская юстиция. - 2000. - № 5. - С. 42-43; Кауфман М. А. #G0Некоторые вопросы применения норм общей части УК РФ // Государство и право. - 2000. - № 6. - С. 59-60. .

Согласно первоначальной редакции деяние, совершенное по неосторожности, признавалось преступлением только в том случае, когда это было специально предусмотрено соответствующей статьей Особенной части УК Эта редакция была подвергнута справедливой критике, поскольку дезориентировала правоприменителя. См.: Комментарий к Уголовному кодексу Российской Федерации / Под ред. Скуратова Ю. И., Лебедева В. М. - М., 1996. - С. XV; Пинчук В. Ответственность за неосторожные преступления по новому УК // Законность. - 1997. - № 4. - С. 38-40; Побегайло Э. Ф. Новый Уголовный кодекс России: концепция, проблемы совершенствования // Актуальные проблемы уголовного законодательства Российской Федерации. - Краснодар, 1998. - С. 22; Кругликов Л. Л. О дифференциации ответственности за преступления в сфере экономической деятельности // Вопросы юридической техники в уголовном и уголовно- процессуальном законодательстве. - Ярославль, 1997. - С. 13-14; Иногамова-Хегай Л. В. Конкуренция уголовно-правовых норм при квалификации преступлений. - М., 2002. - С. 13-14.. После внесенных изменений деяние, совершенное только по неосторожности, признается преступлением лишь в случае, когда это специально предусмотрено соответствующей статьей Особенной части УК. Законодатель, таким образом, сузил круг деяний, ответственность за которые наступает при наличии специальной оговорки в статье Особенной части, с “совершенных по неосторожности” до “совершенных только по неосторожности” Отдельные авторы утверждают, что с изменением редакции ст. 24 УК РФ ее смысл не изменился. См.: Чугаев А. П., Баранкина Е. В. К вопросу о качестве современного уголовного закона // Законотворческая техника современной России: состояние, проблемы совершенствование: Сб. статей: В 2 т. - Нижний Новгород, 2001. - Т. II. - С. 302-303..

Грамматическое толкование ст. 24 УК РФ с учетом произведенных в ней изменений позволяет сделать два вывода.

Первый заключается в том, что под “деянием, совершенным только по неосторожности” следует понимать преступление с неосторожной формой вины. И, соответственно, согласно новой редакции ст. 24 УК РФ, если совершено преступление по неосторожности, то уголовная ответственность за него может наступить только при наличии в Особенной части УК РФ специального указания на неосторожность. Если же указание на неосторожность в отношении всего преступления отсутствует, то ответственность может наступить либо за умышленное причинение вреда, либо за преступление с двумя формами вины (ст. 27 УК РФ).

Второй вывод заключается в том, что в ст. 24 УК РФ в редакции 1996 г. (до внесения соответствующих изменений) было установлено требование специальной оговорки в статьях Особенной части не только для неосторожных деяний. Специальное указание было необходимо также и для умышленных действий (бездействия), повлекших по неосторожности указанные в законе последствия. Данное заключение следует из требования, в соответствии с которым уголовная ответственность за деяние, совершенное по неосторожности, может наступить только при наличии специальной оговорки в статье Особенной части УК РФ. Вместе с тем уяснение смысла ст. 24 УК РФ в редакции 1996 г. в целом является проблематичным. Из текста самого УК не совсем понятно содержание понятия, которое определяется выражением “деяния, совершенные по неосторожности”. По крайней мере, возможно два варианта его толкования.

Согласно первому варианту к “деяниям, совершенным по неосторожности”, следует относить как неосторожные преступления, так и причинение последствий по неосторожности в результате совершения умышленного преступления (преступления с двумя формами вины ст. 27 УК РФ). И в силу этого при отсутствии указания на неосторожность в статье Особенной части УК РФ уголовная ответственность могла наступить только за умышленное причинение вреда.

При втором варианте к “деяниям, совершенным по неосторожности”, следует относить как неосторожные преступления, так и причинение последствий по неосторожности в результате совершения не только умышленного преступления, но и умышленных действий, способных причинить или причинивших вред, но не образующих состава умышленного преступления. То есть помимо неосторожных, умышленных и преступлений с двумя формами вины в УК допускается еще одна разновидность субъективной стороны преступления, которая явно не обозначена в тексте УК и имеет признаки всех указанных видов вины. Здесь действие (бездействие) совершается умышленно, последствия наступают по неосторожности, но в отличие от преступлений с двумя формами вины содеянное не содержит состава умышленного преступления.

