Уголовный закон как формально-логическая система

Таким образом, одна из предложенных разновидностей юридической ошибки (часть 1) по содержанию представляет собой казус, который нуждается в законодательном оформлении. Вторая разновидность (часть 2) представляет вид неосторожности (правовая неосторожность), не предусмотренный в УК. Более того, не все деяния можно совершить с данной разновидностью вины. А потому преступления, для которых допустима вина в виде правовой неосторожности, необходимо указывать в Особенной части УК РФ, и, соответственно, дополнить ст. 26 УК РФ еще одним видом неосторожности. Представляется, что в формуле правовой неосторожности следует вести речь об ошибке в противоправности, а не в преступности деяния. Данное условие является более сильным и включает в себя ошибку в преступности и наказуемости деяния. В содержательном же аспекте данная формула более предпочтительна.

Так, когда лицо уклоняется от уплаты налогов, но считает, что совершает административно-правовой деликт, оно должно быть привлечено к уголовной ответственности при наличии других признаков состава. Здесь лицо заблуждается в преступности деяния, но не заблуждается в его противоправности. Юридическая ошибка может влиять на квалификацию содеянного только в том случае, если она сопряжена с заблуждением лица относительно противоправности деяния.

8. В отличие от формулирования признаков юридической ошибки в законодательной практике не было попыток специальной полнообъемной регламентации уголовно-правовой квалификации содеянного при заблуждении лица относительно фактических обстоятельств содеянного Здесь необходимо сделать две оговорки. Во-первых, под фактической ошибкой в контексте нашей работы мы будем понимать заблуждение лица относительно наличия или отсутствия юридически значимых объективных признаков преступления за исключением последствий (развития причинно-следственной связи). В доктрине понятие фактической ошибки иногда определяется и более широко. См., например: Попов А. Н. Влияние некоторых фактических ошибок на квалификацию преступлений против жизни // Труды Санкт-Петербургского юридического института Генеральной прокуратуры Российской Федерации. № 3. - СПб. - 2001. - С. 87-94. И, во-вторых, одна разновидность фактической ошибки предусмотрена в ч. 1 ст. 28 УК РФ (разновидность казуса). . Однако и в теории и на практике фактическая ошибка рассматривается как обстоятельство, во многих случаях существенным образом влияющее на квалификацию деяния. При этом в доктрине отсутствует единство позиций относительно уголовно-правовой оценки содеянного при заблуждении лица в наличии того или иного юридически значимого обстоятельства.

В целях более последовательного анализа имеет смысл рассмотреть два вида фактической ошибки.

При первом виде фактической ошибки лицо не осознает по крайней мере одного обстоятельства, содержащего объективный признак состава преступления. В решении вопроса о квалификации такого деяния закон, теория и практика занимают единую позицию. Существенное значение здесь имеет принадлежность обстоятельства, в отношении которого заблуждается субъект, к элементам состава. Если это действие или бездействие (необходимый признак объективной стороны преступления), и лицо не осознает его общественной опасности, то такое заблуждение соответствует согласно действующему законодательству либо невиновному причинению вреда (ст. 28 УК РФ), либо неосторожности (ст. 26 УК РФ). По тому же правилу квалифицируется заблуждение лица относительно обстоятельства, содержащего конститутивный признак состава. Умышленная вина в случае фактической ошибки данного вида исключается, так как для этого требуется осознание лицом, совершающим преступление, всех объективных признаков деяния. Это единственный вид фактической ошибки, предусмотренный в тексте ст. 25-28 УК РФ и то неявно.

Если же лицо ошибочно полагает, что совершаемое им деяние не содержит квалифицирующего обстоятельства, то содеянное подлежит уголовно-правовой оценке как умышленное преступление, предусмотренное в основной норме. Такая позиция подтверждается судебной практикой См., например: Сборник постановлений Пленумов Верховного Суда Российской Федерации (СССР, РСФСР) по уголовным делам. - М., 1999. - С. 156.. Общий алгоритм квалификации деяния для случая фактической ошибки рассматриваемого вида в свое время был сформулировал в специальной литературе: “Если лицо не осознает какой-либо из объективных признаков умышленного преступления, то содеянное подпадает под статью об умышленном преступлении без указанного признака...Если в законодательстве нет аналогичной статьи об умышленном преступлении без того признака, который лицом не осознан, но мог и должен быть осознан, то должна быть применена статья о неосторожном преступлении, включающем подобный признак; при отсутствии же подобной нормы статья о неосторожном преступлении без этого признака; если и такой статьи нет, то состав преступления отсутствует” Кудрявцев В. Н. Указ. соч. - С. 155-156.. Данная точка зрения полностью соответствует законодательству. Специального предписания, которое бы регламентировало квалификацию деяния при фактической ошибке рассматриваемого вида, не требуется, поскольку данное правило выводится из уже имеющихся положений закона.

Второй вид фактической ошибки определяется наличием в сознании субъекта несуществующего юридически значимого обстоятельства. Здесь опять же квалификация содеянного зависит от юридического значения обстоятельства, в отношении которого заблуждается лицо. Если субъект ошибочно полагает, что совершаемое им действие (бездействие) является общественно опасным, то содеянное квалифицируется либо как покушение на преступление (ч. 3 ст. 30 УК РФ) при наличии признаков умысла и способности самого деяния причинить вред Следует отметить, что квалификация содеянного при фактической ошибке иногда достигается за счет расширительного толкования ч. 3 ст. 30 УК РФ. Это относится к так называемым фиктивным покушениям, когда на самом деле деяние доводится до конца. В этой связи представляется целесообразным включить в текст УК специальное правило квалификации содеянного при фактической ошибки как покушения на преступление., либо как деяние, не содержащее состава преступления, в случае когда деяние не способно в принципе причинить вред. Решение вопроса о том, что в последнем случае нет преступления вытекает из ст. 14 УК РФ в силу отсутствия общественной опасности.

Ошибка относительно обстоятельств, содержащих признаки состава, имеет юридическое значение только при осознании лицом общественной опасности самого деяния (действия или бездействия). Все иные признаки объективной стороны состава преступления не имеют самостоятельного (в логическом аспекте) значения, а привязываются к единственному необходимому признаку состава действию (бездействию). И следовательно, если нет осознания характера совершаемого деяния, то не может быть и осознания значимости других признаков объективной стороны содеянного.

Совершение общественно опасного деяния лицом, заблуждающимся относительно обстоятельств, содержащих иные признаки объективной стороны состава преступления, в теории и на практике оценивается неоднозначно Подробнее о различных подходах к оценке фактической ошибки см.: Попов А. Н. Влияние некоторых фактических ошибок на квалификацию преступлений против жизни // Труды Санкт-Петербургского юридического института Генеральной прокуратуры Российской Федерации. № 3. - СПб.- 2001. - С. 87-94..

Так, если лицо причиняет смерть женщине, ошибочно считая ее беременной, то одни авторы предлагают квалифицировать содеянное по ч. 3 ст. 30 УК РФ и п. “г” ч. 2 ст. 105 УК РФ, другие дополнительно инкриминируют преступление, предусмотренное в ч. 1 ст. 105 УК РФ, третьи квалифицируют по ч. 1 ст. 105 УК РФ, четвертые по ч. 2 ст. 105 УК РФ Там же. - С. 92..

Наиболее предпочтительной является вариант оценки содеянного как покушения на квалифицированное убийство. Однако правила квалификации должны вписываться в единый механизм уголовной ответственности. Если при ошибке в квалифицирующем обстоятельстве деяние оценивать, как покушение на преступление, то в соответствии с ч. 3 ст. 66 УК РФ срок или размер наказания не может превышать трех четвертей максимального срока или размера наиболее строгого вида наказания, предусмотренного соответствующей статьей Особенной части УК за оконченное преступление. Таким образом, при фиктивном покушении верхний предел наказания снижается на четверть. Для некоторых видов деяний это правило приводит к дисбалансу наказаний.

Предположим, что лицо из корыстных побуждений причиняет смерть женщине, ошибочно считая ее беременной. В соответствии с нашим правилом содеянное подлежит квалификации по ч. 3 ст. 30 УК РФ и п. “г”, “з” ч. 2 ст. 105 УК РФ, а потому наказание за данное преступление с учетом ст. 66 УК РФ варьируется от восьми до пятнадцати лет лишения свободы. Если же лицо совершает убийство из корыстных побуждений, и при этом отсутствуют другие признаки, перечисленные в ч. 2 ст. 105 УК РФ, содеянное квалифицируется по п. “з” ч. 2 ст. 105 УК РФ и наказание определяется в пределах, установленных в санкции ч. 2 ст. 105 УК РФ от восьми до двадцати лет лишения свободы либо смертная казнь или пожизненное лишение свободы. Очевидно, что первое преступление обладает более высокой степенью общественной опасности. А сопоставительный анализ пределов возможного наказания за данные виды преступлений говорит об обратном.

Таким образом, вариант квалификации только «по направленности умысла» в некоторых случаях сопряжен с нарушением логики дифференциации уголовной ответственности.

Выход из создавшейся ситуации видится в отказе от правила назначения наказания, предусмотренного в ст. 66 УК РФ, для фиктивных покушений, повлекших последствия, указанные в основном составе Ущербность ст. 66 УК РФ отмечается и другими авторами. См., например: Милюков С. Ф. Российское уголовное законодательство: опыт критического анализа. - СПб., 2000. - С. 73-75.. При этом содеянное необходимо квалифицировать только по направленности умысла. Тем самым будет соблюден принцип субъективного вменения, а также будет исключен двойной учет одного и того же деяния при квалификации и выдержана логика дифференциации уголовной ответственности. Данное правило квалификации преступлений следует, на наш взгляд, предусмотреть в УК.

По-иному в доктрине решается вопрос относительно квалификации содеянного при заблуждении лица относительно наличия обстоятельства, содержащего конститутивный признак состава. Большинство авторов предлагают оценивать содеянное как неосторожное преступление. Представляется, что данный подход нуждается в уточнении. Указанное правило может быть применено только для преступлений с материальным составом и только в том случае, если в УК предусмотрена ответственность за неосторожное причинение вреда (ст. 24 УК РФ). Данный вывод следует из того, что необходимым признаком состава неосторожного преступления является преступный результат (последствия). А потому если лицо заблуждается относительно обстоятельства, содержащего признак преступления с формальным составом, то содеянное нельзя квалифицировать как неосторожное преступление, а следует расценивать как невиновное причинение вреда.

Правило квалификации деяния при ошибке в обстоятельстве, содержащем конститутивный признак состава, полностью подтверждается действующим УК. При такой ошибке лицо не осознает общественной опасности содеянного, а потому не может быть привлечено к ответственности за умышленное преступление. В зависимости же от психического отношения лица к последствиям оно может быть признано виновным в совершении неосторожного преступления (ст. 26 УК РФ) либо причинившим вред невиновно (ст. 28 УК РФ).

Особое внимание следует обратить на ошибку в обстоятельствах, которые содержат объективные признаки субъекта преступления (возраст, признаки специального субъекта). Так, если лицо ошибочно полагает, что оно к моменту совершения общественно опасного деяния не достигло возраста, с которого наступает уголовная ответственность, то данное обстоятельство не влияет на квалификацию содеянного так как в данном случае имеет место заблуждение относительно преступности деяния.