Разночтение в толковании, таким образом, может привести к применению уголовного закона в отношении деяний, не содержащих состава преступления. В действующем УК есть конструкции, по которым уголовная ответственность предусмотрена за нарушение правил, повлекшее определенные последствия (ст. 246, ч. 1 ст. 248, ст. 249 УК РФ и т. п.). При этом указание на неосторожность в диспозициях данных норм отсутствует. Если следовать первому варианту толкования, то указанные преступления могут совершаться только умышленно. В соответствии со вторым вариантом толкования ст. 24 УК РФ ответственность за перечисленные нарушения, повлекшие указанный в законе вред, может наступить и в случае, когда умышленное нарушение соответствующих правил по неосторожности влечет наступление последствий.

Представляется, что в законе установлен исчерпывающий перечень видов виновного отношения лица к деянию. А потому необходимо исключить “двойную” вину, не предусмотренную в законе. Хотя для сомнений в ее отсутствии законодателем созданы все предпосылки. Таким образом, если содеянное не содержит состава умышленного преступления и, совершено умышленное деяние, повлекшее по неосторожности указанные в диспозиции последствия, то уголовная ответственность может наступить только при наличии специальной оговорки в статье Особенной части См.: Горелик А. С., Шишко И. В., Хлупина Г. И. Преступления в сфере экономической деятельности и против интересов службы в коммерческих и иных организациях. - Красноярск, 1998. - С. 50; Иногамова-Хегай Л. В. Конкуренция уголовно-правовых норм при квалификации преступлений. - М., 2002. - С. 120-121..

Так, в ст. 246 УК РФ предусмотрена ответственность за нарушение правил охраны окружающей среды при проектировании, размещении, строительстве, вводе в эксплуатацию промышленных, сельскохозяйственных, научных и иных объектов лицами, ответственными за соблюдение этих правил, если это повлекло существенное изменение радиоактивного фона, причинение вреда здоровью человека, массовую гибель животных либо иные тяжкие последствия. Здесь указание на неосторожность отсутствует. Поэтому в соответствии со ст. 24 УК РФ как в редакции 1996 г., так и в редакции 1998 г. ответственность по данной норме может наступить лишь за умышленное преступление. Данное преступление не может быть совершено с двумя формами вины, в силу особенностей конструкция состава, предусмотренного в ст. 246 УК РФ. Дело в том, что здесь последствия являются конститутивным признаком, а не квалифицирующим. Поэтому при отсутствии последствий содеянное не образует состава умышленного преступления, что требуется в соответствии со ст. 27 УК РФ для признания в действиях виновного состава преступления с двумя формами вины В этой связи нельзя согласиться с тем, что согласно новой редакции ст. 24 УК РФ в преступлениях, при описании которых законодатель не указывает, что они совершаются по неосторожности, возможна как умышленная, так и неосторожная форма вины в отношении наступивших последствий. См.: Тюнин В. Уголовный закон совершенствуется (обзор изменений и дополнений, внесенных в Уголовный кодекс) // Российская юстиция. - 1999. - № 3. - С. 39; Нерсесян В. Регламентация ответственности за неосторожные преступления // Российская юстиция. - 2000. - № 5. - С. 42-43..

Иная конструкция предусмотрена в ст. 247 УК РФ. Здесь в части первой предусмотрена ответственность за производство запрещенных видов опасных отходов, транспортировку, хранение, захоронение, использование или иное обращение радиоактивных, бактериологических, химических веществ и отходов с нарушением установленных правил, если эти деяния создали угрозу причинения существенного вреда здоровью человека или окружающей среде (формальный состав). Наступление же последствий образует квалифицированный и особо квалифицированный составы. Так, в ч. 2 ст. 247 УК РФ предусмотрена уголовная ответственность за деяния, указанные в части первой, повлекшие загрязнение, отравление или заражение окружающей среды, причинение вреда здоровью человека либо массовую гибель животных, а равно совершенные в зоне экологического бедствия или в зоне чрезвычайной экологической ситуации (норма с альтернативным составом). Указание на неосторожность во второй части ст. 247 УК РФ отсутствует. А потому, данное преступление можно совершить либо умышленно или с двумя формами вины.

В отличие от состава преступления, предусмотренного в ст. 246 УК РФ, здесь наступление последствий является квалифицирующим обстоятельством. Например, транспортировка химических веществ, создавшая угрозу причинения существенного вреда здоровью человека, образует состав самостоятельного причем умышленного преступления. Если же в результате такой транспортировки наступят по неосторожности последствия, указанные в ч. 2 ст. 247 УК РФ, то содеянное образует в соответствии со ст. 27 УК РФ состав преступления с двумя формами вины.