Сложнее решается вопрос с квалификацией деяния, если лицо заблуждается относительно признаков специального субъекта. При оценке такого заблуждения сначала необходимо определить разновидность ошибки (фактическая или юридическая) и уже затем применять те или иные правила уголовно-правовой квалификации. Например, если лицо, считающее себя должностным, а на самом деле таковым не являющееся, совершает действия, формально содержащие признаки злоупотребления, то содеянное им следует квалифицировать по ч. 3 ст. 30 УК РФ и соответствующей части ст. 285 УК РФ. Если лицо, считающее себя должностным, а на самом деле таковым не являющееся, совершает действия, формально содержащие признаки халатности, повлекшие по неосторожности смерть человека, то содеянное следует квалифицировать по норме, предусматривающей ответственность за неосторожное причинение смерти (например, по ст. 109 УК РФ). Такая логика квалификации соответствует предписаниям УК РФ.

9. Особую роль в формально-логической конструкции института вины занимает «фрагмент» психического отношения лица к последствиям совершаемого им деяния. Если всем другим объективным признакам состава преступления законодателем “приписывается” отношение в виде осознания (неосознания), то относительно последствий этот перечень значительно шире (предвидение возможности или неизбежности, желание, сознательное допущение, безразличное отношение, расчет на предотвращение). Именно по различному отношению к последствиям и происходит разграничение согласно УК РФ прямого и косвенного умысла, умысла и легкомыслия.

Заблуждение лица относительно возможности наступления последствий вероятно не охватывается понятием ошибки. Ошибка это заблуждение относительно имевшего или имеющего место обстоятельства. Неправильный прогноз лица относительно развития причинной связи, наступления тех или иных последствий связан со вторым, компонентом интеллектуального момента вины, с предвидением общественно опасных последствий. Заблуждения такого вида полностью описаны в действующем законе. При этом законодатель устанавливает дополнительные признаки, по которым он относит деяние к преступному или, наоборот, невиновному. Так, если лицо не предвидело возможности наступления общественно опасных последствий, но должно и могло было их предвидеть, то имеет место неосторожная вина (небрежность). Если же лицо не должно или не могло их предвидеть, то содеянное относится к невиновному причинению вреда. В том же случае, когда лицо предвидит возможность наступления общественно опасных последствий, а они не наступают, то содеянное в зависимости от волевого момента вины должно квалифицироваться либо как покушение на преступление, либо как деяние, не содержащее состава преступления. Еще раз подчеркнем, что законодательная формула вины отражает все варианты “ошибки” в предвидении наступления преступного результата.

10. При анализе формально-логической структуры института вины нельзя не остановиться на извлечениях из предписаний, предусмотренных в ст. 24-28 УК РФ. Речь идет о так называемом понятии “заведомость”. Так, например, в п. ч. 2 ст. 105 УК РФ предусмотрена ответственность за убийство женщины, заведомо находящейся в состоянии беременности, в ст. 175 УК РФ говорится о приобретении или сбыте имущества, заведомо добытого преступным путем и т.д.

Если руководствоваться ст. 24 УК РФ, то необходимо сделать вывод, в соответствии с которым данные преступления можно совершить только умышленно, неосторожная вина исключается. Вместе с тем при описании их субъективной стороны использована еще одна характеристика заведомость. Согласно грамматическому толкованию заведомость относительно какого-либо обстоятельства означает, что лицо уверено в его наличии. А потому использование данного понятия при конструировании субъективной стороны, вероятно, связано с тем, что преступления эти возможно совершить только при высокой степени осознания лицом соответствующего признака См., например: Кудрявцев В. Н. Общая теория квалификации преступлений. - М., 1999. - С. 156.. Что позволяет некоторым авторам даже говорить о возможности совершения преступления исключительно с прямым умыслом по отношению к действию (бездействию) См.: Научно-практический комментарий к УК РФ. Т. 1 / Под ред. П. Н. Панченко. - Н. Новгород, 1996. - С. 487.. В противном случае признак заведомости фиктивен, поскольку если его убрать из состава, то смысл закона от этого не изменится.

11. Ряд проблем формально-логического характера связан с особенностями конструкций статей Особенной части. Так, на практике нередко возникают трудности при определении вида умысла в преступлениях с формальным составом, которые обусловлены прежде всего законом. Аналогичные проблемы разграничения видов вины имеют место и в сложных составах, где “соединены” в единое целое несколько составляющих.

В качестве примера рассмотрим состав хулиганства, ответственность за которое предусмотрена в ст. 213 УК РФ. Его объективная сторона предполагает совершение действий, образующих грубое нарушение общественного порядка, которые должны сопровождаться либо применением насилия, либо угрозой его применения, либо уничтожением или повреждением чужого имущества. Обязательным признаком объективной стороны, таким образом, является “грубое нарушение общественного порядка” и одно или несколько действий из следующего “набора”: применение насилия, угроза его применения, уничтожение чужого имущества, повреждение чужого имущества. Причем по смыслу формулировки статьи 213 УК РФ грубое нарушение общественного порядка может быть следствием совершения как одного из выше перечисленных действий, так и совершаться другими действиями, не указанными в законе. Но в последнем случае эти действия должны сопровождаться насилием, угрозой его применения, уничтожением или повреждением чужого имущества, хотя сами по себе они могут и не нарушать грубо общественный порядок. Такая структура объективной стороны преступления порождает ряд проблем, связанных с установлением вины.

Состав хулиганства нельзя назвать ни формальным ни материальным в классическом понимании данных категорий, поскольку он включает в себя несколько независимых в логическом плане конструкций. Хулиганство, сопряженное с угрозой применения насилия, образует формальный состав, а грубое нарушение общественного порядка, сопровождающееся уничтожением чужого имущества, скорее относится к материальным составам. Поэтому возможные формы вины в составе хулиганства необходимо определять применительно к каждому из установленных в ст. 213 УК РФ составов.

В специальной литературе по поводу определения вида умысла в составе хулиганства высказывается по меньшей мере две позиции. Согласно первой хулиганство совершается исключительно с прямым умыслом, в соответствии со вторым суждением не исключен и косвенный умысел в отношении нарушения общественного порядка.

В соответствии со ст. 24 УК РФ, а также в силу отсутствия в диспозиции ч. 1 ст. 213 УК РФ указания на неосторожность следует заключить, что хулиганство возможно совершить только с умышленной виной. Как отмечалось при исследовании формально-логической структуры института вины, в законе отсутствует критерий определения вида умысла в преступлениях с формальным составом. Поэтому спор в части формального состава хулиганства не может быть разрешен на нормативной основе. Однако хулиганство сопряженное с причинением вреда здоровью, уничтожением либо повреждением чужого имущества, по-видимому, можно совершить как с прямым так и с косвенным умыслом. При этом следует иметь в виду, что виды умысла здесь должны разграничиваться в соответствии с предписаниями о вине по отношению субъекта к последствиям применения насилия, уничтожения или повреждения имущества.

Вместе с тем разногласия в оценке субъективной стороны хулиганства возникли в части отношения субъекта к нарушению общественного порядка, а не к последствиям. Авторы, допускающие квалификацию хулиганства как совершенного с косвенным умыслом, говорят не о желании нарушить общественный порядок, а о сознательном допущении такого нарушения либо о безразличном к нему отношении. По сути волевой момент отношения лица к своему поведению “переносится” с последствий на деяние, что вообще говоря не вписывается в законодательную формулу косвенного умысла. Но и объяснение наличия прямого умысла желанием нарушения общественного порядка также не основано на законе.

Судебная практика занимает позицию, в соответствии с которой “хулиганство может быть совершено только с прямым умыслом, т.е. когда лицо осознает то, что оно своими действиями грубо нарушает общественный порядок, выражая явное неуважение к обществу» Бюллетень Верховного Суда РФ. - 2000. - № 2. - С. 22. Аналогичную позицию Верховный Суд РФ занял и в отношении клеветы, указав, что преступление, предусмотренное ст. 129 УК РФ, совершается только с прямым умыслом. См.: Бюллетень Верховного Суда РФ. - 1999. - № 2. - С. 12. Вместе с тем новейшие разъяснения Верховного Суда РФ не исключают косвенного умысла в преступлениях с формальным составом. Так, в п. 8 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 14 февраля 2000 г. № 7 “О судебной практике по делам о преступлениях несовершеннолетних” говорится, что следует устанавливать осознавал ли взрослый либо допускал, что своими действиями вовлекает несовершеннолетнего в совершение преступления. См.: Бюллетень Верховного Суда РФ. - 2000. - № 4. - С. 10. . Такая аргументация представляется неубедительной, поскольку при косвенном умысле лицо также осознает общественную опасность своих действий. Сужение же вины в хулиганстве до прямого умысла приводит к различным вариантам квалификации содеянного (как преступления против общественного порядка, собственности, личности либо деяния, не являющегося преступлением) и тем самым к различным мерам уголовно-правового воздействия на виновного.

Дискуссия относительно вида умысла в хулиганстве обозначила еще одну проблему. Речь идет о новой формуле умысла, в соответствии с которой волевой момент определяется не только как психическое отношение виновного к последствиям, но и к действиям (бездействию) Критику правоприменения, при котором указывается на волевое отношение субъекта к действию (бездействию) и квалифицирующим признакам, см.: Иванов Н.Г. Принцип субъективного вменения его реализация в УК // Государство и право. - 1999. - № 10. - С. 54-55; Рарог А.И. Правовое значение разъяснений пленума Верховного Суда РФ //Государство и право. - 2001. - № 2. - C. 56.. Причем эта формула применима не только в отношении формальных, но и материальных составов. Указание на волевое отношение субъекта к деянию в законодательной формулировке видов вины снимет большинство вопросов относительно их разграничения в формально-логическом отношении. Однако за принятием такого решения должно лежать его содержательное обоснование.

Сегодняшнее же положение вещей вряд ли может устроить правоприменителей. Единственным признаком, позволяющим делать однозначный вывод о невозможности совершения преступления с косвенным умыслом, является установление в формуле состава цели преступного деяния, когда закон увязывает конкретное деяние с необходимостью наступления соответствующего результата, указывая на целенаправленность деяния, т.е. желание субъекта совершить преступление. Что касается состава хулиганства, то здесь субъективная сторона преступления никаким образом не конкретизирована, а потому нет нормативных оснований исключения того, что нарушение общественного порядка (хулиганство) может быть “побочным эффектом” другого деяния.

Проблема законодательного определения вида умысла в статьях Особенной части УК, т.е. указание на возможность привлечение к уголовной ответственности только при определенном его виде, может быть решена по схеме разграничения умышленных и неосторожных преступлений. Правда, необходимо будет учесть негативный опыт конструирования норм, содержащихся в ст. 24 УК РФ. Однако в любом случае следует дать определение косвенному и прямому умыслу в преступлениях с формальным составом.

В специальной литературе отмечается, что некоторые преступления можно совершить только с косвенным умыслом. При этом данный вывод аргументируется исключительно соображениями содержательного характера, поскольку в законе допустимость только эвентуального умысла формально никак не зафиксирована. В свою очередь исключение прямого умысла существенным образом влияет на квалификацию содеянного. Если это действительно так, то исключается состав покушения на такие преступления.

Таким образом, возможность совершения преступления только с прямым или только с косвенным умыслом предполагает отражение данного условия в статьях Особенной части УК.