В некоторых статьях Особенной части предусмотрены квалифицированные составы, где в отношении одних последствий есть указание на неосторожность, а в отношении других нет. Например, в ст. 131 УК РФ ( изнасилование) в п. “г” ч. 2 предусмотрен квалифицированный состав изнасилование, повлекшее заражение потерпевшей венерическим заболеванием. Поскольку здесь отсутствует указание на неосторожность, то преступление, предусмотренное в п. “г” ч. 2 ст. 131 УК РФ, можно совершить как умышленно, так и с двумя формами вины. В п. “б” ч. 3 ст. 131 УК РФ предусмотрена ответственность за изнасилование, повлекшее по неосторожности причинение тяжкого вреда здоровью потерпевшей, заражение ее ВИЧ-инфекцией или иные тяжкие последствия. Данное преступление, таким образом, можно совершить только с двумя формами вины.

Таким образом, привлечение лица к уголовной ответственности за деяния, совершенные до 25 июня 1998 года и повлекшие по неосторожности указанные в законе последствия, было возможно только в том случае, если в тексте соответствующей статьи Особенной части УК РФ было сделано специальное указание. Например, нельзя было привлечь к уголовной ответственности по ст. 246 УК РФ за нарушение правил охраны окружающей среды при проектировании, размещении, строительстве, вводе в эксплуатацию промышленных, сельскохозяйственных, научных и иных объектов лицами, ответственными за соблюдение данных правил, если это повлекло по неосторожности существенное изменение радиоактивного фона, причинение вреда здоровью человека, массовую гибель животных либо иные тяжкие последствия. В тексте ст. 246 УК РФ отсутствует указание на неосторожность, а потому в соответствии с первоначальной редакцией ст. 24 УК РФ мы не можем привлечь лиц, совершивших указанные деяния, повлекшие по неосторожности существенное изменение радиоактивного фона, причинение вреда здоровью человека, массовую гибель животных либо иные тяжкие последствия.

3. В продолжение рассмотренным следует остановится на проблемах толкования ст. 27 УК РФ, поскольку мы уже затронули вопросы регламентации уголовной ответственности за преступления с двумя формами вины. Эта норма является новеллой уголовного законодательства. Напомним ее текст: “Если в результате совершения умышленного преступления причиняются тяжкие последствия, которые по закону влекут более строгое наказание и которые не охватывались умыслом лица, уголовная ответственность за такие последствия наступает только в случае, если лицо предвидело возможность их наступления, но без достаточных к тому оснований самонадеянно рассчитывало на их предотвращение, или в случае, если лицо не предвидело, но должно было и могло предвидеть возможность наступления этих последствий. В целом такое преступление признается совершенным умышленно”. Формально-логическая конструкция рассматриваемой нормы предусматривает, что состав преступления с “двойной” (“смешанной”, «сложной») виной должен включать состав умышленного преступления (о чем свидетельствует выражение “в результате совершения умышленного преступления”), а также наступление последствий, которые не охватывались умыслом лица, но, вместе с тем, их причинение содержит признаки неосторожности. Поэтому проблематичным видится утверждение, согласно которому оставление погибающего военного корабля командиром, не исполнившим до конца свои служебные обязанности, а равно лицом из состава команды корабля без надлежащего на то распоряжения командира (ст. 345 УК РФ) возможно совершить с двумя формами вины См., например: Комментарий к Уголовному кодексу Российской Федерации. - Ростов-на-Дону, 1996. - С. 673.. Состав преступления, предусмотренного в ст. 345 УК РФ является формальным, а в преступлениях с двумя формами вины требуется, чтобы в составе было предусмотрено наступление последствий.

4. Следующая проблема толкования норм о вине заключается в том, что законодатель сконструировал формы вины только для материальных составов и тем самым оставил неразрешенным давний спор теоретиков относительно необходимой и достаточной совокупности признаков деяния для признания наличия в нем состава преступления. Необходимым признаком и умысла, и неосторожности согласно тексту УК РФ является определенное отношение лица к наступившим в результате совершенного им деяния последствиям. Вместе с тем в ряде составов УК последствия не являются необходимым признаком (так называемые формальные составы). Сложившаяся ситуация порождает неоднозначную интерпретацию предписаний УК.

С одной стороны, поскольку последствия являются необходимым признаком вины, то они являются и необходимым признаком состава. С другой в тексте статей Особенной части данный признак нередко выводится за пределы состава. Причем, в ряде случаев о последствиях вообще ничего не говорится (например, ст. 129 УК РФ клевета, 130 УК РФ оскорбление) формальные составы в чистом виде, а иногда последствия “переводятся” в субъективную сторону преступления (например, ст. 162 УК РФ разбой) усеченные составы.