12. Помимо вины при конструировании составов отдельных преступлений законодатель также оперирует понятиями мотива и цели О проблемах включения в конструкцию состава преступления мотива и цели см. также: Щепельков В. Ф. Соотношение мотива и цели преступления // Законность. - 2001. - № 4. - С. 39-40.. При этом термин “мотив” заменяется в ряде случаев на “побуждения”, “заинтересованность” и т.д. Например, в п. “б” ч. 2 ст. 105 УК РФ предусмотрена ответственность за убийство лица или его близких в связи с осуществлением данным лицом служебной деятельности или выполнением общественного долга, в п. “и” ч. 2 ст. 105 УК РФ за убийство из хулиганских побуждений, в п. “л” ч. 2 ст. 105 УК РФ за убийство по мотиву национальной, расовой, религиозной ненависти или вражды либо кровной мести, в п. “м” ч. 2 ст. 105 УК РФ за убийство в целях использования органов или тканей потерпевшего, в ч. 1 ст. 285 УК РФ за использование должностным лицом своих служебных полномочий из корыстной или иной личной заинтересованности. Вместе с тем в тексте закона определяется только вина (ст. 25 -27 УК РФ). Дефиниции мотива и цели не нашли законодательного воплощения.

В специальной литературе отмечается, что хотя мотив и цель имеют много общего, они не тождественны См.: Курс советского уголовного права. Часть общая. Т. 1. - Л., 1968. - С. 441 и далее; Наумов А. В. Российское уголовное право. Общая часть. Курс лекций. - М., 1996. - С. 229-232.. Данную мысль разделяют все авторы без исключения. Однако при комментировании отдельных статей УК, в которых признаком состава выступает цель преступления, иногда данные два понятия либо отождествляются, либо подменяются. Так, высказывается мысль о том, что хищение совершается с корыстным мотивом. Вместе с тем в примечании к статье 158 УК РФ субъективная сторона кражи представлена корыстной целью. Безусловно, в большинстве случаев мотив хищения корыстный. Но при этом не следует исключать и иных мотивов. Если лицо действует из “благих” побуждений, преследуя в том числе и цель незаконного обогащения третьих лиц, то, на наш взгляд, содеянное при наличии остальных признаков хищения следует квалифицировать по статьям УК, предусматривающим ответственность за преступления против собственности. Причем это правило подлежит распространять не только на соучастников преступления, но также и на лиц, совершающих хищение единолично.

Аналогичные суждения высказываются в комментариях к иным статьям УК РФ, в которых в качестве признака состава преступления предусмотрена цель. Представляется, что отождествление двух различных элементов субъективной стороны преступления вряд ли допустимо. Замена цели мотивом при толковании закона приводит к «декриминализации» деяний. Ведь если есть корыстный мотив, то обязательно присутствует и корыстная цель. Обратное, вообще говоря, неверно. Если лицо преследует корыстную цель, то это еще не значит, что оно действует из корыстных побуждений.

В перспективе законодателю следует закрепить определения соответствующих понятий, характеризующих субъективную сторону преступления.

13. Вторая проблема формально-логического характера, связанная с установлением мотива преступления, на которую необходимо обратить внимание при исследовании предписаний Особенной части, касается некоторых традиций толкования. Речь идет о необходимости специальных побуждений в некоторых случаях даже при отсутствии законодательно закрепленного требования их наличия. Взять, например, хулиганство. В соответствии с ч. 1 ст. 213 УК РФ оно определяется как грубое нарушение общественного порядка, выражающее явное неуважение к обществу, сопровождающееся применением насилия к гражданам либо угрозой его применения, а равно уничтожением или повреждением чужого имущества. Как видно мотив преступления в УК не конкретизирован, что дает все основания предположить возможность совершения хулиганства и из иных побуждений, например, в связи с неприязнью к потерпевшему См.: Мальцев В. Ответственность за хулиганство // Законность. - 2000. - № 7. - С. 8-9.. С формальной стороны такая логика толкования ст. 213 УК РФ безупречна. Что же касается содержательной стороны вопроса, то здесь, также не исключен вариант оценки как хулиганства деяния, совершенного не из стремления противопоставить себя окружающим. По-видимому, законодателю, если он желает предусмотреть ответственность за хулиганство как за деяние, совершенное по соответствующему мотиву, следует конкретизировать субъективную сторону преступления Предложение о конкретизации субъективной стороны хулиганства см.: Шинкарук В. М. Ответственность за хулиганство в российском уголовном праве. - Автореф…. канд. юрид. наук. - Волгоград, 2002. - С. 8.. В противном случае имеются все основания допустить вариант, при котором лицо, грубо нарушившее общественный порядок, подлежит уголовной ответственности по ст. 213 УК РФ и при отсутствии хулиганских побуждений.

2.6 Неоконченное преступление

В главе 6 УК РФ (ст. 29-31) определены признаки неоконченного преступления. Структура данного института соответствует стандартной системной логике конструирования закона. Вначале законодатель определяет понятие неоконченного преступления (ч. 1, 2 ст. 29 УК РФ, ч. 1, 3 ст. 30 УК РФ), далее устанавливает правило для его квалификации (ч. 3 ст. 29 УК РФ) и условия наступления ответственности (ч. 2 ст. 30 УК РФ). И в завершении формулируются условия добровольного отказа от преступления (ст. 31 УК РФ) О проблемах конструирования института неоконченного преступления см. также: Щепельков В. Ф. Некоторые технико-юридические проблемы применения института неоконченного преступления // Труды Санкт-Петербургского юридического института Генеральной прокуратуры Российской Федерации. № 4. - СПб., 2002. - С. 81-84. .

Таким образом, здесь определяется содержание одного из элементов основания уголовной ответственности. Если в ст. 8 УК РФ говорится о деянии, содержащем все признаки состава преступления, то в статьях главы 6 УК РФ произведено их деление на деяния, содержащие составы оконченного и неоконченного преступления. Следует отметить не совсем удачную терминологию, используемую законодателем в ст. 8 УК РФ См.: Назаренко Г. В., Ситникова А. И. Неоконченное преступление и его виды. - М., 2003. - С. 137.. Однако в соответствии с системным смыслом закона можно сделать вывод, что в ст. 8 УК РФ речь идет не только об оконченном преступлении.

1. В то же время в ст. 31 УК РФ предусмотрены предписания, которые, вообще говоря, являются в логическом аспекте избыточными (за исключением нормы о добровольном отказе пособника). Включение их в текст УК обусловлено соображениями содержательного плана. А именно стремлением отграничить преступное деяние от наиболее схожего с ним по формальным признакам, но все-таки непреступного поведения. Избыточность же этих норм следует из того, что непреступное поведение нет смысла определять. Если начатое деяние было прекращено по обстоятельствам, зависящим от лица его совершившим, то содеянное не образует состава преступления. Состава оконченного преступления нет в силу того, что действия не доведены до конца (т.е. не содержат всех признаков состава преступления, предусмотренного в статьях Особенной части), а состава неоконченного преступления нет потому что эти действия прекращены по обстоятельствам, зависящим от субъекта.

Также избыточным является и предписание, установленное в ч. 5 ст. 31 УК РФ, в котором регламентируется учет поведения соучастников при назначении наказания. Здесь предусматривается, что если организатор или подстрекатель пытались, но не смогли предотвратить доведение исполнителем преступления до конца, то предпринятые ими меры могут быть признаны судом смягчающими обстоятельствами при назначении наказания. Поскольку данным предписанием суду предоставляется право, а не устанавливается обязанность учета попытки предотвращения преступления, то в логическом аспекте данная норма является конкретизацией положения, установленного в ч. 2 ст. 61 УК РФ (при назначении наказания могут учитываться в качестве смягчающих и обстоятельства, не предусмотренные в ч. 1 ст. 61 УК РФ).

2. Конструкция неоконченного преступления тесным образом связана со смежными институтами. Здесь мы остановимся только на двух моментах этой взаимосвязи, которые, на наш взгляд, не совсем корректно решены в действующем законе.

Первый сопряжен с дефиницией покушения на преступление. Согласно ч. 3 ст. 30 УК РФ покушением на преступление признаются умышленные действия (бездействие) лица, непосредственно направленные на совершение преступления, если при этом преступление не было доведено до конца по не зависящим от этого лица обстоятельствам. Буквальный смысл выражения “если при этом преступление не было доведено до конца” не учитывает так называемых фиктивных покушений, о которых было сказано при анализе конструкции вины. В теории и на практике к покушениям относят не только не доведенные до конца деяния, но и некоторые разновидности действий при фактической ошибке. А потому ст. 30 УК РФ, на наш взгляд, необходимо дополнить предписанием-фикцией в соответствии с которым лица, ошибочно считающие, что совершают общественно опасное деяние при наличии обстоятельств, влекущих более строгое наказание, должны нести уголовную ответственность за покушение на более тяжкое преступление. Таким образом, в УК необходимо предусмотреть две разновидности покушения: покушение в собственном смысле (при котором в объективной стороне деяния по крайней мере отсутствуют последствия или не завершено действие) и фиктивное покушение (при наличии фактической ошибки).

3. Следующий вопрос формально-логического характера, на который следует обратить внимание при анализе неоконченного преступления это взаимосвязь с институтом соучастия, которая определена в ст. 31 УК РФ при регламенте добровольного отказа соучастников.

Поскольку добровольный отказ в сугубо формальном аспекте представляет собой разновидность непреступного поведения, то, соответственно, любое деяние не должно одновременно содержать признаков преступления и добровольного отказа. Согласно же ч. 4 ст. 31 УК РФ пособник преступления не подлежит уголовной ответственности, если он предпринял все зависящие от него меры, чтобы предотвратить совершение преступления. При доведении до конца преступления, совершенного в соучастии, пособник при определенных условиях может и не нести уголовной ответственности. А потому необходимо иметь в виду, что в ч. 4 ст. 31 УК РФ предусмотрено предписание исключение из общего правила, которое в содержательной части было подвергнуто критике См.: Побегайло Э. Ф. Новый Уголовный кодекс России: концепция, проблемы совершенствования // Актуальные проблемы уголовного законодательства Российской Федерации. - Краснодар, 1998. - С. 20..

Определяя критерий добровольного отказа для соучастников преступления, законодатель сделал исключение для соисполнителя О проблеме определения оснований добровольного отказа соисполнителя преступления см. также: Щепельков В. Ф. Добровольный отказ соисполнителя преступления // Законность. - 2002. - № 8. С. 31-31.. В УК РФ отсутствует специальное предписание, регламентирующее добровольный отказ соисполнителя преступления, тогда как относительно других видов соучастников такие нормы законодателем предусмотрены На необходимость регламентации добровольного отказа соисполнителя уже не раз обращалось внимание. См.: Милюков С. Ф. Российское уголовное законодательство: опыт критического анализа. - СПб., 2000. - С. 75-76; Побегайло Э. Ф. Новый Уголовный кодекс России: концепция, проблемы совершенствования // Актуальные проблемы уголовного законодательства Российской Федерации. - Краснодар, 1998. - С. 20-21.. Вероятно это можно объяснить тем, что условия добровольного отказа для лица, выполняющего объективную сторону преступления в одиночку, и лиц, совместно участвующих в непосредственном выполнении преступления, тождественны См.: Назаренко Г. В., Ситникова А. И. Указ. соч. - С. 119. .

Согласно ч. 1 ст. 31 УК РФ добровольным отказом от преступления признается прекращение лицом приготовления к преступлению либо прекращение действий (бездействия), непосредственно направленных на совершение преступления, если лицо осознавало возможность доведения преступления до конца. Именно данная норма регламентирует добровольный отказ соисполнителя, поскольку иных предписаний на этот счет нет. Грамматическое толкование вышеприведенной формулировки допускает неоднозначную интерпретацию условий добровольного отказа соисполнителя. Дело в том, что при соучастии термин “действия (бездействие)” можно понимать в двух смыслах: поведение конкретного соучастника (в нашем случае соисполнителя) и “всю сумму действий”, которые составляют объективную сторону преступления. Поэтому возникает правомерный вопрос: достаточно ли соисполнителю преступления прекратить свои действия для отказа от преступления или же ему необходимо предпринять меры для прекращения действий и других соисполнителей? Ведь возможны ситуации, когда даже при прекращении преступных действий одним из соисполнителей, другие доводят преступный замысел до конца. С другой стороны, не исключен вариант, при котором, не прекратив собственных действий по выполнению объективной стороны преступления, соисполнитель уже после их осуществления предотвращает наступление преступного результата.