Сложившуюся ситуацию можно интерпретировать двумя способами. Согласно первому природа данного противоречия заключается в смешивании понятий “преступления” и “состава преступления”, “объективной стороны преступления” и “объективной стороны состава преступления”, “субъективной стороны преступления” и “субъективной стороны состава преступления”, т. е. факта и его юридической ( уголовно-правовой) оценки. Наличие последствий является необходимым признаком объективной стороны преступления. Вместе с тем эти последствия по различным причинам не указываются в тексте диспозиции уголовно-правовой нормы. Но их обязательное наличие учитывается посредством конструкции субъективной стороны преступления. Если нет последствий то не может быть преступления, так как нет вины, а значит нет состава преступления.

Таким образом, в соответствии с первым вариантом толкования норм о вине общественно опасные последствия являются необходимым признаком состава, вне зависимости от того указаны ли они в диспозиции статьи Особенной части или нет.

Второй вариант толкования строится на иных основаниях. В соответствии с данным вариантом уяснения смысла предписаний о вине в статьях Общей части установлены положения общего характера, которые могут корректироваться и корректируются в нормах Особенной части. Отсутствие указания на последствия в диспозиции статьи Особенной части означает то, что их наступление не обязательно для привлечения лица к уголовной ответственности. Так, если последствия в диспозиции статьи Особенной части не указаны, то с учетом ст. 24 и 27 УК РФ данное преступление можно совершить только умышленно В законодательной практике есть примеры закрепления возможности совершения преступлений с формальным составом по неосторожности. См.: Уголовный кодекс Республики Беларусь… - С. 21.. Объяснение содержательных аспектов такой интерпретации основывается, в первую очередь, на доктринальном толковании понятия “общественно опасного деяния”. Общественная опасность преступлений с формальным составом увязывается прежде всего с общественной опасностью действия (бездействия) Более подробно об этом см. в работах В. В. Мальцева. Например, Мальцев В. В. Категория “общественно опасное поведение” в уголовном праве. - Волгоград, 1995.. Наступление общественно опасных последствий здесь не играет доминирующей роли, а потому учитывается либо как квалифицирующий признак, либо при назначении наказания как отягчающее обстоятельство. Формальное объяснение данного варианта толкования основывается на соотношении общего и специального предписания.

Представляется, что предпочтительней выглядит вторая позиция, поскольку она в большей степени отвечает принципам УК. Однако для исключения двоякого понимания закона следует, на наш взгляд, дополнительно установить предписание, регламентирующее вину в преступлениях с формальным составом, как это сделано, например в ст. 24 УК Республики Беларусь См.: Уголовный кодекс Республики Беларусь… - С. 21..

Неразрешенной в действующем УК осталась проблема вида умысла в преступлениях с формальным составом. Выше было отмечено, что нет формальных препятствий для признания того, что преступления с формальным составом можно совершить только умышленно. Однако правоприменитель должен указать не просто на необходимость наличия умысла для квалификации преступления, а определить его вид. Сделать это для выделенной группы составов, опираясь только на положения УК, невозможно, поскольку и при прямом и при косвенном умысле у лица, совершающего преступление, одна и та же форма психического отношения к действию (бездействию). А так как последствия не являются признаками преступлений с формальным составом, то отграничить прямой умысел от эвентуального не представляется возможным.

Данное противоречие необходимо устранить на законодательном уровне О необходимости законодательной регламентации вины в преступлениях с формальными составами см., например: Козлов А. П. Соучастие: уголовно-правовые проблемы. - Дисс… д-ра юрид. наук. - Красноярск, 2003. - С. 33.. В последнее время в доктрине и на практике сложилась относительно единая позиция по данному вопросу преступления с формальным составом можно совершить только с прямым умыслом, но нормативного решения данная проблема не получила. В результате авторы многих учебников и комментариев вынуждены, вообще говоря, восполнять пробелы системного характера при доктринальном толковании статей, в которых идет речь о преступлениях с формальным составом. Кроме того, в теории высказывается и возможность совершения преступлений, имеющих формальный состав, и с косвенным умыслом.

5. Обозначенные выше вопросы уяснения предписаний о вине касаются общей концепции отражения в УК института вины. Теперь мы перейдем к анализу зависимости между отдельными признаками вины.

Первая проблема касается интеллектуального момента вины. При его характеристике законодатель использует два понятия: “осознание общественной опасности своего деяния” и “предвидение возможности или неизбежности наступления общественно опасных последствий”. Причем второе понятие играет определяющее значение во всех видах вины. Осознание же общественной опасности своего деяния является необходимым признаком только для умышленных преступлений. В дефиниции видов неосторожности законодатель не включил данный признак. Поэтому можно сделать два взаимоисключающих вывода.

Согласно первому при неосторожном преступлении лицо может как осознавать, так и не осознавать общественную опасность своих действий (бездействия). На квалификацию неосторожных преступлений это обстоятельство никаким образом не влияет. Главное, чтобы было надлежащее психическое отношение лица к последствиям. Данный вывод основывается на грамматическом толковании ст. 26 УК РФ.