Так, если термин “действия (бездействие)” в ч. 1 ст. 31 УК РФ толковать как содеянное всеми соисполнителями (деяние в целом), то при отказе от доведения “своей части преступления” до конца одним соисполнителем и условии выполнения другими (другим) соисполнителями своей части объективной стороны, приведшего к наступлению преступных последствий, есть все основания привлечь лиц, участвовавших в совершении этого преступления (в том числе и отказавшегося от дальнейших действий), к уголовной ответственности. С другой стороны, предположим, что несколько лиц договорились о совместном совершении кражи с незаконным проникновением в жилище таким образом, что первый взламывает дверь, а второй непосредственно осуществляет хищение, и при этом первый, выполнив свою часть преступления, сообщает в правоохранительные органы о готовящейся краже, тем самым предотвращая наступление преступных последствий. Тогда в соответствии с предложенным толкованием ч. 1 ст. 31 УК РФ лицо, сообщившее в правоохранительные органы о преступлении, может и не привлекаться к уголовной ответственности, поскольку преступный результат не наступил.

Если же, наоборот, термин “действия (бездействие)” в ч. 1 ст. 31 УК РФ интерпретировать как поведение конкретного исполнителя, то в первом из выше приведенных примеров лицо, отказавшееся от дальнейшего осуществления своей части преступления, нельзя привлечь к уголовной ответственности, а во втором случае действия лица, сообщившего в правоохранительные органы о готовящемся преступлении и тем самым предотвратившего наступление преступного результата необходимо квалифицировать как постпреступное поведение.

Особенность объективной стороны соучастия, связанная с тем, что деяние может состоять из действий нескольких лиц, отчасти нашла свое законодательное выражение в предписаниях о добровольном отказе пособника, подстрекателя и организатора. Здесь законодатель четко разграничил поведение отдельных соучастников и преступное деяние в целом, указав на необходимость отсутствия или допустимость наступления общественно опасных последствий для признания в содеянном добровольного отказа.

Проблемы добровольного отказа соисполнителя преступления в теории уголовного права решаются неоднозначно. Согласно одной позиции соисполнителю необходимо, как и любому другому соучастнику “изъять” из общего деяния свою часть и тем самым разрушить причинно-следственную связь между своими действиями и наступлением преступного результата. Таким образом, соисполнителю для того, чтобы отказаться от совершения преступления необходимо прекратить преступное деяние в целом. При этом не имеет значения выполнил он свою часть объективной стороны или нет. Однако в доктрине обосновывается и противоположная позиция, согласно которой соисполнителю достаточно прекратить только свои действия (бездействие) Р. Р. Галиакбаров отмечает, что практикующие юристы оценивали прекращение участником группы своих действий как добровольный отказ. См.: Галиакбаров Р. Р. Борьба с групповыми преступлениями. Вопросы квалификации. - Краснодар, 2000. - С. 33.. Кроме того можно встретить утверждение о том, что предотвращение доведения преступления до конца другим соисполнителем является обязательным только в том случае, когда между соисполнителями распределены роли См.: Питецкий В. Добровольный отказ соучастников преступления // Российская юстиция. - 2000. - № 10. - С. 38..

Следует признать, что анализ статей УК РФ, регламентирующих институт неоконченного преступления приводит к выводу о том, что для добровольного отказа соисполнителю необходимо предотвратить наступление преступных последствий. С одной стороны, в ч. 1 ст. 31 УК РФ речь идет о прекращении приготовления или покушения, а с другой логика дифференциации уголовной ответственности должна предусматривать, по крайней мере, не менее жесткие условия добровольного отказа для исполнителя нежели для других участников преступления.

Вместе с тем следует уточнить утверждение, согласно которому участник преступной группы должен предотвратить групповое преступление Галиакбаров Р. Р. Указ. соч. - С. 33.. Данное правило не может распространяться на участника преступной группы, выполнявшего роль пособника, поскольку для него законодатель сделал исключение. В отношении же других участников преступной группы данное положение применимо в полном объеме.

В перспективе, представляется необходимо более четко регламентировать добровольный отказ соисполнителя преступления. Одно из таких предложений см.: Назаренко Г. В., Ситникова А. И. Указ. соч. - С. 136. Вместе с тем не во всех предложениях по изменению норм о добровольном отказе содержится специальное предписание о соисполнителе. См.: Козлов А. П. Учение о стадиях преступления. - СПб., 2002. - С. 350.

4. Известные трудности формально-логического характера связаны с установлением структуры субъективной стороны покушения на преступление. Законодательные дефиниции и приготовления и покушения предусматривают умышленную форму вины. Кроме того, в ч. 3 ст. 30 УК РФ установлено, что “покушением признаются умышленные действия (бездействие), непосредственно направленные на совершение преступления...”. Представляется, что данная формулировка дает единственно возможный ответ на вопрос о субъективной стороне неоконченного преступления покушение возможно совершить только с прямым умыслом.

5. На практике нередко возникают проблемы установления момента окончания преступлений применительно к определенным их видам. При определении такого признака состава преступления, как действия (бездействие), законодатель использует так называемые отглагольные имена существительные См.: Тенчов Э. С., Драченов А. С. Оконченное преступление с точки зрения законодательной техники // Вопросы юридической техники в уголовном и уголовно- процессуальном законодательстве. Ярославль, 1997. - С. 6., которые в русском языке употребляются в двух значениях: процесс (действие) и(или) результат этого процесса (последствие). Отсюда часто возникает вопрос: какое из указанных значений имеет в виду законодатель?