Второй вывод заключается в том, что при неосторожном преступлении лицо не осознает общественную опасность своего деяния, поскольку в противном случае проблематично отграничить неосторожные преступления от преступлений с двумя формами вины. Так, если совершено хранение радиоактивных веществ с нарушением установленных правил, что повлекло загрязнение окружающей среды, и при этом лицо осознавало общественную опасность своего деяния, не предвидело, но могло и должно было предвидеть возможность наступления общественно опасных последствий, то данное деяние в соответствии со ст. 26 УК РФ содержит признаки небрежности. С учетом ст. 27 УК РФ и особенностей конструкции ст. 247 УК РФ мы можем сделать вывод о том, что здесь имеет место преступление с двумя формами вины. Согласно же ст. 27 УК РФ преступления с двумя формами вины приравниваются по юридическим последствиям к умышленным В литературе отмечается спорность заключительной фразы в ст. 27 УК РФ: «В целом такое преступление признается умышленным». Об этом см., например: Кудрявцев В. Н. Общая теория квалификации преступлений. - М., 1999. - С. 151.. А потому разрешение противоречия, допущенного законодателем при конструировании института вины, в данном случае в значительной степени влияет на положение виновного.

В содержательном аспекте решение вопроса об осознании общественной опасности своего деяния лицом при совершении неосторожного преступления представляет известную трудность. В зависимости от того, какая позиция будет занята законодателем (из текста действующего УК -- это непонятно) необходимо и вносить соответствующие изменения в текст закона.

Вероятно, при легкомыслии лицо осознает общественную опасность своего деяния, поскольку предвидение возможности наступления общественно опасных последствий допустимо только при осознании лицом общественной опасности своего деяния. Также лицо должно осознавать общественную опасность своих действий и в случае невиновного причинения вреда, предусмотренном в ч. 2 ст. 28 УК РФ. При данном виде казуса деяние признается совершенным невиновно, если лицо, его совершившее, хотя и предвидело возможность наступления общественно опасных последствий своих действий (бездействия), но не могло предотвратить эти последствия в силу несоответствия своих психофизиологических качеств требованиям экстремальных условий или нервно-психическим перегрузкам. Формула зависимости “осознания общественной опасности деяния” и “предвидения возможности наступления общественно опасных последствий” согласно закону носит импликативный характер, т. е. если есть “предвидение”, то есть и “осознание” и, наоборот, если нет “осознания”, то нет и “предвидения” Данное заключение следует из последовательности отражения в формуле вины первичных признаков. Хотя анализ содержательной стороны проблемы скорее говорит об обратном. Представляется, что осознание общественной опасности деяния является производным от предвидения общественно опасных последствий..

По-иному обстоит дело с небрежностью. Здесь лицо не предвидит возможности наступления общественно опасных последствий. Однако при этом вполне можно допустить осознание субъектом общественной опасности деяния.

Помимо неопределенности относительно осознания лицом общественной опасности своего деяния при неосторожной вине в законодательной формуле интеллектуального момента имеется еще одна неясность. Речь идет о разграничении прямого и косвенного умысла в случае предвидения лицом неизбежности наступления общественно опасных последствий.

Дело в том, что неизбежность является частным случаем возможности, аналогично тому, если что-то есть, то это что-то и может быть. А потому выделение законодателем наряду с предвидением возможности наступления общественно опасных последствий предвидения неизбежности результатов своего деяния является, вообще говоря, дублированием одного и того же признака.

По-видимому, здесь предполагалось предусмотреть предписание в соответствии с которым, если лицо предвидит неизбежность наступления общественно опасных последствий своего деяния, то имеет место прямой умысел Эта идея в течение долгого времени отстаивается многими исследователями. См., например: Пионтковский А. А. Учение о преступлении по советскому уголовному праву. - М., 1961. - С. 348; Курс советского уголовного права. - Т. 1. - (Часть общая) / Под ред. Н. А. Беляева и М. Д. Шаргородского. - Л., 1968. - С. 420.. То есть при таком характере предвидения волевой момент вины определяется однозначно. А именно, он характеризуется исключительно желанием наступления предвиденного результата. Варианта, при котором лицо предвидело бы неизбежность наступления общественно опасных последствий, но не желало их наступления, а сознательно их допускало или относилось к ним безразлично, не существует В теории высказывается и противоположная мысль. И при косвенном умысле может иметь место предвидение неизбежности наступления последствий. См., например: Утевский Б. С. Вина в советском уголовном праве. - М., 1950. - С. 255; Беляев Н. А., Милюков С. Ф. Рец. на кн.: Советское уголовное право. Общая часть (М., 1981) // Актуальные проблемы ответственности за посягательства на экономическую систему СССР. - Горький, 1983. - С. 183.. Если законодатель предполагал отразить в УК предписание именно такого содержания Авторы многих комментариев и учебников по Особенной части уголовного права настаивают именно на такой трактовке ст. 25 УК РФ. См., например: Комментарий к Уголовному Кодексу Российской Федерации. - Ростов-на-Дону, 1996. - С. 93-94., то нельзя было экономить на тексте ст. 25 УК РФ. В этом случае более предпочтительной видится следующая редакция ч. 2 ст. 25 УК РФ:

“2. Преступление признается совершенным с прямым умыслом в случаях если:

а) лицо осознавало общественную опасность своего деяния (действий или бездействия) и предвидело неизбежность наступления общественно опасных последствий;

б) лицо осознавало общественную опасность своего деяния (действий или бездействия), предвидело возможность наступления общественно опасных последствий и желало их наступления.”

Исходя из текста действующего закона, нельзя сделать вывода об однозначном определении волевого момента при осознании неизбежности преступных последствий Отдельные авторы заключают, что действующий закон не препятствует признанию косвенного умысла и в случае предвидения неизбежности наступления общественно опасных последствий. См.: Сапожков А. А. Кредитные преступления: Незаконное получение кредита и злостное уклонение от погашения кредиторской задолженности. - СПб., 2002. - С. 116-117; Питецкий В. Сужение понятия косвенного умысла влечет ужесточение уголовной репрессии // Российская юстиция. - 1999. - № 5. - С. 50-51.. Более того не совсем понятно с какой целью в формулировке прямого умысла законодателем предусмотрено «предвидение неизбежности прямого умысла». Прием законодательной техники, при помощи которого устанавливается характер предвидения в преступлениях с прямым умыслом, нельзя отнести и к конкретизации, поскольку он используется в том случае, когда законодатель хочет обратить внимание правоприменителя на наиболее типичные виды реализации определяемого явления.

Например, в ч. 4 ст. 33 УК РФ подстрекателем признается лицо, склонившее другое лицо к совершению преступления путем уговора, подкупа, угрозы или другим способом. Здесь имеет место конкретизация способа подстрекательства. В качестве наиболее типичных способов выделяются уговор, подкуп, угроза. Однако в своей совокупности данные конкретные способы не образуют общего понятия способа подстрекательства. Обычно для конкретизации используются выражения типа “и иные”, “и другие”.

В случае же с формулировкой прямого умысла, а точнее описания характера предвидения при данном виде вины использован разделительный союз “или”: преступление признается совершенным с прямым умыслом, если лицо осознавало общественную опасность своих действий (бездействия), предвидело возможность или неизбежность наступления общественно опасных последствий и желало их наступления. А потому речи о конкретизации идти не может. Признак предвидения неизбежности наступления общественно опасных последствий в том виде, в котором он отражен в тексте УК РФ является фиктивным. Это означает, что если его исключить из текста, то смысл закона никаким образом не изменится. В содержательном аспекте фиктивность данного признака порождает тождество интеллектуальных моментов прямого и косвенного умысла. Все вышесказанное приводит к выводу о необходимости корректировки законодательной формулы интеллектуального момента вины.

Проблемы интерпретации отдельных предписаний норм о вине во многом сопряжены с отражением в тексте закона логической зависимости первичных признаков. Выше было отмечено, что, например, предвидение возможности наступления общественно опасных последствий допустимо только при осознании общественной опасности своего деяния. Желание наступления общественно опасных последствий возможно только при их предвидении. Нет смысла говорить об умышленной вине лица при желании наступления результата, который не предвидится.

В законодательной формуле вины проблемы отражения логической взаимозависимости отдельных предписаний и признаков проявились с особой остротой. Из текста закона сложно понять, существует ли какая-либо зависимость между первичными признаками вины.

Аналогичная проблема законодательной техники была нами рассмотрена при анализе формально-логической модели института множественности преступлений. Но там речь шла о зависимости между отдельными нормами. Законотворчество имеет опыт обозначения этой зависимости путем установления специальных норм.

Здесь же имеет место зависимость отдельных структурных элементов закона на самом элементарном уровне его организации как формально-логической системы зависимость между первичными признаками отдельных предписаний. Согласно грамматическому толкованию ст.ст. 25, 26, 28 УК РФ между выделенными законодателем первичными признаками субъективной стороны преступления как правило отсутствует какая-либо зависимость. Так, перечисление составляющих психического отношения лица к совершенному деянию и наступившим в его результате последствиям не всегда позволяет сделать вывод о том, что не все сочетания данных признаков допустимы в действительности. В ряде случаев очевидна нереализуемость некоторых сочетаний. Но в отношении многих сочетаний, явно не отраженных в УК, такого утверждения сделать нельзя В теории помимо предусмотренных в законе выделяются и другие виды неосторожности, в основании которых лежат те же первичные признаки, но в другом сочетании. См, например: Дагель П. С., Котов Д. П. Субъективная сторона преступления и ее установление. Воронеж, 1974..

Выход из сложившейся ситуации видится в отказе от экономии текста закона и более последовательном изложении всех возможных видов психического отношения лица к совершаемому им деянию. Недостаточно точная формула вины дает основания для сомнений в том или ином толковании рассматриваемых предписаний См., например: Акоев К. Л. Общая часть нового Уголовного кодекса Российской Федерации: проблемы применения // Актуальные проблемы уголовного законодательства Российской Федерации. - Краснодар, 1998. - С. 65-66.. Проблема усугубляется еще и тем, что в теории уголовного права нет абсолютного единства взглядов в отношении содержания субъективной стороны преступления. Значимость же рассматриваемого вопроса определяется прежде всего тем, что, как уже отмечалось, в ст.ст. 2428 УК РФ устанавливаются признаки состава преступления. А потому изъян в данных нормах чреват серьезными последствиями.

6. Следующей проблемой интерпретации предписаний о вине является то обстоятельство, что их конструкция “привязана” к объективной стороне преступления “Если совокупность объективных признаков состава выразить в виде взаимосвязанной сети (“дерева”), то субъективные признаки преступления образуют соответствующую им параллельную сеть, каждый узел которой будет соответствовать узлу первой сети”. Кудрявцев В. Н. Общая теория квалификации преступления. - 2-е изд., перераб. и дополн. - М., 1999. - С. 151.. Например, для признания деяния преступлением, совершенным с косвенным умыслом, требуется, чтобы лицо осознавало общественную опасность своих действий (бездействия), предвидело возможность наступления общественно опасных последствий и т. д. Причем вина согласно тексту УК привязывается только к двум признакам объективной стороны преступления деянию и последствиям. Тогда как общественная опасность содеянного зависит не только от этих признаков. Так, на степень общественной опасности могут оказывать влияние и другие обстоятельства содеянного: состояние потерпевшего, способ совершения преступления, количество потерпевших и т. п. Должен ли зависеть вывод о наличии вины от психического отношения лица, совершающего общественно опасное деяние, к обстоятельствам, содержащим данные признаки? Конечно же должен “... обобщенная характеристика психического отношения лица к своим действиям и их последствиям в форме умысла или неосторожности по существу складывается из совокупности, если можно так выразиться, “психических отношений” к каждому признаку объективной стороны”. Кудрявцев В. Н. Указ. соч. - С. 151-152.. В тексте же закона (в ст.ст. 2428 УК РФ) указание на этот счет отсутствует.

Сложившуюся ситуацию можно объяснить, с одной стороны, тем, что в Общей части содержится общее предписание, которое корректируется в диспозициях статей Особенной части применительно к конкретным видам преступлений. С другой стороны, понятие “действий (бездействия)”, по-видимому, следует толковать более широко нежели признак объективной стороны преступления. Точнее содержанием данного понятия охватываются все объективные признаки содеянного за исключением последствий. Указать же непосредственно в тексте нормы необходимость определенного психического отношения к каждому юридически значимому обстоятельству содеянного весьма проблематично.

Возможно редакция УК будет более удачной, если слова “ действий (бездействия)” заменить на “деяния”, поскольку последний термин в уголовном праве принято использовать не только для обозначения признака объективной стороны, но и преступления в целом. Термины же “действия”, “бездействие” ассоциируются только с соответствующим признаком объективной стороны. Ошибка интерпретации данного понятия может привести к объективному вменению, которое в соответствии со ст. 5 УК РФ (принцип вины) запрещено В специальной литературе уже обращалось внимание на весьма «вольное» использование законодателем терминов «деяние», «действие» («бездействие»). См.: Иногамова-Хегай Л. В. Конкуренция уголовно-правовых норм при квалификации преступлений. - М., 2002. - С. 84-87..

Таким образом, в формально-логическую конструкцию вины наряду с субъективными включены и объективные признаки. Например, осознание общественной опасности мнимого деяния, то есть существующего лишь в воображении субъекта, не соответствует формуле вины, а потому в этом случае лицо согласно грамматическому толкованию предписаний о вине не может быть привлечено к уголовной ответственности в том числе и по субъективным основаниям. Вместе с тем в ряде случаев при отсутствии некоторых объективных обстоятельств, указанных в законе, но “осознаваемых” лицом как реально существующих содеянное квалифицируется как умышленное преступление, что вообще говоря не совсем согласуется с законодательной формулировкой вины.