Выбор соответствующего значения непосредственно влияет на установление момента окончания преступного посягательства, а в конечном счете на избрание мер уголовно-правового воздействия. Проблема определения момента окончания конкретного преступления частично решается за счет указания на необходимость наступления последствий (установление материальных составов). Когда состав определяется как формальный, решение вопроса о моменте окончания преступления сводится к установлению конкретного значения используемого выражения.

Относительно многих составов данная проблема и в теории, и на практике решена. Вместе с тем существует ряд статей, трактовки которых вызывают разногласия. Например, у исследователей нет единства по определению момента окончания преступления, предусмотренного в ст. 150 УК РФ. Одни считают, что вовлечение несовершеннолетнего в совершение преступления окончено в том случае, если несовершеннолетний выполняет деяние, образующее состав преступления См. Иногамова-Хегай Л. В. Конкуренция уголовно-правовых норм при квалификации преступлений. - М., 2002. - С. 97.. Другие полагают достаточным совершения действий, направленных на вовлечение несовершеннолетнего в совершение преступления. Удалось или нет вовлечь несовершеннолетнего в совершение преступления, не влияет на квалификацию содеянного как оконченного преступления или не завершенного по обстоятельствам, не зависящим от виновного См.: Российское уголовное право. Особенная часть / Под ред. д. ю. н., проф. М. П. Журавлева и к. ю. н., доц. С. И. Никулина - М., 2000. - С. 138; Комментарий к Уголовному кодексу Российской Федерации. - Ростов-на-Дону. - 1996. - С. 339. Верховный Суд РФ в п. 8 постановления Пленума «О судебной практике по делам о преступлениях несовершеннолетних» занял позицию, согласно которой преступления, предусмотренные ст. 150 и 151 УК РФ, считаются оконченными с момента вовлечения несовершеннолетнего в совершение преступления либо антиобщественных действий независимо от того, совершил ли он какое-либо из указанных действий. См.: Бюллетень Верховного Суда РФ. - 2000. - № 4. - С. 10.. Отдельные авторы предлагают считать это преступление оконченным с момента, когда несовершеннолетний дал согласие на совершение преступления См.: Комментарий к Уголовному кодексу Российской Федерации. Под общей ред. Ю. И. Скуратова и В. М. Лебедева. - М., 1996. - С.321; Кладков А., Суспицына Т. Вовлечение несовершеннолетнего в совершение преступления и иных антиобщественных действий (ст. 150, 151 УК РФ) // Уголовное право. - 2002. - № 3. - С. 27..

Высказываются различные позиции относительном момента окончания контрабанды при вывозе товара. Ряд авторов считает, что данное преступление окончено с момента подачи декларации См.: Лопашенко Н. А. Преступления в сфере экономической деятельности: понятие, система, проблемы квалификации и наказания. - Саратов, 1997. - С. 218; Горелик А. С., Шишко И. В., Хлупина Г. И. Преступления в сфере экономической деятельности и против интересов службы в коммерческих и иных организациях. - Красноярск, 1998. - С. 100-101., другие полагают оконченной контрабанду на момент перемещения товара через таможенную границу См.: Рогатых Л. Ф. Квалификация контрабанды. - СПб., 1999. - С. 30; Российское уголовное право. Особенная часть / Под ред. д. ю. н., проф. М. П. Журавлева и к. ю. н., доц. С. И. Никулина - М., 2000. - С. 212-213..

В целом проблема той или иной трактовки используемого в диспозиции статьи термина, должна решаться законодателем на единообразной основе. Одним из вариантов можно предложить определение в тексте УК отглагольных имен существительных. В противном случае неустранимые сомнения в толковании следует разрешать в пользу виновного, максимально отодвигая момент окончания преступления. В нашем случае при возникновении сомнения под отглагольным именем существительным следует понимать не только процесс, но и его результат.

6. Определенные сложности установления момента окончания преступления возникают при применении уголовно-правовых норм, формулировки которых предполагают совершение преступлений в отношении нескольких (одного) предметов или против интересов нескольких (одного) граждан либо юридических лиц См.: Тенчов Э. С., Драченов А. С. Указ. соч. - С. 10.. Речь идет, в частности, о составах преступлений, предусмотренных в ст.ст. 136, 137, 170, 198 УК РФ и др. Истории известен случай, когда после статута английского короля Эдуарда VI, устанавливающего уголовную ответственность за кражу лошадей, был принят другой статут, карающий за кражу одной лошади. См.: Коган В. М. Логико-юридическая структура советского уголовного закона. - Алма-Ата, 1966. - С. 26. Определение момента окончания таких преступлений является частью более общей проблемы - законодательного установления состава преступления.

Поднимаемый вопрос далеко не праздный. На практике вызывает известные разногласия применение ст. 198 УК РФ, в которой указывается якобы только на один вид налогов См.: Карпочев И. Ответственность за налоговые преступления // Законность. - 2003. - № 3. - С. 34-35.. Если же заменить в ч. 1 ст. 198 УК РФ слово “налога”, на “налогов”, то буквальный смысл вновь полученного предписания будет исключать уголовную ответственность за уклонение от уплаты одного налога в крупном размере. Поэтому автоматическая замена единственного числа на множественное не снимет проблемы. Представляется, более удачным решением будет указание наряду с единственным и множественного числа налогов. Такое решение применимо и к другим диспозициям норм закона.

7. Известные трудности возникают при разграничении оконченных и неоконченных преступлений с альтернативными составами, в которых деяние (действие, бездействие) включает несколько составляющих, и при этом наличие одной из них достаточно для признания в содеянном состава преступления О проблемах признания оконченными преступлений с альтернативными составами см. также: Щепельков В. Ф. Квалификация преступлений с альтернативными составами // Российская юстиция. - 2001. - № 10. - С. 71..