7. Здесь мы выходим на общую проблему отражения в тексте закона зависимости между объективными и субъективными признаками состава преступления. Формулировка вины в действующем законодательстве рассчитана на логическое тождество фактических обстоятельств содеянного и их отражения в сознании субъекта. Однако бывает так, что лицо заблуждается относительно отдельных юридически значимых обстоятельств совершаемого им деяния. В теории и практике данное явление называют ошибкой, причем различают две их разновидности юридическую и фактическую См., например: Таганцев Н. С. Русское уголовное право: Лекции. Часть общая. Т. 1. - М., 1994. - С. 232.. Необходимость специальных предписаний, регламентирующих вопросы квалификации содеянного при наличии ошибки, отмечается в теории давно См., например: Якушин В. А. Ошибка и ее уголовно-правовое значение. - Казань, 1988. - С. 111..

В проекте УК РФ, принятом 24 ноября 1995 года Государственной Думой Федерального собрания, была предпринята попытка законодательного оформления нормы о юридической ошибке. В статье 29 указанного проекта было предусмотрено:

“(1) Если лицо не осознавало и по обстоятельствам дела не могло осознавать, что совершаемое им деяние как общественно опасное запрещено уголовным законом под угрозой наказания, такое деяние признается совершенным невиновно, и в силу этого лицо не подлежит уголовной ответственности.

(2) Если лицо не осознавало, что совершаемое им деяние как общественно опасное запрещено уголовным законом под угрозой наказания, но по обстоятельствам дела должно было и могло это осознавать, такое лицо подлежит уголовной ответственности за совершение преступления по неосторожности в случаях, предусмотренных соответствующими статьями Особенной части настоящего Кодекса” Цит. по работе: Новое уголовное право России. Общая часть. Учебное пособие. - М., 1996. - С. 31..

В действующем УК нет нормы, регламентирующей применение уголовного закона при ошибке субъекта в преступности деяния. Формулировка предписания о юридической ошибке в том виде, в котором она была предложена, фактически опровергает один из основных постулатов уголовно-правовой доктрины “незнание закона не освобождает от ответственности”. Так, во второй части предложенной статьи говорится, что если лицо не осознавало преступности совершаемого им деяния, то оно не может быть привлечено к уголовной ответственности за умышленное преступление. Допустим, что физическое лицо уклоняется от уплаты налогов в крупном размере путем непредставления декларации о доходах. Если при этом лицо заблуждается относительно преступности такого деяния (например, считает, что уголовная ответственность наступает в случае уклонения от уплаты налогов в более крупном размере или думает, что за содеянное наступает административная ответственность), то согласно указанной норме его нельзя привлечь к уголовной ответственности. Запрет привлечения к уголовной ответственности за умышленное преступление вытекает из части 2 предложенной статьи, а за неосторожное из ст. 24 УК РФ.

Поэтому, представляется, законодатель правильно поступил, когда отказался от такой новеллы. Во второй части предлагаемой статьи зафиксировано исключение из общего правила, которое может быть применено только для некоторых видов преступлений, а потому требует дополнительных оговорок. Возведение же исключения в ранг общего правила недопустимо. Кроме того, в части 2 предложенной ко включению в УК статьи практически предусмотрена еще одна разновидность неосторожности, не отраженная в ст. 26 УК РФ. Тем самым данное предписание вступает в противоречие с нормами, предусмотренными в ст. 26 УК РФ, поскольку указанный вид неосторожности (правовая неосторожность) не соответствует ни одному из указанных в законе.

В первой же части сформулирована норма, которая, на наш взгляд, совершенно оправдана как в формальном, так и в содержательном аспектах. Данное предписание представляет собой разновидность казуса. Но в отличие от тех, которые сегодня предусмотрены в ст. 28 УК РФ, данный вид невиновного причинения вреда находится несколько в ином логическом соотношении с установленными в законе видами вины, являясь исключением из общих норм, предусмотренных в ст.ст. 2526 УК РФ. Психическое отношение лица к совершаемому им общественно опасному деянию и наступившим в его результате последствиям может содержать признаки любого вида вины. Но в силу того, что нормы, предусмотренные в ст.ст. 25, 26 УК РФ и в ст. 29 предложенного законопроекта, соотносятся как общая и специальная, применению подлежит специальное предписание. Специальность вытекает из того, что в предлагаемой норме установлен дополнительный, не предусмотренный в конструкции действующего закона признак. А именно осознание преступности содеянного. В отличие от предусмотренных в действующем законодательстве видов невиновного причинения вреда предлагаемый казус нуждается в законодательном закреплении в силу того, что представляет собой исключение. Тогда как другие казусы находятся в ином логическом соотношении с видами вины дополняют их до полного (исчерпывающего) перечня видов психического отношения лица к совершаемому им деянию и наступившим в его результате последствиям.